Сергей Самаров - Антишулер
— Ровно в семнадцать ноль-ноль жду тебя в этом же кабинете, — пообещал полковник…
20
До палаты я добрался самостоятельно, удачно избежав помощи Алексея Васильевича, поймав момент, когда он над чем-то глубоко задумался, наморщив лоб. Пользовался при этом «костылем», который сам придумал, хотя и не успел запатентовать. То есть я держался двумя руками за «каталку», неторопливо катил ее впереди себя и сам за ней шел. Такой способ передвижения оказался мне вполне по силам.
Ирина сидела на табурете рядом с моей кроватью, читала книгу.
— Ой, что же меня не позвали! — возмутилась она. — Как ты один дошел?
— Пешком… Я на весь город кричал, ты не услышала, — соврал я.
И тут же заметил в изголовье своей кровати прилепленную иконку Богоматери. Догадался, кто постарался, но ничего не сказал и в кровать сел без посторонней помощи, жестом остановив персональную сиделку. Это уже было делом принципа. Она рвалась помогать, но я знал лучше, чем она, свой организм и понимал, что чем больше я буду шевелиться, тем быстрее встану на ноги. Это в возрасте людям отдых требуется. Молодой организм иначе устроен. Молодому организму необходимо, чтобы кровообращение было постоянным и активным. Движение — жизнь.
Но пока мне не движение было необходимо, а как раз неподвижность. Мне необходимо было подумать, вспомнить все, даже самые незначительные мелочи, чтобы помочь Алексею Васильевичу. А помочь ему мне отчего-то очень хотелось. И я прямо сообщил Ирине об этом:
— Извини, меня товарищ полковник сильно озадачил, и мне необходимо серьезно подумать, чтобы кое-что вспомнить. Если можно, я лягу и просто глаза закрою.
Она все поняла и совсем не обиделась. Догадалась, что беседа с полковником ФСБ может любого заставить задуматься. Даже такого легкого человека, как я.
— Я сейчас только «каталку» отвезу и принесу стойку для капельницы. Я тихо. Не помешаю. Доктор прописал тебе капельницу ставить. Я сама после ужина и поставлю. Мне доверяют. Я стойку поставлю и выйду. Мешать не буду. Я бегом… По-спортивному…
— Спортсменка, — сказал я одобрительно. — Ты когда-нибудь спортом занималась?
— В детстве. Фехтованием. У меня хорошо получалось. Ну, я побежала.
Я только кивнул, и она заскрипела колесами «каталки». Странно, когда я до кровати добирался, каталка так не скрипела. Или просто я в свои мысли был погружен и не слышал, или она не так катит.
Улечься на кровати оказалось делом даже более трудным, чем улечься на «каталку». Наверное, потому что кровать в середине, куда я обычно садился, была продавлена многими другими более тяжелыми больными, и отсутствовала удобная опора для рук. И все же я улегся без посторонней помощи. Сразу постарался отключиться и не слушать разговоры ментов в палате, хотя разговаривали они не слишком громко. Каждый старательно изображал страдальца и тихим голосом жаловался соседям — слушать противно. Я только накануне вечером, наблюдая за этими ментами-страдальцами, вспоминал, как нас с первых дней готовили в спецназе ГРУ. Жестко готовили, чтобы боец мог не обращать внимания не только на боль поверженного противника, но и на свою собственную боль, чтобы он не испытывал страха от вида собственной крови, чтобы это только возбуждало его и давало новые силы. Там мужчин «делали», а не ментов…
Слушать чужие разговоры мне не хотелось, тем более разговоры о болячках, и я отключился. Благо отключаться от внешнего шума я умел хорошо. Этому и спорт научил, когда видишь на ковре только противника. И карточный стол, когда ни на что, кроме необходимого, не отвлекаешься, иначе просто забудешь самое простое — даже то, в каком порядке перед очередной раздачей легли карты в колоду, а это обязан любой настоящий игрок помнить.
И стал вспоминать. Я взял у полковника Сапрыкина на раздумья и воспоминания целый день. Но результат появился почти сразу, потому что неувязки в поведении Баринова сразу выплыли на поверхность. И, в дополнение к ранее осмысленному, я вспомнил реакцию Баринова на мою попытку положить выигранные деньги, которые у меня из карманов чуть не сыпались, в его знаменитый серый «дипломат». Баринов проявил удивительную для него ловкость, чтобы не допустить этого. Я могу предположить, что он сказал правду, будто в «дипломате» были важные документы. Но почему тогда он эти документы оставил под вешалкой в доме Рамазана, когда собирался уезжать? Неувязка была настолько вопиющей, что я сам себе удивился — как раньше не обратил на это внимания.
Несомненно, полковника Сапрыкина этот факт мог заинтересовать. Должно было заинтересовать его и другое. Парни, которым Баринов потом передал «дипломат», по словам директора, должны были ехать с документами в Магнитку. Но уже на следующее утро один из них с пистолетом в руках проник в мою квартиру. Таким образом, если мои подозрения верны, то получается, что убить меня собирались вовсе не из-за моего выигрыша, хотя такие деньги бандитов тоже могли бы заинтересовать и наверняка заинтересовали. Убить меня должны были потому, что я был свидетелем передачи «дипломата» Бариновым парням из «Москвича». А что там было, в «дипломате»? Свидетелем чего я оказался, если даже не видел, что внутри находится? Значит, Баринов мог заподозрить, что я могу сообразить и где-то сболтнуть. Что я мог сообразить? Кому я мог сболтнуть? Что за перестраховка такая, что возникает необходимость свидетелей убирать? Свидетелей убирают только в очень серьезных случаях. А куда уж более серьезный случай, чем ограбление сейфа Рамазана в его же доме? Уголовные авторитеты привыкли сами грабить и очень не любят, когда грабят их. Это наносит болезненный удар по их самолюбию. Мало того, что воры, попавшись, получили бы сроки. Их бы просто уничтожили на «зоне» по одной «маляве»[12] Рамазана.
Но ведь Баринов постоянно находился за карточным столом рядом со мной!
И что? «Дипломат» Баринову перед самым нашим отъездом передал Арканов. Баринов ждал, что ему принесут «дипломат», и именно потому не хотел брать меня с собой, хотя сам же меня и привез!
А для чего он, собственно говоря, сделал это? Я убедился, что определить шулера он и сам может неплохо. В картах Баринов толк знает. И сам мог даже подсунуть лишнюю карту, чтобы пригласить антишулера. А зачем? Ответ показался очевидным. Необходимо было сконцентрировать общее внимание вокруг карточного стола. Как такого добиться? Только очень крупной игрой. Чрезвычайно крупной, даже для денежных людей. Сам Баринов, в одиночку, создать крупный банк не мог. Не хватало у него умения одному обыграть всех. Возможно, без его умелой сдачи и я бы не сумел такой банк создать. Но сдавал Баринов хорошо. И банк поднялся. И все внимание было, как и предполагалось, сконцентрировано вокруг карточного стола. Это давало возможность вору, которым был скорее всего сам Арканов, действовать без опаски. И он действовал. Кроме того, кажется, человек именно с голосом Арканова звонил мне по телефону, когда я поставил условия Баринову. Мне еще тогда показался голос знакомым. Но я слишком мало знал Арканова, чтобы утверждать это точно. Но доступ к сейфу мог иметь именно он.
План был хорош и был реализован блестяще. Прокол случился только в одном месте. Появился свидетель непонятной операции. И свидетеля этого было необходимо убрать.
Но это значит, что меня в любом случае попытаются устранить, если дело не будет раскрыто. Организовать несчастный случай, который не вызовет подозрения, не так, в принципе, и сложно. И сбежал я, выходит, не напрасно, не доверяя компании Баринова. И вся надежда моя в этой сложной ситуации была на полковника Сапрыкина.
Ирина принесла стойку для капельницы. Только стойку, больше ничего. Я открыл глаза.
— Полковник Сапрыкин уехал?
— Уехал.
— Найди мне телефон, нужно позвонить ему.
Она молча вытащила трубку из кармана и протянула.
— Помоги в коридор выбраться.
Я уже не стремился передвигаться самостоятельно. Вдвоем мы вышли в коридор, и я уселся в то самое кресло в холле перед выключенным телевизором, где уже сидел сегодня. Рядом никого не было. Я хорошо запомнил два телефонных номера, что дал мне полковник еще в Моздоке перед расставанием. Один московский рабочий, второй сотовый. Набрал я, естественно, сотовый, потому что до Москвы, как мне показалось, полковник меньше чем за час добраться не успел.
Алексей Васильевич ответил сразу.
— Слушаю, Сапрыкин. Кто это?
— Это Высоцкий, товарищ полковник. Я разобрался с ситуацией. И, кажется, могу назвать вам основных действующих лиц этой истории. Сможете подъехать?
— Еду. Возвращаюсь. Я еще рядом.
— Жду вас на этаже в холле.
Нажав кнопку отбоя, я отдал трубку Ирине.
— Большие секреты? — спросила она.
— Нет. Просто я понял, за что меня хотели убить, и, наверное, даже понял, кто именно.
