Сергей Самаров - На войне как на войне

— Захватов?

— Захватов.

— Разницы между нами не делаешь?

— Ее нет. Ты чуть получше, как человек. Как мужчина получше. Он сволочь откровенная. Но и он приговорен.

— Кем?

— Он парней прислал со мной, чтобы меня потом за тобой «отправить».

— Если я тебе заплачу, ты не откажешься от своего дела?

— Нет.

— Я так и думал. Но я тебе все равно заплачу. Сколько он за меня дал?

— Тридцать «штук» баксов.

— Хорошо оценил. Уважает. Я тебе за него пятьдесят выплачу. Многовато, но это не от уважения, а от презрения к нему.

— Они у тебя с собой?

— Нет.

— Тогда не успеешь.

— Сам возьми. Телефон есть?

— Есть.

— Дай позвонить.

— Проходи, — показал я рукой и посторонился. Таманец когда-то занимался борьбой. Я ждал, что он попытается за свою жизнь постоять. Но он прошел от меня в десятке сантиметров и ничего не предпринял. Это показалось странным.

— Трубка на подоконнике.

Он взял трубку сотовика. Набрал номер.

— Алло, Люся... У матери все в порядке. Разобрался. Я чуть-чуть задержусь. Что? Больше ничего не сказали? Ладно. Через полчасика к нам человек зайдет. Небритый такой, но красивый. Передаст тебе ключ. Его в квартиру не пускай. Возьми из сейфа пятьдесят тысяч «зеленых». Отдашь ему. Поняла? И без разговоров. Так надо. Это дела... Да. Попозже. Может быть, очень поздно... Все. Пока...

Он положил трубку и посмотрел на меня.

— Джип расстреляли твои?

Я отрицательно покачал головой. И даже не добавил, что не мои, но по моей наводке.

— Нет. Это парни Захватова. Которые будут в шашлычной.

— Еще раз позвонить можно?

— Звони.

Он опять набрал номер.

— Это я. Да. Я уже знаю. Эти парни и будут в шашлычной. Не выпускать. Нет. Мне сейчас не до того. Другие проблемы. Все. Работайте.

Трубку он положил на место. И долго стоял, повернувшись ко мне спиной. Смотрел в окно. С городом, что ли, прощался? Потом повернулся.

— Вот ключ, — положил аккуратный фирменный ключ рядом с трубкой. — Передашь жене. Она тебе заплатит за Захватова. Надеюсь, ты в него не промахнешься. Ты же, Захватов говорил, ни разу ни в кого не промахнулся...

— Обычно я стреляю недурно.

— Ладно. Стреляй. Стреляй в меня недурно...

Я достал из-за спины оба пистолета. Поднял их и не мог оторвать взгляда от глаз Таманца. В них уже не было ни испуга, ни злобы. Только бесконечная, как ночное небо, тоска.

— Ты минуту назад мог напасть на меня. Почему не напал?

— Все равно я с тобой не справлюсь. И еще — справедливо это. Пора уже... Устал я. От себя устал. От окружения устал. А оно не отпустит. И чем дальше, тем хуже. Ты не поймешь этого. Окружение — это не люди. Это атмосфера, в которой живешь, которой дышишь... Ладно. Стреляй. Извини, я смотреть не могу. Боюсь...

Он зажмурился.

Я выстрелил. Две пули в лоб. Одна в сантиметре от другой. Потом подтер за собой все отпечатки пальцев, забрал сотовик и ключ, который Таманец оставил. Выключил магнитофон. За пятьюдесятью тысячами баксов зайти стоит. На ловушку это не походит. Это и правда похоже на плату. Таманцу естественно заплатить за смерть Захватова.

Я помылся под краном, старательно стирая с себя водочный запах. Достал из сумки флакон мужской туалетной воды «Рету» и обильно полил себя. Приятный горький запах. Умеют французы уловить в запахе характер настоящего мужчины. После этого оделся и вышел. Пистолеты оставил на подоконнике в подарок следственным органам. Уже на лестнице почувствовал, что, кажется, приближается приступ. Это неприятно. Совсем не вовремя.

Таня ждала меня в машине. Уже успела переодеть милицейскую рубашку на свою привычную блузку, под которой удобно прятать пистолет, но осталась в форменной юбке. С места машина тронулась, едва я успел сесть.

— К дому Таманца.

— Куда? — удивилась она.

— К дому Таманца. Я получил новый «заказ». От него.

Она ударила по тормозам.

— Я понимаю, что у него жена — первая стерва города. Но я не думала, что ты убиваешь женщин.

Вот как она поняла...

— Таманец мертв. Он позвонил жене и велел ей выдать красивому небритому мужчине пятьдесят тысяч баксов. И даже ключ от сейфа мне доверил. Но просил не пускать этого мужчину в дом. Очевидно, это ревность покойника.

— Это знание своей жены. Она сама с любым свежим покойником переспит, Коллекционерша. За что он тебе заплатил?

— За Труповоза.

Она хмыкнула. Женщине трудно уловить мужскую логику. Даже такой женщине, характеру которой многие настоящие мужчины позавидовать могут. Но поехала через двор к нужному дому. Весь путь — две минуты, и только потому, что приходится по внутренностям дворов кружить.

— Когда я был у Таманца в гостях, его жена отдыхала где-то в Испании. Что она из себя представляет? У тебя есть о ней сведения?

Я сказал и поморщился. Боль в глазах и в голове нарастала. Таня не могла это не заметить.

— Приступ?

— Только начинается. Мне было жалко Таманца. Видимо, из-за этого я понервничал. Вот и последствия...

— Может, не надо никуда ходить? Плевать на эти деньги... Бизнесом ты не занимаешься, а на жизнь тебе и так хватает.

— Я тебе задал вопрос.

Чертова головная боль... Так быстро нарастает... Да и приступу наступать рано. Только два дня прошло со времени последнего. Черт! Даже думать тяжело! Неужели это не просто привычные симптомы? Неужели начал плавать осколок около мозга? Тогда совсем дело паршиво. Меня предупреждали, что это со временем возможно... Но резь в глазах? Резь — это привычно. Это приступ...

— Рассказывай быстрее, — я почти прорычал.

— Что про нее рассказывать... Стерва первостатейная. Сверхжадная. Она из хорошего спортивного парня, чуть-чуть балующегося фарцовкой, сделала то, что потом стало Таманцем. И дурит его при этом на каждом углу. Но выглядит она, признаюсь, хорошо. Лучше меня. Тебе понравится.

Головная боль... Головная боль...

А у Тани одно на уме...

— Она не понравится моей голове. Я потому спрашиваю, что мне неприятно было идти сразу после выполнения «заказа», — откуда только взялись у меня силы улыбнуться чуть покровительственно и успокаивающе. — Нехорошо себя чувствовал. Виноватым. Все-таки Таманец не самый поганый парень был. Но на такую, какую ты нарисовала, я с удовольствием принял бы новый «заказ». Хотя тебе и претит убийство женщины...

Она остановила машину у соседнего подъезда.

— Сходи. Только возвращайся быстрее. Не забудь про свою голову.

— Голова сама не даст про себя забыть. Я открыл дверцу.

— Подожди. Оружие ты там оставил?

— Конечно.

— Возьми. — Она протянула мне свой пистолет. В темноте я не увидел модель, но по легкости и громоздкости рукоятки понял, что это «глок». Эта «дура» мне в кобуру не полезет.

Я сунул пистолет за пояс на спине, рядом с кобурой, взял сумку и пошел. И с каждым шагом приближался ко мне приступ. Торопливо приближался, становясь все ощутимее по весу и боли.

Почти ничего не соображая, я добрался до нужной двери, перед дверью протер полой рубашки ключ, чтобы не было на нем моих отпечатков. Сам ключ положил в раскрытую ладонь. После этого позвонил. И даже не увидел, что за женщина открыла мне дверь.

— Заходите, — сказала она вопреки наставлениям покойного мужа. — Заходите, заходите... — поторопила.

Я переступил порог. Не припомню, когда в последний раз у меня была такая сильная боль. Вообще не было такой сильной и так стремительно наступающей.

Я протянул ключ.

— Проходите, небритый красивый мужчина. Чай или кофе? Есть хороший коньяк. Я его из Франции привезла. Настоящий.

— Мне некогда... — Я поднял глаза и увидел только большие ледяные озера, не способные, несмотря на присутствие льда, охладить в жару. Лица не разобрал.

— Как хотите...

Она прошла в квартиру. Вернулась довольно быстро. Протянула мне пять пачек, стянутых резинками.

— Считать будете?

Я бросил пачки в сумку и торопливо вышел из квартиры. Ледяные озера, должно быть, недоумевали, но я не видел этого. И, вопреки осознанию своей боли, я почувствовал, как они провожают меня до поворота лестницы. Кажется, меня уже зашатало.

— Красивый небритый мужчина... — последняя фраза звучала оскорблением. — «Уколотый» ты, что ли?

Вероятно, у меня в самом деле взгляд «уколотого». Это хорошо, что меня приняли за наркомана. Таманец крупно замешан на наркоте. Поставляет «дурь» во все Поволжье. И его жена должна это знать. Она сочтет, что я приходил по этому делу. Значит, когда ее будут допрашивать, она не упомянет про меня. Связь с наркотой — это конфискация имущества. Сообразит.

Я добрел до машины, удивляясь, что еще пытаюсь анализировать ситуацию. Дверцу открыла Таня, потому что у меня не хватало сил. Усевшись, протянул ей сумку и попросил:

— В целлофановом пакетике порошки...

Она нашла быстро. Запить порошок было нечем. Я просто разорвал упаковку и высыпал содержимое себе на язык. Практика у меня есть. Когда-то в Анголе доводилось таким же образом глотать даже очень горькую хину.