Александр Тамоников - Рота уходит в небо
— Высота! Слушаю тебя, дорогой, говори! Восторженный на связи. Как у вас дела? Высота? Слышишь меня?
— Слышу, Восторженный, слышу.
— Доложи обстановку.
— Обстановку? Слушай! Сводная рота, усиленная взводом спецназа и мотострелковым взводом, осуществляла контроль за проходом через так называемые Косые Ворота, имея задачу…
— Высота, ну зачем ты так? Со злобой и обидой?
— Ладно, Восторженный. В общем за время ожесточенных боев с многократно превышающими силами противника рота понесла столь серьезные потери, что как подразделение перестала существовать. Мне удалось отправить по маршруту, который вам известен, всех тех, кто мог еще как-то передвигаться. Ведет их наш нерусский друг. Боевые машины уничтожены. На Большой высоте целый только я один. Егоров тяжело ранен, в лазарете умирает остальной личный состав, включая всех офицеров. Капитан Ланевский и его ребята из Н-го полка пали смертью храбрых, все. Сообщите их командованию. Возможности продолжать оборону я не имею. Вот такая обстановка, Восторженный.
— Понятно, – комбат тяжело вздохнул, – эх, еще бы часов пять продержаться. Помощь-то идет.
— Она бы и успела, отправь ее пятью часами раньше. Да что об этом говорить?
— Какое решение принял?
— Единственно возможное. При подходе боевиков на расстояние огневого контакта вызвать огонь дивизиона на себя. Другого решения, в данной ситуации, я не вижу.
— Понятно.
— Одна просьба, Восторженный.
— Слушаю тебя, Высота.
— Через полчаса продублируйте команду дивизиону накрыть высоту. Если я вдруг лишусь связи.
— Хорошо, сделаю.
— Тогда прощай, Палыч!
Сгруппировавшись в боевые порядки, боевики, особо не укрываясь, двинулись с трех сторон на беззащитную теперь высоту. Они шли уверенно, отборными силами. Разный сброд был брошен в огонь раньше, а сейчас шли матерые – пожинать лавры победы. Расстояние неуклонно сокращалось. Несколько раз вздрогнув, затих, вытянувшись, Егоров. Далее по траншее застыли в разных позах те, кто еще вчера был его подчиненными и жил надеждой, что им помогут, спасут. Не помогли, не спасли.
Доронин вызвал дивизион:
— Гром, я – Высота, как слышите?
— Слышим, Высота.
— Дайте мне вашего Первого.
Прошло около минуты, пока на связь не вышел командир артдивизиона:
— Первый на связи.
— Первый! Я – Высота. Мои координаты… сектор «А». Вызываю огонь на себя, вызываю огонь на себя. Как поняли?
Несколько секунд замешательства.
— Координаты… сектор «А», огонь на себя. Так? – спросил глухой голос комдива.
— Так точно!
— Другого выхода нет?
— Нет.
— Выполняю.
Доронин отключил связь, отшвырнул ненужную теперь рацию. Закурил. Поднял глаза, посмотрел на небо, которое вдруг стало необыкновенно чистым. Стих и ветер.
Гортанные голоса приближались. Среди них проскальзывала и родная русская речь. Боевики были наверняка довольны, не встретив сопротивления, и торжествовали победу. Рано торжествовали. Послышался еле уловимый, но уже знакомый шелест, и высота содрогнулась от взрывов. Снаряды разрывали в клочья все, и человеческие тела, и бревна брустверов, и даже камни, превращая все в пепел.
Доронин почувствовал удар, в глазах вспыхнул огненный шар, тут же разлетевшийся на тысячу осколков, и он провалился в глубокую черную бездну…
…И вдруг наступила тишина. Едкий пороховой дым стелился плотным, темным туманом над искореженной высотой. Легкий весенний ветерок не мог справиться с плотной дымовой завесой, смешанной с отвратительным запахом смерти. Только вершины гор, ставшие случайными свидетелями жесточайшей битвы, гордо возвышались над местом боя, недосягаемые ни для темно-серого смрада, ни для человеческого страдания. Они покрылись ярким, весенним нарядом и красовались на фоне чистейшего, безоблачного неба. Им, как и тем, кто развязал это дьявольское безумие, было совершенно безразлично то, что произошло там, внизу. По обоим склонам в самых неестественных позах лежало множество людей, вернее, то, что от них осталось после массированного артобстрела. В одной из воронок, наполовину присыпанный землей, с открытыми, полными навечно застывшей болью глазами, нашел свое последнее укрытие старший лейтенант Доронин. Рядом, на расстоянии протянутой руки, догорал обезображенный до неузнаваемости труп капитана Егорова. И чуть поодаль почти весь личный состав. Погибший, но не сдавший своих позиций, выполнивший до конца свой воинский долг. А метрах в десяти, не далее, – уничтоженный враг. Смерть смела все, что разделяло их при жизни, – идеологию и вероисповедание, национальность и возраст. Смерть в одно мгновение уравняла всех. И сейчас они лежали с одинаково искаженными от боли и ненависти лицами, с оружием в руках, в непосредственной близости друг от друга. Русский и белорус, чеченец и араб. Солдат Отчизны и платный наемник. Они уже не были врагами. Все они стали жертвами одной ВОЙНЫ, одной политической схватки, цель которой – ВЛАСТЬ. А дым горящих камней, земли и человеческих тел постепенно поднимался ввысь, туда, к неприступным и равнодушным вершинам, унося с собой души погибших. Поднимался, чтобы там, надо всем живым, раствориться в чистом небе, в котором уже стали собираться в стаи стервятники. Они парили, кровожадно всматриваясь вниз, где на безымянной высоте у Косых Ворот погибло сводное подразделение. Погибла рота специального назначения.
Уходящий отряд остановился, услышав раскаты взрывов, слившиеся в монотонный грохот. Все поняли, что произошло. У кого-то на глаза навернулись слезы, но ребята скрывали их. Шах несколько секунд стоял молча, как бы отдавая последние почести погибшим. Затем он резко повернулся:
— Вперед, быстрее.
Раненые медленно, хромая двинулись дальше, благо начался пологий спуск.
Колян, увешанный магазинами с патронами, с пулеметом на плече, угрюмо плелся сзади. В нем кипела злость и ненависть к врагу, безмерная жалость к тем, кто навечно остался на высоте. Обида на всех, и на себя в том числе. По сути дела, их выбили с опорного пункта, заставили отступить, и без разницы, что действовал против них противник, многократно превышающий роту по численности. Факт оставался фактом, и Николай испытывал чувство стыда.
Отряд вынужден был делать частые остановки, все же шли раненые. Колян занимал оборону где-нибудь сзади и ждал, когда движение возобновится.
Пройдя в таком режиме часа три, на одном из привалов Шах обнаружил признаки преследования. Получилось это так: чеченец подошел к Коляну, который залег за одним из валунов, взобрался рядом с ним на небольшой выступ и стал рассматривать местность в бинокль. Смотрел он долго. Потом спрыгнул.
— Николай?
— Я!
— Нас преследуют.
— Да? И далеко?
— Отсюда километров пять-шесть, – как истинный горец, Шах умел ориентироваться в горах и определять расстояния, – а это значит, что через час-полтора они будут здесь. На сколько мы сможем уйти? – рассуждал вслух чеченец. – Километра на два, а через полтора кончится спуск и откроется плато. Выходить на него, имея «хвост», равносильно самоубийству. А нам надо пройти это открытое пространство и укрыться в лесу за ним. Но сделать это мы не успеем. Здесь спрятать наш отряд невозможно. Остается что? Или всем принимать бой и драться до последнего, или остаться кому-нибудь одному, хорошо укрепиться, чтобы хотя бы минут на тридцать-сорок задержать погоню. Тогда люди сумеют пройти плато и войти в лес. А там до федералов недалеко, боевики в «зеленку» не сунутся. Да, одно из двух. Третьего не дано.
Николай слышал эти рассуждения и соглашался с Шахом. Тот был прав на все сто.
— Ты вот что, Николай. Оставь пулемет, боеприпасы и веди людей дальше. Вот карта, здесь обозначен маршрут.
— Ага! Если бы я еще че понимал в твоей карте. Я уж точно уведу отряд куда-нибудь в Тмутаракань, как Сусанин. К тому же ты ранен. Нет уж, Шах, веди ребят ты. Я останусь, только дай пару гранат? И помоги позицию выбрать.
Шах внимательно посмотрел на Николая. Тот был спокоен.
— Хорошо, побудь пока тут.
Чеченец осмотрел округу, выбрал место, позвал Николая.
— Вот здесь, между камней, оборудуй «гнездо», настели веток, валун прикрой. Сверху тебя не обойти. Левый склон и тропу ты контролируешь полностью, немного вершина скрыта, но ты не допускай туда врага. Стреляй экономно. Выдержав сорок минут, отходи. Сзади тебя по тропе валуны, так и отходи – от валуна к валуну. На плато не выходи. Кончится гряда, слева пойдет балка – рви туда, только держись все время правее, ориентир – высокая сосна на противоположном краю плато, если смотреть от начала балки. Короче, обойдешь плато и недалеко от сосны – замри. Выйдем к федералам – тебя найдут. Понял?
— Че не понять? Ты гранаты-то дай?
Шах протянул две «Ф-1».
— И это, Шах, там в отряде пацан один, Ветров фамилия его, ты уж присмотри за ним, если че, ладно? И вот еще, на, Доронин передал фотографию, его последнее письмо на обороте, ее надо в часть доставить, старшему лейтенанту Чиркову. Сделаешь?
