Мои друзья головорезы - Андрей Михайлович Дышев
– Я потрясен, – ответил я.
– Это естественно. Ты полагал, что в истории с золотом играешь самую сложную и яркую роль. Ты полагал, что перехитрил всех. Я прав?
– Отчасти.
– Почему же отчасти?
– Потому что ты просчитался в главном. Ты заглотил такой крючок, с которого не только не сможешь сорваться. Этот крючок распорет все твои поганые внутренности.
– Ты груб, – после недолгой паузы произнес вьетнамец. – Впрочем, ты не сильно задел меня.
Он взглянул на массивные каминные часы, встал, взял мешки с золотом и спрятал их в тайник.
– Итак, подведем итоги, – сказал он, садясь на прежнее место. – Оперативная группа будет здесь с минуты на минуту. Я вызвал ее сразу же, как ты расстрелял своих подельников. Пришел твой черед разделить их участь. По моей легенде ты, убив Влада и Анну, ужаснулся тому, что содеял, и покончил с собой. Заурядная криминальная разборка. Следователю не придется слишком ломать голову, потому как, во-первых, все ясно и без комментариев, а во-вторых, руководить работой бригады будет сам Павел Григорьевич.
– Ты ловкая тварь, – произнес я. – Не могу удержаться, чтобы не плеснуть в твою поганую харю шампанское.
Это был чистейшей воды экспромт, но я ведь живой человек и имею право на эмоции. Схватив бокал, я грациозным движением отправил его содержимое в лицо вьетнамцу. Тот не успел отвернуться. Волна шампанского красиво разбилась о тонкий нос, выпуклые скулы Нгуена, разлетелось во все стороны белыми брызгами и шипящей пеной спозло по подбородку на шею.
Вьетнамец, сузив и без того узкие глаза, выдернул из-под "сентинела" платок, медленно провел им по лицу и поднял револьвер.
– Повернись в профиль, – сказал он, едва разжимая тонкие губы.
– Так? – спросил я, слегка поворачивая голову.
– Так, – ответил он и выстрелил.
С ветки пальмы вспорхнули попугайчики. Едкий дым с кислым запахом пороха заклубился над столом. Мелодично звякнул бокал. Вьетнамец окаменел.
– Промазал? – сочувствующе спросил я.
Он выстрелил еще раз, еще. От звонких щелчков у меня заложило ухо.
– Ладно, хватит, – сказал я, снова садясь на стул. – Я забыл тебя предупредить, что револьвер заряжен холостыми. Ты мне напоминаешь свинью под дубом из басни. Морду можешь поднять и посмотреть наверх?
Клянусь, наступило одно из самых приятных мгновений в жизни, которое может оценить лишь истинно творческая личность, скажем, режиссер на премьере спектакля, произведшего фурор, или художник, выставивший на обозрение скандальное полотно…
Вьетнамец, все еще направляя ствол "сентинела" в меня, с опаской приподнял голову и исподлобья глянул на балкон. Влад, опершись грудью о перила, кажется, делал наезд, и объектив видеокамеры плавно вращался, выдвигая вперед линзы. Он прав, лицо, искаженное неподдельным шоком, лучше снять крупным планом. Анна, стоя радом с Владом, держала на уровне бедра "калашников", направляя ствол во вьетнамца. Одежда моих друзей, выпачканная в томатном соке, уже успела подсохнуть, и "кровавые" пятна выглядели уже не правдоподобно.
– Садись, Нгуен, садись, – сказал я вьетнамцу. – Сейчас начнется самое интересное. Сейчас я расскажу тебе о настоящем искусстве обмана.
– Снято! – сказал сверху Влад и опустил камеру.
Вьетнамец с окаменевшим лицом медленно оседал на стул. Землистого цвета кожа напоминала маску. Казалось, что он следит за мной сквозь узкий разрез в прицельной планке, спрятавшись внутри каменного сфинкса.
Напряжение ослабевало. Я стал чувствовать усталость. Скрипя ступенями, Анна спускалась с балкона. Влад, опустившись на корточки, вынимал из камеры кассету.
Я напрасно расслабился. Вьетнамец вдруг сделал какое-то едва уловимое движение рукой, и пустой бокал полетел мне в лицо. Удар в лоб был настолько сильным, что я вскрикнул от острой боли и схватился руками за лицо. Перед глазами потемнело. Ослепший на мгновение, я интуитивно вскочил на ноги, чтобы отойти от стола назад, но не успел даже отодвинуть от себя стул. Вьетнамец пронзительно крикнул и пружинистым ударом ноги опрокинул на меня стол. Гремя стульями, я повалился на пол. Стол хоть и не был тяжелым, но все же чувствительно ударил меня по раненому лбу. Бутылки и бокалы, разбиваясь, звеня, покатились по полу. Крича что-то несуразное, я стал выползать из-под стола, но движения мои были очень медленными и неловкими в сравнению с тем, как двигался Нгуен.
Он пантерой прыгнул в сторону, раскидывая стулья и кашпо с карликовыми деревьями, и кинулся в заросли зимнего сада. Его фигура исчезла за пальмами в тот момент, когда я только выбрался из-под стола, вытирая с лица кровь, которая хлестала из рассеченного лба.
Если бы рядом не было Влада, вьетнамец ушел бы с той же легкостью, с какой уходит в лес дикий зверь, выпущенный из клетки. Что-то огромное, тяжелое, сопящее свалилось с балкона, отчего содрогнулся весь особняк, и я с облегчением понял, что в дело пошла тяжелая артиллерия. Втянув голову в плечи и чуть растопырив руки, Влад с ревом устремился вслед за вьетнамцем. Раздался жуткий треск. Попугаи, захлебываясь от истеричного чириканья, голубым облаком вспорхнули под потолок. Влад, размалывая пальмы и фикусы на силос, как мощный комбайн, с завидной скоростью прочесывал заросли. За ним тянулась широкая просека, устланная измочаленными листьями, поломанными ветками и битой черепицей от кашпо. Зеленый рай редел прямо на глазах.
Анна, спустившись ко мне, принялась было прилаживать на моем лбу салфетку, но замерла, завороженная стремительным развитием событий. Из дальнего края сада вдруг раздались короткие выкрики и глухие звуки ударов. Я подумал, что этому прыткому и ловкому каратисту ничего не стоит одним точным ударом уложить нашего бугая на пол, тем более, что вслед за серией ударов послышался рев Влада. Верхушка пальмы задрожала, словно о ее ствол почесал спину медведь. Опять затрещали ветки, и минуту спустя к нам вышел Влад.
Эту картину надо было видеть. Осыпанный с ног до головы листьями, словно разведчик в маскировочном костюме, Кинг-Конг держал за ноги вьетнамца, который, словно огромная черная рыбина, висел вдоль его тела вниз головой. Нгуен слабо сопротивлялся, пытался укусить Влада за ногу, но это была уже агония поверженного противника.
– Ножкой дрыгать вздумал! – все еще не мог отойти от боевого азарта Влад. – Как кузнечик прыгать передо мной стал! Так я его схватил в охапку вместе с пальмой и обнял так, что ребра затрещали. И он сразу про карате забыл… Осталось что-нибудь в бутылке, из которой Цончик пил?
Я поднял с пола бутылку. Она
