Михаил Соколов - Гладиатор
– А-а-а! – закричал он. – Я вас всех!..
Трибуны завопили еще громче. Безумие усиливалось. А-а-а! Будьте вы!..
Из раскрытых решеток прохода между трибунами к нему бежали служащие, мужчины в смокингах, женщины… Он понимал, что цел и невредим. Искалеченный Колян в отключке лежал на опилках. Николай не мог отвечать на вопросы, не мог ни с кем говорить. Он повернулся и пошел к выходу, прочь от этого постыдного боя, неожиданно превратившегося в грязную драку. Он чувствовал себя несчастным. И все же, все же, где-то в глубине души буйно шевелилось сейчас еще задавленное, сдерживаемое, но готовое вырваться ликующе: он победил! Он вновь победил!
Какой-то служащий в униформе довел его до номера, открыл его же ключом, сложил принесенную одежду Николая и ушел. А через полчаса Николай пришел в себя. Но воспоминания об этой схватке надолго оставили в его душе ощущения самые противоречивые.
Глава 31
ОТЕЦ И ДОЧЬ
Внешне отношения Отари Карловича с дочерью были такими же, как всегда. Да и что могло измениться в их, общем-то, налаженной, хоть и насыщенной событиями жизни? Однако парадокс заключался в том, что сверхплотный набор событий и составлял рутину их жизни, а поскольку силы души по привычке не отвлекались на внешнее, Отари Карлович, сам себе в этом не признаваясь, мгновенно заметил перемену в поведении дочери, как только появился этот милиционер.
За те два дня, что милиционер жил здесь, ему неоднократно докладывали о том, сколько времени Нина проводит в обществе Казанцева. Однако Отари Карлович строго пресекал все, что выходило за рамки сухого изложения фактов, выводы предпочитал делать сам. Дочь его была выше всех подозрений именно потому, что очень напоминала ему рано умершую жену.
Он не хотел видеть и не видел, что весь обслуживающий персонал давно уже знал: отношения Нины с этим прытким кандидатом в покойники, который должен принести еще много, очень много денег, давно перешли грань чисто деловых. Он не позволял себе думать об этом и не думал, но вместе с тем в глубине души, никогда не выказывая этого самому себе и не имея на то никаких не только доказательств, но и подозрений, был уверен, что его чистая, непорочная дочь перешла дозволенную грань, что не могло не вызвать у него глубокой досады.
Все произошло так внезапно! Так неожиданно! Все эти годы, когда Нина превращалась из неловкого подростка в ослепительную красавицу, Отари Карлович видел, насколько она отличается от всех прочих девушек, насколько она выше и чище. И как отец чувствовал себя отмеченным богом. Но теперь, когда над ним нависла беда, он не только не думал о том, как отвести ее, но вообще не хотел знать правду, потому что она была слишком ужасна, слишком нелепа.
Впрочем, вмешиваться в любом случае нужды не было, потому что близился завтрашний день, а с ним и развязка.
Нынешний же день был чрезвычайно насыщен делами для Отари Карловича; но с утра еще, составив расписание дня, он решил, что тотчас после обеда заедет к дочери и сделает все возможное, чтобы остаток дня и ночь были лишены неудобств от присутствия Николая Казанцева. А завтра? Завтра он лично собирался проследить за процедурой подготовки Гоблина к схватке, чтобы, как обычно, исключить малейшие сомнения в исходе заключительного боя на арене, Утром у Отари Карловича не было ни единой свободной минуты. Позвонил подполковник Мишин и достаточно настойчиво набивался на представление, как он выразился. Отари Карлович ехидно ухмыльнулся при этом, ибо стыдливый эвфемизм представителя формальной власти (истинную власть в этом городе представлял, разумеется, он, Барон) на счет гладиаторских боев говорил о многом, что касалось заместителя начальника Управления МВД города.
Подполковник Мишин обещал предоставить чрезвычайно интересную информацию. В общем, пришлось его пригласить на завтра. Сегодня все уже расписано.
Завтра пусть приезжает, поставит сколько может на тотализаторе.
Затем секретарь доложил о звонке капитана Сапожкова, человека мелкого, хитрого и глупого. Но полезного, ибо был всегда под рукой. Этот подождет, ничего интересного от него все равно не узнаешь.
Деньги, конечно, будет клянчить под предлогом преданности и полезности. Потом явились посетители, в том числе и мэр города, просивший денег на городской фонтан и еще кое на что. Подсунул, подлец, липовую смету, ее применение было яснее ясного. Ну да черт с ним, подписал. Бухгалтер принес толстую кипу бумаг на подпись. Это уже были настоящие документы. Главный повар пришел жаловаться на директора ресторана. В общем, рутинных дел, отнимавших так много времени, оказалось больше чем достаточно.
Еще был врачебный осмотр, и доктор, очень известный в Москве терапевт, а также спец по обменным процессам или чего-то там еще, долго осматривал и обстукивал. Платили ему хорошо, но по новозаведенному порядку лишь во время отсутствия болезни. Не желая терять заработок, профессор проявлял чрезвычайную добросовестность. Ну да ладно, пусть его старается.
После доктора явился с докладом комендант, или, как его предпочитал называть Отари Карлович, управдом. Человек, страшно похожий на книжного Остапа Бендера: умный, беспринципный, ценящий свое место, потому ворующий чрезвычайно осторожно, а более всего предпочитавший использовать свою близость к хозяину, что получалось у него блестяще.
И несмотря на то что управдом не доложил о сбоях в том великолепном механизме, который представлял собой дом отдыха Качаури, его доклад тоже отнял много времени. После ухода управдома надо было еще зайти к двум-трем особенно нужным и особенно влиятельным гостям. Отари Карлович едва успел перевести дух к трем часам и, наскоро перекусив у себя в номере, тут же получил известие о том, что Нина только что вернулась после прогулки с Казанцевым на пляж.
Отари Карлович отправился к дочери.
Нина стояла перед зеркалом, примеряя драгоценности. Ей хотелось подобрать на сегодня что-нибудь из рубинов, перед ней лежала горка ожерелий. Она примеряла их одно за другим и никак не могла выбрать.
Когда щелкнул замок, Нина обернулась посмотреть, кто войдет. Это могла быть одна из служанок, но чутье подсказывало, что пришел отец. А его ей сейчас хотелось видеть меньше, чем кого бы то ни было. Она собиралась идти к Николаю, а отец мог ей помешать, и эта мысль показалась Нине ужасной. Поэтому она с веселым сияющим лицом пошла ему навстречу и, чувствуя в себе присутствие уже знакомого ей за два дня духа лжи и обмана, тотчас же отдалась этому духу и начала говорить, сама не зная что.
– Как хорошо, что ты зашел, – говорила она, подставляя ему щеку для поцелуя. – Я только что с пляжа. В цирк пойдем вместе? Жаль только, что я не успела отдохнуть. С удовольствием поспала бы часок.
Отари Карлович улыбнулся.
– Вы, девчонки, выносливы, как кобылицы. То-то ты уже вся в сборе, хоть сейчас на танцы.
– Это так, это просто. Мне бы очень хотелось отдохнуть.
– Конечно, отдыхай. Мне еще надо зайти к нашему новому бойцу, к этому милиционеру Казанцеву.
Можно было бы послать Крокодила, но я не хочу, чтобы птичка как-нибудь сорвалась.
– Ты сам хочешь зайти? Ну и хорошо, это правильно. Я с ним пообщалась, он не глуп, очень даже себе на уме.
Она говорила просто и естественно, но слишком много и слишком быстро. И сама чувствовала это, тем более что отец явно наблюдал за ней и этого нельзя было не заметить.
Качаури сел в кресло. Нина присела на подлокотник.
– У тебя тоже усталый вид.
– Тоже? Ах да, ты тоже устала.
– Конечно. А ты опять плохо спал? Может быть?..
– Был, был уже.
– Кто?
– А ты разве не о докторе?
– А он был? Ну и что? Что сказал?
Все это она говорила небрежно, быстро и с особенным блеском в глазах; но Качаури не вслушивался в ее тон. Он просто беседовал, слыша только ее слова и улавливая в них тот прямой смысл, который они имели. И он отвечал просто, как привык говорить с дочерью. Во всем разговоре этом не было ничего особенного, но никогда после без мучительной боли, стыда и ненависти Нина не могла вспомнить этой короткой сцены.
– Однако пора уже, – сказал Качаури, взглянув на часы. – Пойду возьму за хобот нашего мордоворота.
– Да, – сказала Нина и, встав, заломила руки, не замечая, как хрустят суставы пальцев. – Я тоже пойду.
– Со мной? Зачем тебе утруждаться? Если только у тебя нет особенного намерения? – пошутил он.
– Да, конечно… Нет, что ты, – сказала она, не глядя на него и краснея до корней волос. – Но ты, я думаю, зайдешь ко мне после всех этих драк?
– О да! Мы вместе поужинаем, – отвечал он. – Кроме того, я хотел бы обсудить с тобой кое-какие планы. Они касаются и тебя. Ну все, кажется, пойдем.
Скоро начало, а тебе лучше присматривать за операторами на тотализаторе. Упырь, надо признать, хоть и был пренеприятнейшей личностью, но работать умел шустро. Теперь глаз да глаз нужен. Наши доморощенные демократы-олигархи могут забыть нолик в расчетном счете.
