Дейл Браун - Ночь ястреба
— С вами все в порядке, товарищ? — спросил Йонзич по-русски.
— Проклятье, — выругался Озеров по-английски, но, к счастью, не слишком громко, иначе привлек бы к себе излишнее внимание. И тут же он легко перешел на русский: — Пожалуй, мне надо внимательнее смотреть под ноги.
— Это моя вина. — И Йонзич вдруг перешел на английский: — Вы не ушиблись?
— Нет, — ответил Озеров, тоже по-английски. Выражение его лица при этом абсолютно не изменилось — как будто он совершенно одинаково думал как по-английски, так и по-русски и его абсолютно не удивляло, что он говорит на двух языках. Озеров продолжил по-английски: — Выпью кофе, и все будет в порядке.
Йонзич начал убирать еду с пола. Никто к ним не подходил, но он понимал, что за Ястребом внимательно наблюдают. Времени в распоряжении Йонзича было очень мало, он решил до конца использовать этот шанс.
— Слушайте меня внимательно, — произнес он по-английски. — Вы лейтенант Дэвид Люгер, ВВС США. Поняли? Дэвид Люгер, ВВС США.
Озеров чуть снова не уронил свой поднос... у Йонзича даже перехватило дыхание. Шок, удивление, осознание — все это моментально охватило Озерова. И более того. В мозгу Ястреба вспыхнули крохотные искорки.
— Что вы сказали? Кто вы?
— Не говорите со мной, — прошептал Йонзич. — Ваш надсмотрщик может вернуться в любую минуту. Слушайте внимательно. Сосредоточьтесь на моих словах, от этого зависит ваша жизнь. Помните их. Это спасет вас. Вас накачивают наркотиками. Человек, которого вы знаете как доктора Камински, травит вас. Теперь вы все знаете, и это вам поможет. Только не кричите, иначе нам обоим конец.
С этими словами Йонзич сунул руку в потайной кармашек в поясе брюк и вытащил небольшой пластиковый цилиндр размером с пулю 22-го калибра. Он отвинтил верхнюю часть цилиндра, обнажив иглу длиной примерно полдюйма.
Глаза Люгера округлились при виде иглы, но, прежде чем он успел как-то среагировать, Йонзич воткнул иглу ему в левое предплечье и сжал нижнюю часть миниатюрного шприца.
Йонзич спрятал шприц назад в потайной кармашек мгновенно — последние несколько дней он тщательно в этом тренировался. В состав вколотого Люгеру антидота входил коагулянт, поэтому в месте укола появилась лишь крохотная капелька крови, которую скрыл рукав рубашки Люгера.
— Это антидот. Он начнет действовать через некоторое время. Помните мои слова, потому что это спасет вам жизнь. Вы лейтенант Дэвид Люгер, а не Иван Сергеевич Озеров. Лейтенант Дэвид Люгер. Американский офицер, родились в Амарилло, штат Техас, а не ученый из Советского Союза. Правительство США знает, что вы здесь, и оно намерено освободить вас. Когда будете слышать имя Иван Сергеевич Озеров, думайте про себя: «Боже, благослови Америку». Запомните это. Когда услышите свое ненастоящее имя Иван Сергеевич Озеров, думайте: «Боже, благослови Америку».
Ястреб прижал ладонь к левому виску, словно от сильной боли. В глазах — озадаченность, недоумение и интерес.
— Но как вы...
— Не говорите со мной, — прошептал Йонзич. — Прикажите мне убрать, возвращайтесь снова за едой. И готовьтесь. Боже, благослови Америку...
Послушается ли его Ястреб? Йонзич понимал, что настал решающий момент — самый критический момент его задания. Люгера уже несколько лет держат здесь. Ему настолько «промыли мозги», сделали таким податливым, что он может рассказать обо всем своему надсмотрщику Габовичу. И если Люгер испугается и выдаст его КГБ, то ему, Йонзичу, возможно, осталось жить менее часа.
Но ведь в глазах Люгера промелькнули искорки осознания... Что ж, он сделал то, что должен был сделать. Его, Йонзича, миссия в «Физикоусе» закончена.
Люгер выпрямился и громко, отчетливо произнес по-русски:
— Уберите здесь, будьте так добры, — и вернулся к раздаче.
Задание было выполнено.
* * *«Физикоус», секретное задание,
28 марта, 09.35 по вильнюсскому времени.
Генерал Виктор Габович вошел в комнату Люгера в особо секретном корпусе института. Верхний этаж здания был перестроен, превращен в типичное советское общежитие с дежурным и общим туалетом. Люгер думал, что жил в стандартной советской квартире рядом с другими жильцами, которые, как и он, были научными сотрудниками. На самом деле в других комнатах не было жильцов. Там находилась аппаратура подслушивания и наблюдения за Люгером. И еще медпункт для «промывания мозгов».
Габович нашел Люгера сидящим возле окна. Массивные металлические жалюзи были опущены, через них в комнату проникали лишь тоненькие полоски света.
— Доброе утро, Иван Сергеевич, — любезно поздоровался Габович. — Как вы себя чувствуете, мой друг?
— Жалюзи закрыты, — ответил Озеров. — Они не открываются.
И, хотя перед Люгером находился рычаг, открывавший и закрывавший жалюзи, на самом деле их открывал и закрывал офицер безопасности, сидевший на командном пункте. И сегодня им суждено было оставаться закрытыми весь день, до окончания демонстрации перед Денерокином. Люгеру пришлось выключить телевизор: «помехи» были невыносимы — это чтобы до него не дошли новости о демонстрации, а радио уже два дня находилось в «ремонте». Почти все в этой комнате, начиная от количества кислорода и звуков до содержания наркотиков в водопроводной воде, контролировалось Габовичем и его людьми.
— По-моему, в здании начали мыть окна, — ответил Габович. — Так что окна закрыли изнутри, пока их не вымоют снаружи.
— Я хотел посмотреть на демонстрацию.
Габович с трудом скрыл удивление.
— О какой демонстрации вы говорите, Иван?
— Я слышал, что перед институтом сегодня соберутся несколько сот человек.
— Я ничего об этом не знаю, дружище, — вроде бы искренне заявил Габович, маскируя свою ярость. Предстояло очередное расследование по поводу нарушения режима секретности в его вотчине. Его особо доверенные лица каждый месяц проводили негласные инспекции, но, похоже, что люди из службы безопасности, вместо того чтобы усилить бдительность, все больше расслаблялись.
— Сегодня новой группе практикантов предстоит первый осмотр института. Может, об этом вы и слышали? — предположил Габович.
Смущенный Люгер замолчал. Ему хотелось верить Габовичу, ему нравился этот человек, он доверял ему, но... в голове не было никакой ясности.
Габович воспользовался замешательством Люгера.
— Я принес вам первые распечатки расчетов новой системы дистанционного управления. Отличная работа, Иван. Мы обнаружили несколько погрешностей, но я думаю...
— Меня зовут не Иван, — оборвал его Люгер. — Почему... почему вы называете меня Иваном? — Он принялся массировать висок, пытаясь успокоить нарастающую боль. — Я не... я не Иван Озеров.
— Иван, вы себя плохо чувствуете? О чем вы говорите? Конечно же, вас зовут Иван Сергеевич Озеров. Родились в Ленинграде, учились в Москве...
Люгер покачал головой.
— Чушь, и вы это знаете. — Боль в виске усилилась, Люгер даже зажмурился от боли. — Я не Дэвид... Нет... Я не Иван. Я не...
— Вы путаетесь, Иван. Наверное, слишком много работаете. И вправду сами на себя не похожи в таком состоянии.
— Я не ощущаю себя самим собой! — воскликнул Люгер, раздраженный своей болью и рассеянностью. — Почему я все время думаю, что я Дэвид?
Габович моментально придумал, что ответить.
— Ох, конечно же! Вы — Иван Озеров, но очень давно вы работали на нас в качестве агента в другой стране. Это было ужасное задание. Возможно, к вам просто возвращаются воспоминания тех страшных дней.
Теперь Люгер был окончательно сбит с толку. Но где-то в глубине памяти он услышал слабый голос: «Насилуют мозг. Вот что они делают с тобой, Дэвид».
Люгер открыл глаза, и Габович понял, что боль у его подопечного утихла. Очень хорошо. Значит, все годы гипнозотерапии, все долгие ночи, во время которых Люгера пичкали наркотиками и избивали, не пропали даром. В процессе «переделывания» Люгера Габович и его люди уяснили для себя, что они не могут защитить его подсознание от воспоминаний прошлого. Медики еще не нашли способ стирать подсознание. Они могли только создавать психологические ассоциации с определенными мыслями, поэтому, когда к пациенту возвращались нежелательные мысли, это сопровождалось жестокими, изнурительными болями. Но, когда Люгер переключался на правильные мысли, боли прекращались, сознание обычно было способно подавить подсознание, нежелательные мысли и снять боль. Похоже, как раз это и происходило сейчас с Люгером.
Но в любом случае работу врачей нельзя было считать отличной, Габович сам убедился в этом в течение нескольких последних недель. Он вспомнил пару инцидентов в конструкторском бюро, а также полученные отчеты об испытательном полете над Беларусью.
Настоящим испытанием и настоящей пыткой для Люгера был сон. Когда он спал, боль достигала максимальной силы, он несколько раз за ночь просыпался, крича в шоке. У Люгера уже почти четыре года не было спокойной ночи с быстрым сном. Если некоторые люди за всю жизнь всего один или два раза переживают кошмары во время быстрого сна, то Люгер испытывал их каждую ночь в течение почти трех лет. И только благодаря чуду и, конечно же, прекрасному, сильному и высокоинтеллектуальному сознанию Люгера он не покончил с собой в один из моментов этих ужасных кошмаров.
