Михаил Нестеров - Диверсанты из инкубатора

Калибр «спектра» – девять миллиметров. Но главное, он был укомплектован магазином на пятьдесят, а не на тридцать, как обычно, патронов. В общем, у них со Скобликом было сто выстрелов. И еще одна круглая цифра – это эффективная дальность.

С пистолетом «беретта-кугуар» Михей был знаком. У него семьдесят выстрелов из этого оружия; из «стечкина», к примеру, он нащелкал около четырех тысяч. Для кого-то это много, для кого мало, для него в самый раз. Кто научился стрелять из «стечкина», тот научился стрелять из любого оружия. Предохранитель у «беретты» двусторонний, расположен на затворе, при включении также действует как рычаг безопасного спуска курка. Магазин также впечатлял «размерами» – пятнадцать патронов.

Сангалло направлялся к Дикарке. Он видел ее на тюремном судне для испражнений и понял, чем она на самом деле занималась, сидя на судне.

Он не был силен в артикуляции. Даже если бы Тамира говорила по-итальянски, он не смог бы разобрать ни слова. Другое дело – смысл. Пока неважно, с кем на связь вышла она, – ясно одно: она сообщила о своем местонахождении. Неважно с той позиции, что на стороне Сангалло теперь было преимущество. А ведь совсем недавно она говорила что-то о давлении. Полковник вспомнил слова Дикарки: «Я сижу на двух матрасах и оказываю давление, так как без него ничего не выйдет». Она никогда не говорила прямо, пыталась навязать стиль притч или что-то подобное. Сангалло же отчего-то вспомнил и даже промурлыкал под нос, песню группы ZZ TOP «Кровать под моим давлением». Связь призрачная, настроение превосходное.

Войдя в камеру и встретившись взглядом с арестанткой, он начал, точнее продолжил, беседу в стиле Джеймса Хэдли Чейза:

– Итак, моя милая… – И все прочитал на бескровном лице Дикарки. – Итак, мы снова ждем гостей. И если раньше связь была фактически односторонняя, то сейчас – никакой.

Сангалло выдержал паузу.

– Кислота, электроды, напряжение, симка в тайнике. Браво. Я вам аплодирую. Интересно, вы смогли бы добыть огонь, не имея спичек, зажигалки?

– Да, – ответила Дикарка. – Например, из вашей задницы. Если, конечно, вас зовут Прометей.

Глава 27

Поисковики

Родионов проклинал все аэропорты мира. Он, российский разведчик, призывал всех террористов активизироваться и взять под контроль все летные поля…

Родионов не верил, не хотел верить, что встречает третью разведгруппу. Пусть даже вдалеке от таможенных и паспортных терминалов, вне досягаемости камер наружного наблюдения. Он сидел за рулем машины и посматривал через лобовое стекло на здание аэропорта имени Федерико Феллини, расположенного в семи километрах от исторического центра.

Ему пришлось совершить утомительную прогулку, которая дала ему повод назваться курьером: за несколько дней он объездил половину Италии. В Венеции он встретил агента и получил от него оружие – заказ, сделанный Матвеевым накануне операции. «Тяжелые стволы» он оставил в Венеции, пистолеты лежали в машине.

Когда до прибытия российского чартера осталось меньше получаса, Родионов подумал о Рубиконе. Именно здесь, севернее Римини, протекает Рубикон. Говорят, ступая на землю Италии в аэропорту Римини, нужно делать решительный шаг.

Родионов забежал вперед, когда подумал о том, что ему предстоит обратный путь на машине: чуть больше пятидесяти километров. Он снова окажется в ненавистной Равенне. Может быть, он приедет один и на вопрошающий кивок Матвеева: «Где поисковая группа?» – ответит знаком: «За решеткой. Вы будете смеяться, но их арестовали. И каждый, кто проходил мимо моей машины, показывал мне знак – скрещение четырех пальцев. А я отдавал им честь».

Родионов подавил нервный смешок.

Через полчаса он реально представлял первого из четверки, отвечающего на вопрос служащего аэропорта Феллини: «Цель вашего визита в Италию?» – «Ознакомительные бизнес-туры. В Равенне в первую очередь». – «Да, там отличный бизнес-центр. Добро пожаловать в Италию!»

Вот они. Родионов заметил четырех молодых людей, держащихся вместе. Они были одеты в строгие костюмы, в руках вместительные дорожные сумки. Они обязаны взять такси – дети из состоятельных семей, прибывших на двухнедельную деловую стажировку, не поедут на автобусе.

Родионов поехал за такси по Виа Фламиния. Водитель высадил пассажиров на железнодорожном вокзале. Через пять минут они подошли к машине Родионова. Разведчик открыл багажник и помог положить сумки. Помог девушке с пронзительно голубыми глазами сесть в машину. Смирнова выбрала переднее кресло. Парни заняли задние сиденья.

Выруливая с парковочной площадки железнодорожного вокзала, связывающего крупные итальянские и европейские города, Родионов спросил:

– Хорошо долетели?

Он обращался к Татьяне, повернув к ней голову, но ответ получил от Кунявского:

– Долетели нормально. Нам долго ехать?

– Меньше часа.

Во время пути Родионов закрыл окно и, спросив разрешения у Смирновой, нажал на клавишу, поднимая стекло с ее стороны. Ему показалось, он ощутил первые симптомы простуды – легкий озноб, раздражение слизистой оболочки носа. На самом деле ему стало не по себе от поведения «поисковиков». Они не походили на своих товарищей – Михея, Скоблика, Дикарку. Хотя эту троицу Родионов тоже сравнивал с автоматами. Эта четверка действительно походила на четырехтактный двигатель.

Что толкнуло Родионова на эксперимент, не мог даже сказать отставший от машины его ангел-хранитель. На ровной дороге он неожиданно резко дернул руль вправо. Мгновением позже вернул автомобилю прежнее направление. Но смотрел он не на дорогу, а в панорамное зеркальце, где отразились глаза пассажиров на заднем сиденье. Они впились в его глаза, отразившиеся в зеркале, затем их взгляды резко погасли.

Черт, выругался Родионов. Они даже в спокойной обстановке, где им ничто не грозило, где они могли расслабиться и отдохнуть после перелета, не утратили реакции.

Российский консул за руку поздоровался с Левицким и не подал руки офицерам контрразведки. Старший, лет тридцати пяти, одетый в серый костюм и темно-синий галстук, опередил российского дипломата: тот мог затянуть «ноту», которой мог позавидовать сам Лучано Паваротти, но «совершенным бельканто» сейчас никто не хотел наслаждаться.

– Господин консул, господин Глушко, – начал он, – нашими сотрудниками был допущен ряд ошибок, который привел к нежелательным для обеих сторон последствиям. Это арест господина Глушко, содержание его под стражей. В этот список я бы включил моральное давление, которое оказывалось на господина Глушко во время допросов в отделе безопасности аэропорта Чампино. От лица своего руководства я приношу искренние сожаления об инциденте. Мы готовы рассмотреть предложения о возмещении морального и материального ущерба.

Он вручил письменные извинения и предложения российскому консулу.

Консул открыл черную кожаную папку, вынул лист бумаги и передал документ представителю контрразведки. Его нельзя было назвать немногословным, а просто немым. Он услышал все, что хотел услышать, потому ограничился жестами, передав ноту протеста. И еще один жест, приглашающий Левицкого следовать за ним.

И только в посольской машине консул открыл рот.

– Полковник ждет встречи с вами. Нам придется заехать в посольство. Там вы пересядете в другую машину, и вас вывезут в город. Освободитесь от «хвоста», если заметите за собой слежку. И только будучи уверенным, что слежки за вами нет, придете по этому адресу.

Консул дал Левицкому прочесть адрес в записной книжке и убрал ее во внутренний карман пиджака.

– Не берите такси, не садитесь в попутки. Воспользуйтесь рейсовыми автобусами и поездами.

«Докатился до прописных истин», – не удержался от вздоха Левицкий.

По определению Матвеева, на него сейчас работала рота российских разведчиков под прикрытием, взвод обнаженных нелегалов и сильно недоукомплектованный отряд осведомителей в полиции, одетых кое-как. Информация стекалась к нему незамедлительно, как по канализационному стоку. Он буквально тонул в дерьме, не видя, за что бы зацепиться, не зная, как и чем дышать. Впрочем, ответ на последний вопрос он знал…

В основном информация касалась одного человека – Тамиры Эгипти. Девушка содержалась на вилле Тичино. Дача, принадлежащая контрразведке, была самым надежным местом содержания пленницы. Как только она доберется в своих показаниях к финалу, ее тут же переправят в Рим.

Фактически ее мариновали на месте происшествия. Каждую секунду ей давали понять, что здесь она совершила преступление, убила нескольких человек. Ей называют имена убитых ею людей, показывают их фотографии, снимки их родных и близких. Ей рассказывают, какие счастливые они были, какие планы строили…

Это давление. Приличное давление на девушку, женщину. Но у Тамиры, по словам начальника курса Щеголева, месячные шли ледяными кубиками. Ее в свое время унавозили. Что можно еще добавить к этому? Разве что «унавозили прилично». Навоза подкинули и родичи, и чужаки в «Инкубаторе».