Анна Данилова - Выхожу тебя искать
– Тогда излагай факты…
– Пожалуйста. Правда, мы с Шубиным совсем недавно этим занимались…
– Тогда предлагаю выслушать и меня… – вдруг сказал Шубин. – Я ведь тоже времени зря не терял, и мы с Сашком тоже вчера поработали… С кого начать, с Боксера или с Иноземцева?
– С кого угодно… – разрешил Крымов. – Надечка, ты не могла бы мне дать что-нибудь поесть, я извиняюсь, конечно, но есть ужасно хочется… Я где-то потратил много энергии…
– Интересно, где же это? – улыбнулась Надя, проворно выгружая из холодильника какие-то пластиковые коробочки, пакетики и сооружая прямо на глазах самые разные бутерброды с сыром, ветчиной, рыбой, курицей, помидорами и все это спрессовывая в небольшом ростере. Никто и не заметил, как совещание переросло в большой, сильно затянувшийся завтрак.
Шубин с набитым ртом рассказывал о своей встрече с директором теплицы, в которой работал некто по кличке Боксер.
– Все это блеф насчет того, что он электрик… Oн там вообще никто, хотя его действительно все там знают как электрика Сашу или Боксера…
Фотографии я его нигде не видел, а того адреса, который ты мне, Юлечка, дала – улица Ипподромная и все такое прочее, – вообще в природе не существует. Дело в том, что дома номер четырнадцать там нет и никогда не было, там всего три дома, а остальное пространство занимает старый ипподром, кстати, тот самый, как ты верно заметила, где и была найдена соломенная шляпа Орешиной… Но я сейчас не о ней. Кто тебе дал этот адрес?
– Стелла Валентиновна Кокорева, заведующая детским садом, в котором работала Катя Иволгина.
– Ты хотела, чтобы я узнал о личной жизни этого самого Боксера на предмет того, не был ли он знаком с Иволгиной, не было ли у него романа с ней и со Стеллой, а также с Рыжовой, так?
– Так… – пожала плечами Юля.
– Отвечаю. Женщины, работающие в теплице, мне действительно подтвердили, что «электрик Саша» – местный донжуан, и что у него на самом деле роман с заведующей детским садом, и что, помимо нее, у него еще целая куча любовниц. Сказали также, что он страшон, что у него перебит нос, но это не мешает ему «портить девок», работающих и в теплице… На мой вопрос, как часто он появляется в теплице и чем занимается, никто ничего вразумительного ответить так и не смог… Я так понял, что он за определенную плату делает какие-то монтажные работы, но все это без документов, и что директор расплачивается с ним наличными. Когда он нужен, звонит Кокоревой в детский сад и вызывает его через нее..
– Значит, только Стелла знает, как и где его найти… Но зачем же ей понадобилось называть мне несуществующий адрес?
– А может, у него есть телефон…
– В любом случае необходимо срочно позвонить ей и выяснить, как она связывается с Боксером…
– Я позвоню, – сказал Шубин, – вот расскажу сейчас все, наметим план действий, и позвоню… Дальше. Из разговоров в теплице же мне стало ясно, что Боксер там чуть ли не любимчик, его все просто обожают… Он никогда не приходит в оранжереи с пустыми руками, всегда приносит какие-нибудь конфеты…
Веселый, любит шутить, постоянно что-то напевает… Это я все к чему говорю, не знаете?
– Знаю, – подала голос Юля, – ты хочешь этим сказать, что он не похож на убийцу-маньяка… Веселый нрав и способность шутить – это еще ни о чем не говорит… Рыжова погибла, Иволгина погибла, а он все ходит и смеется? Что, кстати, говорят подружки Рыжовой о ней самой?
– Говорят, что о покойницах плохо говорить не принято, но что девушка она была опасная…
– Что это значит?
– Ну, что она якобы способна на подлость, что очень любила деньги и что они у нее даже водились… Рыжова любила брать деньги в долг, всегда придумывала разные предлоги, чтобы только вытянуть из кого-нибудь денежки, но, когда они у нее появлялись откуда-нибудь неожиданно и, заметьте, в большом количестве, она вместо того, чтобы возвращать долги, расплачивалась водкой и закуской… Любила девушка погулять, попускать пыль в глаза… И все вспоминали ее взгляд – тяжелый и неприятный…
– А откуда у нее были деньги?
– Думается, от мужчин… Это мнение ее товарок.
– А никто из них не знал Еванжелисту?
– Все знали, потому что она нередко приходила и спрашивала Рыжову. Они считали их подружками. И все отметили, что Еванжелиста по сравнению с Рыжовой – Мэрилин Монро. Мол, всегда очень хорошо одевалась, следила за собой, и никто до сих пор не может понять, что связывало этих двух девушек, разве что общий любовник…
– Тебя послушать, так в этой теплице такие свободные нравы… – сказала Щукина. – Просто не верится, что наши женщины так раскрепостились, расслабились…
– Кто-нибудь из работниц теплицы знал, что Еванжелиста работает на лодочной станции сторожем?
– Никто. Они почему-то думают, что она вышла замуж и уехала из города…
– Понятно, значит, Еванжелиста на лодочной станции скрывалась от кого-то…
– От того, кто носит австрийские туфли… Этот человек, убийца, зарубил топором Оленина, убил выстрелами в упор Иволгину, Еванжелисту и Рыжову и теперь готовится к новому преступлению… Было бы проще, если бы эти же самые отпечатки туфель были обнаружены и возле тех мест, где нашли этих «синюшек»…
И все равно я не понимаю… – говорил Крымов, – зачем убийце потребовалось орудовать топором… Понимаете, топор – это, как мне кажется, орудие мужчины…
И вдруг эти туфли… Я ничего не понимаю… Кстати, я узнал, что женщина, которая выбросилась из окна квартиры, расположенной по соседству с квартирой Оленина, жила не одна, а со своей родной сестрой… Сазонов говорит, что старушка, узнав о смерти родной сестры, даже ухом не повела, не заплакала, сказала только, что у нее было не все в порядке с головой, что ее мучили головные боли… Она даже хоронить ее не собирается, говорит, что денег нет…
– А квартира теперь принадлежит кому?
– Той, что осталась жива, конечно…
– Так, может, это она и столкнула свою сестру?
– У нее есть алиби, она в момент убийства была на рынке и там поскандалила с одной торговкой, которая пыталась ей всучить мятые помидоры…
Ее запомнили и алиби подтвердили.
– Крымов, ты, оказывается, тоже немножко поработал… – теперь уже засмеялась Юля. – Кто бы мог подумать…
– Это не я поработал, а люди Сазонова… Но я рассказал это к тому, что навряд ли убийство Оленина как-то связано со смертью старухи. Шубин, что там у тебя еще? Ты раскопал про Иноземцева?
– Да, вчера вечером он действительно приходил к Рогозину, бывшему артисту и своему старинному приятелю, у которого к тому времени уже находился некто Ивонтьев Юрий Петрович… Это врач-гинеколог и тоже хороший друг Иноземцева…
– Послушай, Игорь, – не выдержала Юля, – как ты мог узнать имя-отчество и фамилию человека, который зашел к Рогозину? Ты что, знаешь его лично?
– Да нет, – ответила за него Щукина, – просто этот человек приехал на машине «шестерке», Саша, этот паренек, который работает с Игорем, позвонил мне и попросил выяснить, кому принадлежит эта машина…
– И ты по номерам узнала? Какие же вы молодцы… – Юля вдруг впервые ощутила, что она не одна, что ее окружают люди, так же, как и она, заинтересованные в деле, и что все те комплексы, которые давили на нее все это время, постепенно уходят все дальше и дальше, уступая место уверенности в себе и чувству локтя, которое в такой работе, как у них, просто необходимо. Вроде бы просто – узнать фамилию хозяина по номерам машины? Но как важно сделать это быстро и вовремя!
– Но это еще не все… У меня для тебя сюрприз…
– Для меня? – Юля зачем-то оглянулась и посмотрела на Крымова, словно ища у него поддержки. Крымов незаметно поцеловал воздух: она поймала этот поцелуй и почувствовала, как ей стало трудно дышать. Неужели она любит этого невозможного Крымова? Но за что ей это наказание? Почему они работают вместе?
– Был и четвертый человек, который пришел к Рогозину поздно ночью… Я уже спал в машине, и просто чудо какое-то, что проснулся как раз в тот момент, когда к крыльцу дома подъехало такси и из него вышел человек, довольно хорошо тебе известный и неизвестный одновременно…
– Засоркин? – Юля и не знала, что предположить, но назвала Засоркина, потому что, возможно, он тоже во всем этом замешан.
– Нет, это элегантный молодой человек, который тебе нравится и которого зовут Герман Кленов…
– Врешь! – сорвалось у нее, и она была вынуждена отвернуться, чтобы никто не увидел, как она краснеет. – Что вы все меня разыгрываете этим пианистом?
– Да брось ты, Земцова, всем давно известно, что ты влюблена в него…
– Щукина снова превратилась в раздражитель, от которого хотелось поскорее избавиться. Когда Юля повернулась, чтобы посмотреть ей в глаза – ей было непонятно полное отсутствие женской солидарности у своей бывшей подруги, – она вдруг увидела совершенно сияющее и веселое лицо Нади, словно последняя фраза была произнесена не ею, а кем-то посторонним, настолько не соответствовало это симпатичное и открытое лицо этому «брось ты, Земцова, всем давно известно…».
