Борис Седов - Наследница
На следующее утро Крупцов уехал в Петербург. А я не могла не присутствовать на похоронах и поминках. Потом расцеловала заплаканную бабу Валю. Пообещала на прощание: «Как только выдастся свободный денек, сразу приеду. Вы не волнуйтесь, я вас не оставлю. Ведь у меня тоже никого нет». И улетела в Белозерск. На следующий день мне предстояли еще одни похороны.
Сволочуга Шикульский!
В Белозерске меня ждали интересные новости. Во-первых, Бакланов с полной уверенностью определил, что в компьютер было совершено проникновение извне, и линия с ЧПУ, включающая в себя пильный комплекс, на котором произошла авария, перепрограммирована.
— Отследить, откуда был взлом, конечно же, невозможно? — скорее, не спросила, а констатировала я.
— Думаю, это не смогли бы сделать даже спецслужбы. С их-то возможностями.
— А доказать, что это диверсия, можно?
— Вполне, — кивнул Бакланов. — Другое дело, захотят ли внимать этим доказательствам там, где мы решим их предъявить.
— Ну, это уже другая забота. — Я беспечно махнула рукой. И принялась фантазировать: — А пока возьмите на себя юридическое оформление факта взлома. Сделайте так, чтобы игнорировать эти доказательства было как можно труднее. Привлеките независимых экспертов. Если потребуется, концерн профинансирует приезд хоть целой комиссии из Москвы. Если считаете необходимым, можете опечатать сервер. Отрубить компьютер…
— Тогда встанет целое предприятие, — перебил меня программист. — К тому же, в этом нет никакой необходимости. Взлом не сокрыть. А тем, что вы мне сейчас перечислили, я уже занимаюсь. Всё будет оформлено в лучшем виде.
— Спаси-и-ибо. — Черт, как же мне нравилось иметь дела с этими «пинкертоновцами»! Все, как один (за исключением Андрюши), они были не просто специалистами высочайшего уровня. Они были Работниками — именно так, с большой буквы.
…То, что мне рассказал Бакланов, оказалось сущей ерундой по сравнению с тем, что я через час услышала от Пляцидевского.
— Вика, ты очень хотела знать, что я насчет всего этого думаю, — приступил он к разговору, и я взмолилась:
— Даниил Александрович, прошу вас, без предисловий!
— Ладно, без предисловий. Я не хотел озвучивать то, что тебе сейчас скажу, пока всё не проанализирую и не перепроверю. — Он был неисправим!
— Даниил Александрович!
— Потерпишь. Так вот, многое из того, что услышишь, ты не поймешь. Впрочем, я не буду вдаваться в детали. Опишу в общих чертах. Вика, я, кажется, знаю, что нам должны предъявить.
— Что?!! — взорвалась я.
— Мошенничество со страховкой. Но это мелочь, это лишь первое. Второе — организация диверсий на своих собственных предприятиях.
— Но это же бред!
— Не совсем. На данный момент в этом есть рациональное зерно. Не забывай, что менее чем через месяц ты должна официально вступить в права наследования. И, — Пляцидевский выставил перед собой указательный палец, — уплатить огромный налог. Что-то около полутора миллиардов долларов. Таких денег у тебя, естественно, нет. Изъять их из оборота ты не в состоянии. Получить в банке кредит под концерн ты не сможешь даже со своим контрольным пакетом — не позволят акционеры. Остается искать обходные пути. Вот эти диверсии и есть один из таких путей.
— Не понимаю, — промямлила я.
— М-да, конечно, — пробормотал Пляцидевский с таким видом, словно постеснялся продолжить: «Я забыл, что ты круглая дура». — Объясняю на пальцах. В счет погашения убытков из-за этих аварий концерн получает страховку. Это могут быть довольно крупные деньги.
Я чуть не расхохоталась.
— Тысяч пятьдесят за пильный комплекс. Еще тысяч тридцать за крушение поезда.
— Страхуются не только основные средства, но и коммерческий риск, и контракты, и прибыль, недополученная в результате форс-мажорных ситуаций. С миру по нитке, и набирается круглая сумма. Которая выпадает из бюджета концерна, и которую поэтому можно пустить на оплату налога.
— Но не полтора миллиарда же!
— Естественно, нет. Но страховки вполне может быть достаточно для того, чтобы уплатить первый взнос и добиться рассрочки у государства.
— А при чем здесь изба в Подпорожье? — Та глухая деревня Морока, та чудесная бабушка Валя, та девочка Таня, которую я хоронила сегодня, не шли из головы. — И при чем лесовоз, опрокинувший поленницу дров?
— Ни при чем. Представь: выведя из строя половину завода здесь, в Белозерске, мы хотим представить это, как нападение со стороны. И параллельно с этим устраиваем еще три незначительные диверсии.
— Спецом в одно время.
— Да, Вика. Ты меня поняла. Представляешь, какую спираль они хотят раскрутить? — блеснул очками Даниил Александрович.
— Крупцов в курсе?
— Он думает так же, как я.
— А что он думает… и что думаете вы насчет того, как нам отмазаться от этих обвинений, когда их нам предъявят?
— Мы в затруднении, — бесстрастно признался Пляцидевский. — Но пока обвинения не предъявлены, у нас еще есть время.
— Потом будет поздно, — вздохнула я. — Что там комиссия?
— Делают вид, что проверяют соблюдение правил эксплуатации пильного комплекса. Потом они переключатся на компьютер. И найдут то, что им было заказано — то, что аварийная линия была перепрограммирована.
— Извне.
— Это не суть. Им хватит самого факта. Они сольют его в министерство, а дальше жди неприятностей.
— Ждать неприятностей — мое предназначение, — грустно призналась я. — Этим видом спорта я занимаюсь с раннего детства. И достигла здесь неплохих результатов. Так что этим меня не испугать. И не удивить.
…Ждать неприятностей мне пришлось еще пять дней. За это время, пока неповоротливая комиссия копалась в технической документации, не спеша «находить» криминал, мы подкинули ей большую свинью. В новостях недели, на одном из центральных каналов, дали большой репортаж об эпидемии аварий на объектах «Богатырской Силы». И о независимом расследовании, которое проводит агентство «Богданов и Пинкертон». Сначала Бакланов на всю страну объявил о результатах проверки компьютера: взлом, диверсия. После него Крупцов долго распространялся о результатах спектрального анализа на пожарище в Подпорожье: обнаружен фосфор, поджог. Плюс разобранные пути на узкоколейке в Лужскам районе. Плюс мелкая диверсия под Медвежьегорском. Вывод: Семен Леонидович складно повторил то, что мне рассказал Пляцпдевский, — под концерн копают, его пытаются подставить. Результат: то, что хотели инкриминировать нам, мы хладнокровно озвучили сами. Да еще и цинично добавили, что завтра результаты внутреннего расследования будут переданы в правоохранительные органы. Кое-кто в Москве и в Сибири, смотря эту передачу, наверное, поперхнулся.
Но как же бочка меда без примеси дегтя? Конечно, телевизионщики хотели как лучше, а получилось дерьмо. Я чуть не грохнулась в обморок, когда в конце репортажа дали коротенький видеоклип обо мне. Я гуляю по улицам Белозерска, я разговариваю с горожанами, от переизбытка чувств я пускаю скупую слезу. А ведь даже не заметила, как меня снимают! Убила бы этого вонючего папарацци! Уж чего-чего, а светиться мне совсем ни к чему.
Комиссия, за которую всю «работу» выполнил Бакланов, убралась из Белозерска несолоно хлебавши. Но насчет того, что концерн оставят в покое, иллюзий никто не испытывал.
Крупцов рыл копытами землю, пытаясь найти хоть одного непосредственного исполнителя диверсий. Но скорее всего, все они уже были мертвы.
Гепатит затаился в Москве и то, чем сейчас занимается, держал в строгом секрете. В телефонных разговорах со мной он об этом не обмолвился ни словечком. Оно и понятно: телефон — штука весьма ненадежная.
Бос с Пляцидевским готовили очередное заявление для СМИ. А я за полнейшей своей непригодностью, дабы не путалась под ногами, была посажена в вертолет и отправлена в ссыпку, в деревню Морока. К бабушке Вале. К парному молочку. И к непроходимой сельской грязюке, через которую можно пробраться разве что на вездеходе.
Но Артур Георгиевич Иванов обошелся без вездехода. Он приперся пешком, и его неожиданный визит прервал 16 ноября, во вторник, мое двухдневное беззаботное пребывание в деревне. Это был невысокий плотный мужчина лет сорока с коротким ежиком седых волос, близко посаженными глазами и пухлыми губами сластолюбца. Он с первого взгляда вызвал у меня неприязнь. А стоило ему извлечь из кармана комитетскую корку, как неприязнь сразу удесятерилась. Я выстроила в уме замысловатую многоэтажную матерщину и кивнула на дверь своей комнаты.
— Что ж, проходите.
Эти ушлые дети Дзержинского сумели подловить меня в таком месте и в такое время, когда рядом не было ни Крупцова, ни Пляцидевского, ни Гепатита. Не было никого, кто бы мог подсказать, поддержать… просто понять меня. Мне предстояло выпутываться из хитроумной комитетской паутины самостоятельно.
