Андрей Константинов - Сочинитель

— Алло, Лен, это ты? Привет, это Юля… Ага… Да ничего… Слушай, у меня тут клиентка была из триста двадцать пятого… Ага… Да, на номер записать попросила… Нет, ключ с ней был… Ага… Ты не могла бы посмотреть ее имя, и откуда она?… Нет, это мне нужно — похожа она на одну мою старую знакомую, вернее не мою даже, а мамину… Ага… Ой, спасибо… Ага… Как? Рахиль Даллет? Израиль? Спасибо… Ну, забегай к нам погреться, когда минутку выкроишь… Спасибо тебе еще раз.

Юля повесила трубку и с сожалением развела руками:

— Вы говорите, что ваша Мадлен — француженка? Тогда, судя по всему, не попали вы… Клиентка наша — еврейка из Израиля, Рахиль Даллет… Могла, конечно, и француженка замуж за еврея выйти, фамилию сменить и в Израиль уехать… Но — имя? Имя-то у нее тоже еврейское — Рахиль…

— Да, — вздохнул Андрей. — Похоже, вы правы, Юля… Извините, что вас побеспокоил… Наваждение какое-то, всюду мне моя Мадлен мерещится… Хотя — какая она моя…

— Ой, — всплеснула руками Юля. — Вы меня совсем не побеспокоили… Я вас, кстати, уже второй раз у нас вижу — вы тоже живете в отеле?

— Нет, — покачал головой Андрей. — Здесь мои шведы живут, мы с ними вместе фильм снимаем… Документальный…

— Да? — ахнула Юля. — А про что?

После того, как она помогла узнать имя и номер комнаты зеленоглазой брюнетки, Андрей был бы последней свиньей, если ушел сразу — пришлось рассказывать Юле про фильм, про Ларса с Сибиллой, про почти закончившиеся уже съемки.

Девушке было, видимо, скучно сидеть одной на «посту», или она действительно прониклась сочувствием к Серегину — по крайней мере, Андрею пришлось еще выслушать несколько хороших советов, как разыскать француженку Мадлен…

Обнорский смотрел на Юлю с благодарностью, кивал, но слушал в полуха, повторяя про себя: «Рахиль Даллет, Израиль, триста двадцать пятый номер…»

Выйдя, наконец, из «центра здоровья», Обнорский подавил в себе желание немедленно отправиться на третий этаж к этой самой Рахиль. Торопливость и поспешность — известное дело — только при ловле блох и при поносе хороши, да еще когда от чужой жены огородами бежишь, а за тобой ее муж с дубиной гонится… Почувствовав тяжелую, чугунную усталость, Андрей заскочил на минутку к Ларсу, а потом поехал домой — спать…

На следующий день Серегин с утра помчался в редакцию — несмотря на полную «запарку» со шведским фильмом, от основной работы ведь его никто не освобождал. Андрей и так переживал, что он очень многие вопросы спихнул на своего заместителя Мишку Петрова… Полдня пронеслись в какой-то немыслимой кутерьме, но при этом при всем Обнорского все же не оставляли мысли о зеленоглазой Рахиль и о ее странном медальоне. Андрей почему-то был почти уверен, что эта Даллет — на самом деле никакая не еврейка, тип лица не соответствовал… И фотография Сереги Челищева… Откуда она взялась в медальоне гражданки Израиля? Лицо второго парня тоже казалось Серегину знакомым, и, вообще, Андрей буквально чувствовал, что бродит где-то рядом с ответами на все свои вопросы — еще немного, и он все поймет, но… Но в редакции у него просто не было ни минуты свободного времени, чтобы спокойно сесть, «собрать мысли в кучу» и, что называется, определиться с этой Рахиль…

Серегин не знал, за что хвататься — день выдался «урожайным» на криминальные новости, а тут еще Вика Тимофеева (судя по всему — после очередного скандала с мужем) позвонила и уведомила, что на работе не появится, заболела, мол…

Короче говоря, до пяти часов вечера Обнорский пахал, как папа Карло, а в пять к нему заявились Цой с Тингсоном и пришлось уехать с ними — надо было «добить» последние «хвосты» по фильму, потому что на следующий день Ларс и Сибилла уже улетали в Стокгольм. Спасибо Мишке Петрову — он снова безропотно согласился дослать в номер материалы и посидеть вместо Андрея на «летучке» у главного редактора…

К десяти вечера съемочная программа проекта «Русская мафия», наконец, была выполнена — и даже перевыполнена. Ларс и Сибилла излучали радость и удовлетворение от собственной работы и рассыпались в благодарностях и комплиментах своим русским партнерам. Игорь и Андрей вымотались настолько, что реагировали на приятные слова достаточно вяло… Естественно, Ларс не захотел расставаться с ребятами без прощального ужина, этот обрусевший швед и слушать ничего не хотел, когда Цой с Серегиным забормотали, что они, мол, устали, что у них кусок в горло не полезет. Тингсон приобнял их за плечи и твердо сказал:

— Друзья мои, «отвальная» — это святое… И кроме того, вы, ребята, забыли о самом главном — я же вам гонорары еще не выдал!

Игорь с Андреем переглянулись и устало рассмеялись — они, действительно, «уработались» настолько, что «денежный вопрос» как-то забылся…

За ужином в «Европе» Тингсон преподнес ребятам по конверту и сказал, улыбаясь:

— Я очень рад, что не ошибся, делая ставку на помощь русских коллег. Если бы мы работали чисто шведской группой — то, конечно, не получили бы таких замечательных материалов… Вы, кстати, не знаете, но в Стокгольме не все из руководства нашего канала были согласны со мной, когда я настаивал на смешанном составе группы… А я говорил, что без русских работать не буду… — Тоже мне — русского нашел, — деланно хмуро хмыкнул Серегин, кивнув на Цоя. — Этот маленький злобный кореец мне всю душу вымотал!

— Ты на себя-то в зеркало посмотри! — принимая игру, тут же забазарил Игорь. — Можно подумать, тебя кто-то за русского на улице примет! «Урюк» самый настоящий, чалмы только не хватает!

Ларс захохотал, слушая шутливую перепалку, а Сибилла, недоуменно глядя на ребят (она русского не знала, только по-английски могла «размовлять»), стала требовательно дергать своего шведского партнера за рукав — мол, переведи, чего они сцепились-то… Когда за столом снова воцарились «мир и спокойствие», Тингсон, поглаживая бороду хитро прищурился:

— Милые мои, я тронут вашей деликатностью, но при этом хочу заметить, что вы лишили себя маленькой радости…

Говоря о деликатности, Ларс имел в виду то обстоятельство, что Игорь и Андрей спрятали полученные конверты в карманы, даже не заглянув в них — во-первых, действительно неудобно было деньги пересчитывать и тем самым как бы выражать недоверие шведу, во-вторых, не хотелось в «Европе» долларами «светить», а в-третьих, Андрей, например, не знал, какой гонорар причитался Цою и не считал приличным этим интересоваться…

— Так вот, — торжественно продолжил Тингсон. — В конвертах вы найдете суммы, превышающие на пятьсот долларов те, о которых шла речь изначально… Считайте, что это моя вам персональная премия…

Серегин и Цой переглянулись и шлепнули друг друга ладонями — как хоккеисты после удачно проведенной атаки. Игорь еще больше сощурил свои и без того узкие глаза и громким шепотом сказал Обнорскому:

— Андрюха, об этом никто не должен знать!

— Налоги? — понимающе кивнул Андрей, но Цой в ответ усмехнулся:

— Да какие там налоги… Жена! Что, мне пятьсот долларов «заначки» помешают, что ли? А у баб в этом плане, знаешь, какая разведка? Куда там налоговой инспекции… Ларс, ты знаешь, что такое «заначка»?

— Обязательно! — кивнул Тингсон.

— Объясни Сибилле! — хором потребовали ребята…

За столом царило веселье, и всем было хорошо — так всегда себя чувствуют люди, сделавшие большую, трудную и интересную работу. После нескольких тостов пришло расслабление и умиротворение, Андрея даже потянуло в сон, но внезапно его словно ледяной волной окатило ощущение опасности — или, может быть, даже не опасности, а некой смутной тревоги… Обнорский напрягся, сузил глаза и завертел головой пытаясь понять, что же именно его насторожило. В этот момент в его чертах протянулось что-то звериное, Цой даже вздрогнул и, удивленно посмотрев на Серегина, спросил:

— Ты чего, Андрюха?

— А? — не услышал вопроса Обнорский, продолжавший озираться.

— Случилось что-то?

Андрей уже собирался ответить, что ничего не случилось, но тут взгляд его через стеклянные двери остановился на неком лысом старичке, который в сопровождении трех коротко стриженных амбалов проходил мимо входа в ресторан. Старик повернул голову, его холодные рыбьи глаза на мгновение встретились с черными глазами Обнорского, и Андрей почувствовал, как бухнуло вдруг у него в груди сердце… Он никогда раньше не видел этого «дедушку» живьем, только на фотографиях, но узнал сразу — мимо ресторана проходил Антибиотик… Их взгляды скрестились всего лишь на долю секунды, но Серегину почему-то почудилось, что Виктор Палыч тоже узнал его — мелькнуло что-то такое в лице старика… Обнорский подумал, что у него уже начинается настоящий психоз — откуда Антибиотику знать, как он выглядит, да и кто для него вообще журналист Серегин? Правда, в той прошлогодней истории с Бароном Виктор Палыч, несомненно, был завязан напрямую, и, когда на Обнорского началась охота, Антибиотику вполне могли показать фотографию не в меру любопытного репортера[28]. Но ведь все это было год назад, с тех пор уже целая жизнь прошла…