Юлия Латынина - Охота на изюбря
На кухне стоял старенький черно-белый телевизор, и Ирина услышала, что в Москве нашли труп оперуполномоченного, который занимался лжеэкспортом на Ахтарском металлургическом комбинате. Ирине стало страшно, потому что оперуполномоченный пропал три дня назад и, стало быть, когда Извольский кормил ее в ресторане, украинец сидел где-нибудь в подвале, и Извольский это знал. Или не знал? Или такими делами занимается Черяга? Ирина представила себе, как Черяга садится за руль темно-серого хищного автомобиля и на всем скаку бодает украинского милиционера.
На даче была только крупа и сгущенка, а по дороге еды Ирина забыла купить от тоски. Пообедала она кашей, а вечером все-таки решила сходить в магазин. Правда, был ноябрь, за окном в пять часов было совсем темно, но кое-где по деревне горели фонари и магазин был совсем недалеко — у асфальтированного пятачка, которым кончалась нормальная дорога и у которого останавливались идущие к электричке автобусы.
В магазине перед закрытием было почти безлюдно, продукты были какие-то засиженные и скудные, совсем как при советской власти. В нем был даже кефир в стеклянных поллитровых бутылках, который Ирина нигде не видела уже лет пять, и Ирина взяла две бутылки этого кефира, масло, сыр и яйца.
На приступочке у магазина, прямо под раскуроченной телефонной будкой, сидела веселая пьяная компания. Когда Ирина выходила из дверей, один из парней схватил ее за руку и сказал:
— Эй, девушка! Не выпьете с нами? Ира выдернула руку и сказала:
— Я не пью.
Вся компания захохотала, Ира хотела было побежать прочь, но самый крупный из компании вскочил и загородил ей дорогу. Это был молодой еще парень в драной зеленой куртке, с необыкновенно грязными волосами и маленьким, как кнопка, носом. От него несло спиртным, как от Извольского. Только не коньяком, а какой-то сивухой.
— Чего, городская, да? Брезгуешь нами?
— Ребята, дайте мне пройти…
Парень вцепился ей в воротник куртки. Ирина задохнулась от злости. Она сунула руку в сумку, выхватила оттуда бутылку кефира и с размаху рассадила ее о голову парня. Парень вскрикнул и пошатнулся, а в руке Ирины осталась острая, пахнущая кефирным грибком «розочка».
Теперь уже с мест повскакали все остальные.
— Сука, она мне бошку разбила! — плачущим голосом закричал курносый, обладавший, видимо, на редкость крепкой головой. Ирина бросилась было бежать, но бежать было некуда, парней было пятеро, они окружили ее и прижали к двери магазина.
— Ну курва, я эту бутылку тебе в п… засуну!
— Да мы тебя!
Одинокая продавщица, если и видела, что происходит у двери, решила не вмешиваться.
— Помогите! — закричала Ирина.
Но кто ее слышал? У забора с той стороны пятачка мелькнула какая-то тень и поскорее бросилась прочь, да и тень, похоже, была женская.
Потные хари окружили Ирину, она отчаянно махнула «розочкой» и оцарапала чью-то руку, потом ее схватили за локоть и грубо стали драть куртку.
Рядом завизжали тормоза.
— Эй, ребята, как проехать на улицу Подбельского?…
Голос замер, и его перебил другой, знакомый:
— А ну прочь все!
Кто— то из парней обернулся:
— Вали назад, дядя, пока не задавили… В следующую секунду раздались выстрелы. Пули зачиркали об асфальт под ногами пьяниц, звякнуло и опало стекло в витрине, мужики бросились прочь.
Перед Ирой открылось пустое пространство, и на этом пустом пространстве стояла темная тяжелая иномарка, а у водительской дверцы стоял Извольский и методически всаживал пулю за пулей в асфальт под ногами ублюдков.
— Ах ты гад, — не совсем убедительно воззвал пьяный голос из темноты, — брось оружие! Я участковый!
Извольский повернул ствол в сторону представителя власти, тот стушевался и пропал куда-то за магазин. Из машины выскочили еще двое, очень внушительного вида и тоже со стволами.
— Садись в машину, — сказал Извольский. Ирина, стоя у двери магазина, только помотала головой.
— Прекрати истерику, — закричал Сляб, — ты думаешь, я тебя тут оставлю? На даче? Когда такие вокруг бродят?
— А чем ты лучше их?
В темноте за магазином опять началось какое-то шевеленье, Извольский кивнул — двое телохранителей отправились разбираться. Разобрались, судя по всему, быстро и эффективно: Ирина услышала чей-то короткий вскрик и характерный шлепок вялого тела о землю, глухой удар кулака.
— Там участковый, — хихикнула Ирина, — смотри, никого не убей…
— Мне ничего за это не будет, — сказал Извольский.
— Вот именно. Ты можешь приказать убить этого милиционера с Украины, ты можешь застрелить спецназовца, и тебе ничего никогда не будет!
Они остались одни у освещенного козырька. Телохранители то ли где-то притихли из уважения к шефу, то ли были заняты зачисткой места сражения.
— Поехали, — сказал Сляб, — я тебе все объясню.
— Что ты мне объяснишь?!
— Слушай, Ира, вокруг комбината дикая склока. Меня топят третий день. Украинский опер — это еще цветочки. Ты знаешь, что тебя уже разыскивали? Не мои люди?
— А кто?
— Те, кто все это затеял. Ты думаешь, если они убили украинского мента, они с тебя пылинки сдувать будут?
— Почему я? У тебя таких сто штук.
— Это ты думаешь, что сто штук. Они-то меня лучше знают. Они быстро доперли, что тобой из меня можно веревки вить.
Ирина, поколебавшись, села в машину. Откуда-то вынырнули телохранители, скользнули на заднее сиденье.
— Мне надо заехать на дачу, — сказала Ира, — выключить все и запереть.
Когда темно-серая иномарка вновь выползла с Подбельского на асфальтированную дорогу, она не заметила невзрачных «жигулей», припаркованных чуть позади магазина. В «жигулях» сидели трое, и один из них внимательно смотрел, как на фоне освещенного зала магазина на мгновение обрисовались силуэты водителя и пассажиров.
— Он на водительском месте, — сказал человек.
— А остальные?
— Не устраивай мясорубки. Он на водительском месте.
Обратно ехали молча. На улице давно стемнело, свет фар выхватывал из декабрьской мутной тьмы то репейный куст на обочине, придавленный к земле выписывавшим кренделя грузовиком, то обсыпанную талым снегом канаву, то мерзлое мокрое белье, хлопающее на веревке среди облетевшего сада.
Дорога хотя и звалась в девичестве асфальтированной, однако в целом напоминала лунную поверхность, испещренную кратерами от метеоритов. «Мере» переваливался по ней, как утка, безжалостно царапал брюхо, Ира забилась в угол на заднем сиденье, старательно отодвинувшись от одного из охранников. Охранник был массивный, высокий, и слишком походил на хозяина.
Метров через двести Извольский начал приходить в себя и сообразил, что ему как минимум следует позвонить кое-куда. Машина остановилась.
— Мишка, сядь за руль, — сказал Сляб. Они поменялись местами, и через мгновенье машина вновь запрыгала, как заяц по кочкам. На электронных часах, вделанных в панель, ярко светились цифры: восемь часов пять минут.
Извольский вынул из кармана телефон и позвонил в РАО «ЕЭС России». Его соединили немедленно, что было неплохим знаком.
— Это Извольский, — сказал он. — Я… словом это, я опоздал…
Невидимый собеседник в трубке слегка хмыкнул.
— Да в общем это ваше дело, Вячеслав Аркадьевич. Я со своей стороны договор подписал, можете приехать и поставить закорючку когда хотите.
— Извините, что так получилось, — сказал Извольский. — Я… я вам потом объясню…
Интересно, что он объяснит? Что он бросил все и поехал за сбежавшей от него девушкой? И что если бы он это не сделал, ее бы просто зарезали у продуктового магазина? Что это? Интуиция? Случайность? А если бы ему сказали — или Белопольская АЭС, или Ирина? Наверное, он все-таки выбрал бы АЭС, а потом выл ночами с тоски.
— Мне бы хотелось с вами встретиться, — докончил Извольский.
— Конечно. Завтра в девять устроит? Извольский скосил глаза на сжавшуюся в уголке Ирину.
— А нельзя ли попозже? — набрался он храбрости.
— В одиннадцать.
— Добро.
Извольский спрятал телефон в карман и снова посмотрел на Ирину. Заднее сиденье машины перерезал толстый подлокотник, и поверх этого подлокотника еще стояла большая потрепанная сумка. Из незастегнутого ее верха торчал уголок толстой книги и рукав зимней куртки. Ирина сидела в углу и сосала лапу, как медвежонок.
Извольский спихнул сумку вниз и взял девушку за локоть.
— Что с рукой?
— О бутылку порезалась, — сказала Ира.
Порез оказался довольно глубоким, было даже непонятно, как Ира не почувствовала его, пока не уселась в машину.
Извольский наклонился и стал слизывать темную соленую кровь с узкой ладошки, жадно, как кошка лакает сливки. Ирина вырвала руку, и Сляб неожиданно легко выпустил ее, — больше всего он боялся походить на себя вчерашнего. Директор про себя подивился, как спокойно девочка реагирует на все, что случилось. Другая на ее месте билась бы в истерике. Сляб предпочел бы, чтобы Ира билась в истерике — тогда ее можно было бы обнять и пожалеть.
