Кукушка - Рафаэль Дамиров
Садист судорожно глотнул воздуха, воспрял и тут же накинулся с новыми силами на девушку. Теперь уже он оказался сверху. Ударил ее по лицу кулаком. Один, второй раз. Голова Лизы болталась, как у тряпичной куклы. Силы окончательно покинули ее. Грудь сдавила туша противника, стало тяжело дышать. Еще немного и она отключится.
Голова и так гудела после удара прикладом, а теперь вообще все поплыло перед глазами. Она ничего не видела — сплошная кровавая пелена и боль. Лиза силилась что-то предпринять, но даже не смогла поднять руку, будто вся провалилась в густой свинцовый кисель.
Рубашка на ее груди совсем расползлась, топик порван и обнажал верх ее груди.
Гоша похотливо задержал взгляд на открывшихся соблазнительных частях тела. Беспомощность жертвы и полная власть над ней его заводила. Он почувствовал дикое возбуждение. Слизнул со своих пальцев кровь от раны из бедра и прильнул к Лизе, будто ласковый любовник.
— Я тебя трахну, как никто не трахал… — глумливо и самодовольно прохрипел он. — Надеюсь, ты не сдохнешь после этого!.. Эй! Я с тобой говорю! Смотри мне в глаза.
Садист залепил Лизе хлесткую пощечину. Та даже не ойкнула, уже настолько глубоко уйдя в полузабытье, что, казалось, потеряла всякую связь с реальностью. Даже боль притупилась. Хотелось провалиться в эту пелену, это марево, чтобы совсем ничего не чувствовать.
Пальцы Гоши поползли вниз, ощупывая молодое тело. Он спешно расстегнул свой ремень и стянул наполовину штаны. Потом, высунув от нетерпения мерзкий серый язык, стал стаскивать брюки с Лизы. Чуть стянул их и похотливо щупал ее упругие ягодицы.
Лиза отрешенно смотрела на него погасшим взором, будто смирившись и приняв участь, но картинка в ее глазах становилась все четче, а глаза сузились, но не от слабости, как подумал Гоша. А от тихой ярости… Минутная передышка возвращала ее к жизни. Она что-то прошептала, словно просила пощады, но в ее глазах при этом светился холод.
— Что ты там бормочешь? — оскалился садист. — Говори громче!
Лиза снова почти беззвучно что-то проговорила, казалось, что сил вымолвить внятно у нее совсем не осталось. Садиста это еще больше заводило, ему вдруг непременно захотелось услышать ее мольбы, ее стенания, он наклонился над жертвой совсем близко. Провел носом по ее оголенной груди, по шее, с шумом вдыхая запах измученного девичьего тела.
— Говори, я слушаю! — Гоша приложил ухо почти вплотную к губам Лизы. — Просишь пощады?
— Нет выбора… — чуть громче вымолвила она. — Я убью тебя!
Гоша успел ухмыльнуться и даже раскрыл рот, чтобы высказать очередную гадость или угрозу и посмеяться над бравадой поверженной, но тут Лиза вцепилась зубами ему в ухо. Стиснула челюсть мертвой хваткой.
Гоша заорал от боли так, что казалось, будто стены затряслись, дергался, пытаясь освободиться. Выл и старался пальцами разжать челюсти девушки, но ее бульдожья хватка не ослабевала.
Одной рукой Лиза обхватила затылок врага, притягивая его голову ближе к себе, при этом не выпуская из зубов ухо. А второй, вздрогнув, будто от удивления, она нащупала в заднем кармане зеркальце. От стычки и от падения на каменный пол оно разбилось надвое. Лиза вытащила осколок и с остервенением стала кромсать им шею противника.
Гоша заорал еще сильнее, но попал в настоящий капкан. Лиза держала его из последних сил, готовая умереть вот так, с его ухом в зубах, с кровью насильника на лице. Гоша попытался приподнять голову. Даже Лиза услышала как трещало его ухо, но осколок стекла врезался и кромсал плоть беспрестанно, и вот уже он достал до шейной артерии. Кровь брызнула алым фонтаном, заливая лицо Лизы, окрасив ее зубы в красный цвет. Сейчас она напоминала лютого хищника, что заживо пожирал свою жертву.
А ее рука тем временем все больше и больше наносила порезов на шее противника. Хаотичные раны освобождали кровь, ее ручейки уносили силы и жизнь Гоши. И вот он уже перестал блажить, обмяк, лишь дергался и булькал. А Лиза все не останавливалась. Осколок маленький, сразу нанести смертельную рану не получается, но порезов много, и с каждой секундой становилось все больше и больше, а Гоша все тише…
Она не остановилась, даже когда Гоша совсем затих и распластался на ней безвольной тяжелой тушей. Больше не дергался, истекая кровью. А Лиза все резала и резала его шею, будто рука двигалась сама по себе, а не по её воле, пока осколок не заскрежетал по шейным позвонкам. Лишь тогда она остановилась и разжала челюсти. Выплюнула кусок уха. Тот шмякнулся на каменный пол, в лужу Гошиной крови.
Силы окончательно покинули ее, рука с осколком хлестнула об пол и замерла неподвижно. Девушка так и лежала, с истекающим кровью трупом на собственной груди, не видя, что голова убийцы и садиста наполовину отрезана. Не было сил даже скинуть его с себя. В голове страшно пульсировала боль, рук и ног она не чувствовала, будто сама уже разлетелась на осколки. Но губы ее сложились в горькую ухмылку и проговорили еле слышно и хрипло:
— Я же говорила, что убью тебя…
Глава 17
За несколько часов до этого…
Дождь хлестал сплошным потоком. Черноту ночного неба резали молнии, ветер такой, что с ног валит.
Человек, закутанный с головой в дождевик из плотной плащевки, настырно шагал по горной тропе. За спиной легкий рюкзак, в руке непромокаемый фонарик.
Лучик не слабый, но и тот еле пробивает мрак, усиливаемый взвесью дождевой воды. Лишь вспышки молнии на миг освещают большое пространство и указывают путь. Но человек и так прекрасно знает дорогу и эту местность. Много раз он бывал здесь.
Тренированное тело, не сбавляя хода, быстрым пружинистым шагом пробирается все дальше и дальше.
Иногда порывы ветра настолько сильны, что давят на человека, он наклоняет голову, расставляя плечи, и кажется, что одинокая фигура вот-вот упадет, но путник не ищет укрытия, не прячется от стены ливня, он настойчиво движется по пологому склону вверх.
Тропа сузилась, превратившись в ложбинку, на дне которой уже заструился грязный сточный ручей. Он набирает силу, пытается задержать путника, сбить с ног. Вот уже ручей больше похож на небольшую горную речушку, увлекает за собой вниз камни, что встали у него на пути, и сорванные ураганом ветки.
Яростный порыв ветра сдернул капюшон, обнажив лицо человека. Это был Андрей.
