Жека 2 - Arladaar
— Ну, это как сказать! — возразил Жека. — Тут я с тобой в корне не согласен. Всё только начинается!
— И чего начинается, Соловьёв? — пьяно спросил Митрофанов.
— Наш последний и решительный бой! Ты так и не понял, Егорыч, что самое главное в нашей партии? В ней самое главное — люди! Люди, чёрт возьми! — Жека налил снова водки. — Будут люди, будет всё! Восстановим, сагитируем молодёжь, продолжим дело Ленина! Революцию новую устроим, если надо будет! Через каторгу пойдём! Ячейки подпольные сделаем! На маёвки в лес ходить будем, как до революции! Но красное знамя не уроним!
Митрофанов, поражённый Жекиным порывом, пьяно взглянул на него, и опрокинул ещё водки.
— Единственное что… — замялся Жека. — Нужны деньги. На пропаганду, на агитацию. На нелегальное положение…
— Деньги разве проблема? Ха-ха-ха! — рассмеялся Митрофанов. — Их в партии хоть жопой ешь! Всё равно пропадут! У меня сто тыщ в банке лежит — девать некуда. Бери, Соловьёв, на революцию! Всё равно прахом пойдут!
— Конечно, Егорыч, для благого дела нам ничего не жалко!
Митрофанов совсем заплохел, Жека сказал официанту, чтоб вызвал такси, отдал 200 рублей по счёту с чаевыми, и повёл бухого Митрофанова к выходу из ресторана. Надрался он прилично, но не буянил, лишь что-то бормотал, когда Жека тащил его, держа за плечи. В ресторане играл медленный блюз, с десяток пар танцевали у сцены, и в полумраке никто не обратил особого внимания на пару подгулявших людей — всякое бывает.
Запихнув Митрофанова в такси, и сев рядом, Жека задумался, что делать дальше. Отпускать секретаря в такой ответственный момент никак нельзя было. А то протрезвеет, пойдёт на попятную… Посмотрел на часы — полночь. До утра, до открытия сберкассы ещё 8 часов. И всё это время предстояло поддерживать Митрофанова в тонусе, следить, чтобы и не ушел в запой, и в тоже время не трезвел. За это отвечали две бутылки, прихваченные со стола в ресторане.
Впрочем, Митрофанов был запойный алкоголик, и без спиртного жизни не представлял. Дома у него был такой запас, что хватило бы на десяток человек. Как любой запойный, он боялся, что в одночасье проснётся трезвый посреди ночи, и вожделенной бутылочки не окажется в наличии. Это наверное, самое худшее в жизни, что ему представлялось до путча.
Жил Митрофанов в двушке-сталинке на окраине старого района, доставшейся ему от отца — известного коммуниста и директора чулочно-носочной фабрики «Калинка». В квартире не сказать что богатая обстановка — всё как у всех. Обычная советская мебель, обычные советские обои, обычный гробообразный телевизор «Горизонт». Даже магнитофона не было, что для Жеки казалось совсем уж неприемлемым. Но делать нечего — нет так нет, придётся без музла сидеть. Уложив пьяного Митрофанова на диван, Жека уселся на кресло, и слегка задремал. Посреди ночи приходилось пару раз просыпаться, чтоб принести секретарю выпить водочки.
Утро было ужасным. И сам толком не поспал, и голова болела после вчерашнего — начали бухать ещё прошлым утром с Серым, и уже сутки прошли, как почти непрерывно пил. Но Митрофанову было ещё хуже. Спал он урывками, что-то неясно бормотал, шаблонные фразы из агиток. Встал кое-как. Опохмелился, и только потом пришел в нормальный вид.
— Ну что, Соловьев? Не передумал ещё деньги комсомола хранить для революции? Слонов вон в бега подался, нет его нигде. Пошли! Бутылочку одну положь-ка в пакетик! Похмелимся по дороге!
Жека подумал, что товарищ Слонов-то походу сделал по умному — сразу же дёрнул в одну из союзных республик с деньгами горкома.
— Не, Егорыч! Не передумал! — заверил Жека. — Наше дело правое! Победа будет за нами! Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
— Ну, хорошо, Соловьёв! Поехали сначала в горком, я напишу поручение, возьму печать, и потом сразу в банк. Да, и дипломат вот этот захвати. Наверное, всё поместится туда.
В горисполкоме немалое оживление — почти никто не работает. Люди не знают, чего ожидать, и что вообще будет. Многие стоят группами, в руках газеты, тихо судачат о чём-то.
— Привезли! Привезли! — кричал молодой парень, и почти бежал по коридору с пачкой демократических газет. «Советская Россия», «Комсомольская правда», «Московские новости».
— Что вы там по одному читаете? Читайте вслух! — крикнул пожилой мужик в костюме. — Читайте для всех!
Митрофанов взял печать, и ещё несколько бумаг. Едва успели выйти — к горисполкому подъехали несколько автобусов, откуда вышли омоновцы с автоматами, и заняли оборону вокруг органа местной власти. Жека с изумлением увидел, как несколько людей на крыше здания сняли красный флаг СССР, и бросили его вниз, остался висеть только флаг РСФСР — бело-сине-красный. Это означало, что власть в городе поменялась, и рулят сейчас демократы.
— Нет! Нет! — впал в истерику Митрофанов. — Я не думал, что доживу до такого! Контрреволюция! За что деды воевали???
Однако навстречу шли толпы людей с плакатами, сплошь против коммунистов и СССР. Большинство транспарантов были с демократическими лозунгами и российским триколором. Ни одного в поддержку СССР и компартии. Да этих людей, кто за коммунистов, наверное, просто побили бы. Или их вообще не стало.
Жека в сберкассу не пошёл. Стоял и посматривал по сторонам у входа. Наконец-то появился Митрофанов с дипломатом в руке.
— Смотри, Соловьёв! — он хвастливо открыл дипломат, и показал пачки денег внутри. — Видал??? Тут 120 тысяч!
— Тихо ты, тихо, Егорыч! —огляделся Жека кругом. — Тут одна контра! Я и фашистов видел! В черных рубашках! Пошли! Щас спрячем! Зароем, как клад!
— Пошли! Это наш задел на будущее!— согласился Митрофанов. — Где спрячем?
— Тут на речке место есть хорошее! Никто не найдёт!
Жека решил грохнуть Митрофанова на речке, протекающей через старый центр города. Была она вся захламлена, берега заросли густыми тальниками, клёнами, и всякой дурниной. Местные кидали туда мусор, ненужный хлам, да и вода в речушке отравлялась стоками шахт и автобаз выше по течению. Место это считалось крайне неблагополучным, и местные старались лишний раз тут не появляться. Митрофанов, конечно же, знал об этом, поэтому без подозрений согласился.
— Конечно, Женька! Лучше места не найти, чтоб деньги спрятать!
Перешли по горбатому пешеходному мосту на другую сторону, оглядевшись и убедившись, что никого не видно, спустились по заросшему
