Сергей Зверев - Принцип мести
Участники финала стали получать приглашения от богатых матрон с чеками на сумму с тремя-четырьмя нулями, но, кажется, никто, кроме Эрнста-киллера, не согласился провести ночь страсти на этих условиях. Всех переплюнула одна дама из России, которая заказала... групповое изнасилование. Ее устраивало только мужское трио. А лучше квартет. Непременно из особей, выступающих на ринге. Этой дамой, к моему удивлению и ужасу, оказалась Светлана, у которой я еще полгода назад работал телохранителем. О ее приезде я узнал от Даши, исправно снабжавшей меня информацией обо всем происходящем в отеле. Само собой разумеется, я не горел желанием встретиться со своей дурищей и всячески оттягивал неизбежное объяснение с ней.
Между тем в свои апартаменты на первом этаже вновь въехала отсутствовавшая без малого три недели Миледи. Не знаю, где ее все это время носило, но вернулась она одна, без Богуславского. Оставалось лишь надеяться, что главный организатор турнира объявится со дня на день или непосредственно перед началом финальных поединков.
В колизее закончились последние приготовления. Вместо клетки на арене был установлен ринг-десятигранник, известный еще в Древней Греции (говорят, одним из чемпионов античного панкратиона был Пифагор). Но показательные бои диких зверей и пресмыкающихся продолжались. Непосредственно накануне официально объявленного дня начала состязаний прошли схватки во всех «весовых категориях» животных. Самым зрелищным и страшным, по словам Даши, которая обслуживала судейскую коллегию во время этих поединков, была схватка аллигатора с гиппопотамом.
– Бегемот перекусил крокодила пополам, – сказала она потрясенно, когда вернулась в номер.
– Завтра их место займем мы, – сказал я, поскольку уже знал, что по жребию мне предстоит выйти на ринг против писателя-убийцы, а Гремучей Змее сразиться с Черной Маской. Остальные четвертьфинальные поединки должны были состояться послезавтра.
– Кстати, – с каким-то отрешенным выражением лица и неуловимой интонацией добавила Даша, – тобой интересовалась Миледи.
– И что же?
– Так, ничего. Она попросила тебя зайти к ней вечером где-то после семи. Ты пойдешь?
В ее вопросе не было намека на ревность или какую-нибудь личную заинтересованность, словно речь шла о том, чтобы выбежать за пачкой сигарет, но именно это заставило меня подумать, что ответ для нее чрезвычайно важен.
– Я схожу, но ненадолго. Возможно, мне удастся что-нибудь узнать о твоем отце.
– Да, сходи. Мне самой хочется что-нибудь узнать.
Она предоставляла мне полную свободу. Она не могла ограничить ее ничем, кроме любви, которую хотела бы внушить. Любовь – всегда ограничение свободы, и в этом смысле я был почти свободен.
– Сколько сейчас времени?
– Как раз «после семи», – отводя взгляд, проговорила Даша.
– Я скоро вернусь, – сказал я и поцеловал ее в щечку, от которой повеяло абрикосовым ароматом и детской прохадой. Игнатий приветственно поднял руку, лежавшую поверх одеяла. Он был еще слаб и по вечерам не вставал с постели.
Я вышел из номера и спустился на первый этаж, где располагался люкс Миледи. По пути мне встретились панкообразная девица в обнимку с каким-то фавном и вереница карликов, переодетых в гномиков, которые несли в гробу орущего во всю глотку седого мужчину. «Покойник» был в дымину пьян и абсолютно гол. Я опасливо посторонился, чтобы пропустить эту безумную процессию, и постучался в дверь Миледи. В голову лезла всякая чепуха. А вдруг весь люкс оккупирован лесбиянками или в нем полным-полно голубых? На всякий случай я приготовился дать в торец первому, кто схватит меня за рукав.
Но Миледи была одна. Это несколько успокоило меня, хотя я и понимал, что с ней нужно держать ухо востро и никоим образом не поддаваться обманчивому чувству безопасности. Одета она была так, словно собиралась на дипломатический прием в английское посольство: строгий однотонно-бежевый костюм, юбка на два пальца ниже колена, минимум косметики, консервативная прическа. Сначала я ее даже не узнал.
– Проходи в гостиную, садись, где тебе удобно, – сказала она так, будто расстались мы два часа назад.
Не знаю, что со мной произошло, но я увидел перед собой прежнюю Валерию, ту, которую когда-то любил. Казалось, вместе с внешним обликом ей каким-то чудом удалось изменить и свое внутреннее содержание. Соблазн поверить в это был чрезвычайно велик. Но я не обольщался на ее счет.
– Что ты будешь пить? – спросила она, когда я устроился на диване в просторной гостиной.
– Ничего.
– Боишься, что я тебя отравлю?
– Ты меня уже отравила однажды. Зачем повторяться?
– Хорошо, как хочешь. А я, пожалуй, выпью.
Миледи налила в высокий узкий бокал шампанского и, гуляя с ним по гостиной, задумчиво сделала несколько глотков.
– Ты, наверное, спрашиваешь себя, зачем я тебя позвала?
– Я не перестаю задавать себе этот вопрос.
– Мне нужен мужчина. Нужен ты. Шутка.
Она произнесла все это без тени улыбки.
– А если серьезно, мне нужен друг. Я очень одинока. И никого, кроме тебя, у меня нет.
– На языке филологов это называется гипербола.
Миледи наклонила бокал. Тоненькая струйка шампанского вылилась на ковер и с шипением запузырилась.
– Я понимаю, все понимаю. Один мудрый человек сказал: в одну реку нельзя войти дважды...
– Это был Гераклит. В отличие от него Кратил считал, что в одну и ту же реку нельзя войти не только дважды, но и однажды.
– Ты всегда был начитанным мальчиком, – усмехнулась она и выплеснула остатки шампанского в камин.
– Кислятина.
Сейчас она включит медленную музыку, подумал я.
– Что-то тихо, – словно прислушиваясь к какому-то отдаленному шороху, произнесла Миледи. – Нажми кнопку. Справа от тебя.
Я послушно включил магнитофон. Конечно, «Сикрет сервис». Под эту музыку мы занимались любовью пятнадцать лет назад, под нее же благополучно шли ко дну в недавнем прошлом на теплоходе «Гермес». Впрочем, тонул я один – она в это время находилась в вертолете. Вместе с Богуславским.
– Тебя, кажется, ностальгия замучила, – заметил я.
– Не то слово, – охотно поддержала эту тему она. – Я все время задаю себе вопрос: а что было бы, если бы я вышла за тебя замуж?
Мне иногда хочется, чтобы прошлое в лице многих женщин, отвергнувших меня, засвидетельствовало мое семейное счастье и благополучие. Что бы оно подумало, мое прошлое? Но я вовремя вспомнил: семейная жизнь у меня, увы, не сложилась.
– Умер барсук. Нос его все еще влажен, – ответил я одностишием неизвестного автора. Самый лучший способ спрятаться – заговорить стихами или цитатами. Я выжидал. Хотел выяснить, к чему она клонит, чего от меня добивается.
– Я вижу, ты не доверяешь мне, – с легкой обидой произнесла она.
– Мой друг Садовский однажды сказал мне: зрение у тебя, как у беркута.
– Кстати, где он?
– Не думаю, что тебя это действительно интересует.
– Хорошо, будь по-твоему, – сказала Миледи. – Я постараюсь завоевать твое доверие. И, чем черт не шутит, вернуть твою любовь.
– О!
– Напрасно ты иронизируешь. Мне достоверно известно, что ты ищешь Богуславского. Он здесь.
Миледи с плохо скрываемым (или хорошо разыгрываемым) волнением вновь наполнила бокал «кислятиной» и залпом осушила его. Кассета кончилась. В гостиной, как в момент кульминации на театральных подмостках, повисла предгрозовая тишина. Мне очень хотелось, чтобы эта ставшая теперь уже окончательно чужой женщина хоть раз в жизни была искренна в своем желании пойти мне навстречу, а не вела двойную игру и не выполняла чей-то заказ.
– Уже теплее, – осторожно произнес я. Мне не хватало какого-нибудь предмета в руках – сигареты, журнала, кубика-рубика, чего угодно, – чтобы отвлечься хоть ненадолго и снять напряжение. Я замер, как тигр перед прыжком.
– Да, он здесь, – словно очнувшись от короткого забытья, продолжала Миледи. – И мне известны его дальнейшие планы. Ни одному из участников состязаний не будет выплачено ни цента. В лучшем случае они уедут отсюда живыми. Но, зная Богуславского, я в этом сильно сомневаюсь. Заработав на тотализаторе несколько миллионов долларов, он исчезнет, чтобы объявиться в другой точке земного шара под другой фамилией, гражданином какой-нибудь экзотической страны...
– Где он? – прямо спросил я, чтобы избежать дальнейшего словоблудия и убедиться в твердости ее намерений.
– Не знаю. Но разве стала бы я тебя предупреждать, если бы не была на твоей стороне?
Я был не на шутку взбешен. Вероломство Богуславского не знало границ, и если все, о чем рассказывала Миледи, было правдой, то нам с Игнатием следовало подумать отнюдь не о выкупе Садовского или ремонте храма, а о собственном спасении.
– Я хочу помочь тебе, – сказала она и сделала порывистое движение в мою сторону, как бы намереваясь броситься в мои объятия, но в последний момент одумалась и остановилась. Я буквально впился глазами в ее лицо. Безусловно, в ней умирала гениальная актриса. Она была способна всей душой прорасти в свою роль и поверить в те надуманные обстоятельства, в которые ей требовалось вжиться по сценарию. Я был единственным свидетелем ее потрясающей игры и, наблюдая за ней из королевской ложи, думал: «Когда же ты сфальшивишь, красотка, и возьмешь бекар вместо бемоля?»
