Андрей Воронин - Между жизнью и смертью
Успокаивающе помахав жене рукой, немец последовал за «представителями Ка-Гэ-Бэ» в их машину.
Когда они уселись в «Опель», Бобровский включил диктофон, и Банда обратил на это внимание немца:
— Наш разговор будет записан, господин Берхард. Пленка затем будет передана в суд.
— Без своего адвоката я не собираюсь ни о чем с вами разговаривать. Я — иностранный гражданин и требую поэтому представителя моего посольства. Вы поступаете незаконно, задерживая меня. Я знаю свои права.
— Высказались?
Банда строго смотрел на новоиспеченного «папашу», и в глазах его постепенно разгорался огонек злости. Карл заметил это и благоразумно решил помолчать.
— Теперь я буду говорить; Вы, — Банда ткнул пальцем чуть ли не в глаз немцу, — купили ребенка в одесском роддоме, воспользовавшись услугой некоей частной чешской фирмы. Не знаю, может быть, вы даже не понимали, что делаете. Возможно, вам говорили, что ребенок — сирота и ему надо помочь…
— Да, мне сказали, что его родители погибли в автокатастрофе, а мальчик, по счастью и чистой случайности, остался жив и невредим, — горячо заговорил Берхард. — Поэтому я могу его усыновить.
— Это ложь. Его родная мать, вынашивавшая его девять месяцев, сейчас лежит в роддоме и плачет по своему, как ей сказали, родившемуся мертвым сыну.
— Какой кошмар! — закрыл лицо руками немец. — Что же теперь делать?
— Для начала расскажите нам, как вы связались с преступниками, сколько вы им заплатили?
— По объявлению. Фирма обещала решить проблему тех, кто не имеет детей. Они предложили помощь в усыновлении ребенка — сироты из бывшего СССР.
— Кто именно предложил вам это? Где это происходило?
— В Праге, в Чехословакии. Господин Павел Гржимек, доктор медицины, руководитель этой фирмы, и он лично заполнял мои бланки…
— Что за бланки? — заинтересовался Банда, насторожившись и внимательно глядя на Берхарда.
— Ну, мои данные — мой адрес, мое согласие на усыновление и желаемый нами пол будущего ребенка. Все это он внес в компьютер и сказал ждать вызова.
— В компьютер?
— Да.
— Где его офис?
— У него дома, в особняке. На втором этаже. Там он меня принимал, там стоит его компьютер.
— Очень хорошо, — Банда переглянулся с Бобровским — сведения немец сообщал важные, они полностью совпадали с тем, что рассказывала бывавшая у Гржимека дома Рябкина. — Он брал с вас какие-нибудь деньги?
— О, да! И немалые — я заплатил ему целых двадцать пять тысяч марок.
— И вам не показалось странным, что за такое гуманное дело, как усыновление сироты, надо платить такую большую, даже по вашим понятиям, сумму?
— Я еще заплатил и десять тысяч долларов в Одессе врачу больницы, из которой получил нашего мальчика. Господин Гржимек говорил, что деньги нужны для оформления документов — для того, чтобы подкупить страшных советских бюрократов, которые не желают добра своим маленьким несчастным согражданам.
— Ясно.
— Он, наверное, действительно подкупил, потому что проблем у меня не возникало нигде.
— Понятно.
— И что же теперь мне делать?
— А как вы думаете? — горько усмехнулся Банда. — Представьте себе, что у вас украли ребенка. Представьте, что вы его ждали, мечтали о нем, что ваша жена ходила девять месяцев беременная, может быть, плохо себя чувствовала, а потом, в один «прекрасный» день, вдруг раз! — и нет у вас ребенка. Вам бы понравилась такая ситуация?
— Это ужасно.
— Хуже, чем ужасно, — Банда в сердцах сплюнул под ноги и закурил, нервно щелкнув зажигалкой. — Не знаю, на вашем месте я бы очень серьезно подумал над тем, как можно исправить ситуацию. Ведь впереди вас ожидают огромные неприятности — просто катастрофа.
— Подскажите, господин офицер, что мне надо сделать? Я готов на все…
— Вот это правильно. Слушайте меня внимательно: самое лучшее — быстренько разворачивайтесь и немедленно возвращайтесь в Одессу. Найдите в роддоме Ольгу Сергиенко, мать ребенка, и отдайте ей ее сына.
— Но мои деньги? — возопил несчастный немец, ни на секунду не забывая о вложенной в это сомнительное предприятие огромной сумме.
— Боюсь, с деньгами будет полный швах — вчера была арестована главврач больницы, которой вы заплатили. А мы едем разбираться с господином Гржимеком. Поэтому, кстати, и не сможем проводить вас до Одессы.
— Вы меня отпустите одного?
— Да. Вам ведь некуда деваться. Граница для вас теперь закрыта, — припугнул немца на всякий случай Банда, — а если вы и вырветесь в Германию с мальчиком на руках, вас тут же накроет Интерпол — мы совместно занимаемся расследованием этого преступления. Так что решайте сами, чего вы боитесь больше — потерять деньги или пойти в Сибирь.
— Господи! — немец в тоске закрыл глаза, откинувшись на подголовник сиденья, — Так как, господин Берхард?
Несколько минут Берхард молчал, и в салоне висела напряженная тишина.
— Я еду в Одессу! — наконец решительно произнес, открывая глаза, немец. — Я отдам сына его матери. Как, говорите, ее зовут?
— Запишите — Ольга Сергиенко, — Банда протянул незадачливому «папаше» ручку и листок бумаги.
— Так, я записал. Вот только как уговорить расстаться с мальчиком Хельгу…
— Ну уж уговорите как-нибудь!
— Конечно.
— Господин Берхард, скажу вам откровенно — вас следовало бы задержать и сдать в милицию в ближайшем городе. Но у нас сейчас просто нет на это времени. Поэтому мы вас отпускаем. Более того, если сегодня вечером ребенок вернется к матери, я обещаю вам полную свободу. Вас не привлекут к ответственности, вы будете проходить по делу исключительно в качестве свидетеля, а не соучастника. Вы будете вольны хоть завтра вернуться домой.
— О, спасибо, герр офицер!
— Не за что. Только смотрите, не хитрите. Все зависит теперь от вас.
— Да-да. Простите меня, если можно. Я не знал, что делаю. Желаю вам быстрее арестовать этого негодяя. До свидания, господа офицеры, — он выбрался из «Опеля». — Искренне желаю вам удачи!
Захлопнув дверцу, он зашагал к своей машине.
Еще несколько минут, как заметили Банда и Бобровский, он отчаянно жестикулировал, что-то объясняя жене.
Затем «Мерседес» с баварскими номерами, развернувшись на узкой дороге, спокойно покатил назад, к Хмельницкому, и дальше — на Одессу…
— Банда, ты опять сыграл не по правилам, — заметил Бобровский. — Мы обязаны были его задержать, сдать в органы — он ведь соучастник. У него украденный ребенок! А ты его отпустил на все четыре стороны…
— Сергей, если сегодня вечером Ольга не поцелует своего сына — а я почему-то уверен, что этот немец обязательно вернет ребенка! — ты сможешь отдать меня под суд. Да я и сам явлюсь с повинной. Но я чувствую…
— Ну-ну, — неопределенно хмыкнул Бобровский, когда «Мерседес» Берхарда скрылся из вида. — И что теперь?
— Теперь — в Прагу!
Банда завел двигатель и погнал машину к границе…
II
Ольга Сергиенко только-только отошла после наркоза.
Еще вчера, во время ее первого «просыпания» после дозы обезболивающего наркотика, она узнала, что ее ребенок родился мертвым. Страшная весть обрушилась на нее, как лавина, и, не выдержав этого, Оля потеряла сознание, перепугав врача и медсестру.
Когда ее привели в чувство, она попыталась вскочить, куда-то бежать, что-то делать, но тут же жаркой волной нахлынула боль, и Ольга упала на кровать, не сумев даже сесть.
К вечеру в палату зашел Андрей, ее муж, — весь почерневший и осунувшийся от горя. В порядке исключения ему это разрешили, уж слишком неординарный был случай. Он пытался держаться, подбадривая жену, отвлекая ее от страшных мыслей, но потом не выдержал и сам, и две женщины, лежавшие вместе с Олей в послеоперационной палате, стыдливо отвели глаза, чтобы не смотреть на рыдавших обнявшихся супругов.
Проведя бессонную ночь, на следующий день Ольга даже не чувствовала усталости, осознавая только одно — у нее больше нет ребенка. Он умер.
А вокруг все бурлило. Больница была потрясена невероятными событиями.
Слухи ходили один немыслимее другого.
Говорили, что больницей руководила мафия, и теперь ее арестовали, а кого-то даже убили.
Говорили, что в морге прятали трупы замученных и убитых людей.
Говорили, что детей крали прямо из-под рожениц и проводили над ними какие-то эксперименты.
Говорили, что уже арестована главврач больницы и заведующий родильным отделением.
«Сарафанное радио» больницы иногда попадало в точку, в основном же даже реальные факты обрастали в его изложении неимоверным количеством фантастических домыслов.
Все эти разговоры между тем совершенно не занимали Ольгу. Она даже мысли не могла допустить, что ее ребенка, ее мальчика украли.
