Евгений Сухов - За пределом беспредела
– Погусарили мы, конечно, на славу, – заговорил хозяин дома, Герасим Савельевич Заботин. – Я на втором курсе как-то в училище бабу притащил.
– Как же это так? На территорию нельзя.
– Нельзя. Пришлось с ней через забор лезть. Так вот, напоролись на какой-то гвоздь, она изодрала воскресное платье, я порвал парадку. Думаю, куда ее вести? Всюду мужики! Если в казарму, так это не дело. Казарма большая, там сто двадцать человек спят, пока она будет раздеваться, ее молодые голодные самцы на части порвут. Решил повести ее в кабинет к начальнику курса. Его тогда не было, а ключи у дневального, привел подругу туда. Взял я ключи, привел подругу туда. А она все удивляется: как ты хорошо живешь, да у тебя здесь все в зеркалах! Посадил я ее на командирский стол и отодрал, насколько моих силенок тогда хватило. Молодой был, сами понимаете, сейчас бы на такие подвиги не отважился…
Все дружно рассмеялись.
– А у тебя здесь уютно, – констатировал Попцов. – Жалко будет с дачкой-то расставаться, когда попрут?
– Уже выгоняют, – с грустью пожаловался хозяин. – Так и сказали: теперь ты в Госснабвооружении не работаешь, давай поскорее служебную дачку освобождай. Получается, как работал – был нужен, а как уволили, так под зад коленом. А что я жене скажу, дочке? У Маришки на этой даче, считай, все детство прошло. Признаюсь, и мне отсюда непросто съезжать…
– Можем помочь. Хотя нас из Госснабвооружения поперли, но связи кое-какие еще имеются. Дачку-то уж твою отстоим как-нибудь, – великодушно пообещал Баскаков, прожевывая кусок розового сала. – Приватизируешь по остаточной стоимости…
– Ладно, – отмахнулся Заботин, – пока я еще тоже кое-что из себя представляю, так что с моим выселением им придется подождать. Ладно, вспомнили старое, посмеялись, а теперь давайте поговорим о делах. Как вы знаете, я заведовал не только внешнеэкономическим отделом – в круг моих обязанностей входила разработка новых каналов для переброски оружия в заинтересованные страны. Сами понимаете, каналов часто нелегальных. Чего нам кокетничать друг перед другом? С этого мы имели неплохой навар. А значит, я должен был заниматься в первую очередь агентурной сетью, внедренкой и так далее. Все это лежало на моих плечах. Кроме того, я обязан был налаживать хорошие контакты с заводами-изготовителями, у которых всегда имелись излишки продукции. В этом случае мы делились по-братски – часть доставалась директору завода с главным инженером, другая часть отходила нам.
Герасим Заботин выдержал паузу. Откровенным, слегка насмешливым взглядом он прошелся по напряженным лицам генералов. Никто из них ему не возражал.
Заботин был единственным из этой компании, имевшим звание полковника. Самое обидное состояло в том, что он занимал генеральскую должность, а на гражданку его отправили буквально за два месяца до подписания приказа о присвоении ему генеральского звания. На протяжении полугода ему твердили о том, что бумага о его повышении лежит на столе у Президента, которому оставалось только поставить размашистую подпись. Но создавалось впечатление, будто бумага слетела с президентского стола и была заметена вместе с прочим государственным мусором не в меру расторопной уборщицей.
Незавершенность карьеры попортила Заботину немало крови. Кроме того, несмотря на общие юношеские воспоминания, он немного комплексовал перед генеральским собранием, хотя и не желал признаваться в этом даже самому себе. Заботин уселся на подлокотник кресла, давая понять, что сейчас всяческие регалии не в счет. А потом, если разобраться, каждый из присутствующих был кое-чем ему обязан. Именно Герасим Савельевич Заботин уважил просьбу друзей-однокашников и подыскал каждому из них неплохое место в Госснабвооружении, когда им осточертело разъезжать по бескрайним просторам Родины и захотелось завершить свою карьеру в столице. Это на первый взгляд теплыми местами распоряжаются люди с большими погонами, но на практике все выглядит до безобразия банально – от мнения или подписи какого-нибудь незаметного подполковника, несущего службу в отделе кадров Московского военного округа, зависит судьба даже трехзвездных генералов. Подчас достаточно презентовать подполковнику музыкальный центр, чтобы заполучить желаемое назначение.
Герасим Заботин был именно из таких людей. За время своей работы в Госснабвооружении он успел обзавестись нужными связями и частенько использовал их с выгодой для себя. Он и сам старался никому не отказывать в просьбах, зная, что придет день, и должок ему вернется сторицей.
– В Таежном у меня был свой человек, очень надежный, майор Громовский, – продолжал Герасим Заботин. – В его задачу входило поддерживать связь с триста сороковым заводом, на котором собирали узлы для зенитных установок. Заодно он должен был присматривать и за директором, чтобы тот не выкинул какого-нибудь финта вроде явки с повинной.
– Ты его сам туда послал? – поинтересовался Баскаков.
С триста сороковым заводом у Юрия Павловича были связаны самые приятные воспоминания. Именно с него началась служба генерал-майора Баскакова в компании Госснабвооружение. Шесть лет назад он продал восемь зенитных установок, положив себе в карман около восьмидесяти тысяч долларов.
– Нет, – покачал головой Заботин, – Громовский уже там работал. Я просто его прикормил. На самом деле он служил в одном из отделений ФСБ!
– Ого! – вымолвил Попцов.
– Ничего страшного. – Заботин откинулся на высокую спинку кресла. – У него от меня не было секретов, я слишком крепко держал его на кукане. Он занимался тем, что присматривал за политическими горлопанами, которых в последние годы там появилось немало. Громовский вербовал людей, которые контролировали движение изнутри. Вся его агентурная сеть находится вот в этом ящике, – показал полковник пальцем на небольшой сейф, вмонтированный в стену. Он не опасался, что документов коснется чужая рука. Даже если дверца откроется, то содержимое сейфа мгновенно превратится в пепел. Нужно было набрать несколько заветных цифр, чтобы этого не случилось. – Не так давно он завербовал местного криминального авторитета, некоего Николая Радченко, который проходил у нас под кличкой Глухарь. Этот Радченко учился в милицейской спецшколе, но совершил убийство однокурсника. Мне пришлось немного похлопотать, чтобы последующие десять лет он не смотрел на мир в клеточку, за эту любезность Глухарь обещал отплатить верностью.
– Послушай, Герасим Савельевич, – встрял в разговор Антон Корнеев, – какое отношение это имеет к нам? Насколько я понял, у тебя созрело предложение ткнуть Игнатова мордой в стол?
– Минутку терпения, – сдержанно попросил Заботин, – мы не только накажем Игнатова, но и вернем себе прежнее положение. Кто он такой, чтобы вышвыривать нас под зад коленом? На наше место он посадил других людей. Но они воруют не меньше нашего, а больше! А этот паскуда Платонов делает вид, будто совершенно ничего не происходит. Я отказываюсь что-либо понимать.
– А чего тут понимать? – искренне удивился Баскаков. – Наш Платонов залепил глаза долларами, вот поэтому ничего и не видит.
От выпитого коньяка Баскакова разморило, кровь теплыми волнами побежала по телу, и он настроился на обстоятельный разговор. Плохо, что Заботин не приглашает на свою дачу девочек по вызову, не мешало бы разбавить мальчишник их присутствием.
– Не исключено, что Игнатов имеет компромат на Платонова, вот и держит его за глотку, – подал голос Попцов.
– Глухарь оказался не просто хулиганом, – почти торжественно объявил Заботин. – Из него вышел отъявленный бандит. Он сумел подмять под себя не только город, но и весь регион! Я предлагаю вот что… – Герасим Савельевич сделал небольшую паузу, придавая сказанному особую значимость. – Предлагаю вызвать Радченко в Москву, и пускай он разберется с нашим Владиславом Геннадьевичем!
– Идея неплохая, – первым отозвался Баскаков. Он плеснул в рюмку немного коньяка и принялся разглядывать золотистую жидкость на просвет. – Кажется, Игнатов бывший вор? Странно, как он попал к нам.
– В этом мире вообще творится много непонятного. Он не просто вор, а вор в законе! – мгновенно отреагировал Заботин. – Так сказать, элита преступного мира.
– Кстати, а что об этом думает твой майор? – спросил Корнеев.
– Он уже ничего не думает. Его убили. У меня есть подозрение, что дело не обошлось без Глухаря.
– Вот оно как? – хохотнул Баскаков. – Майор, значит, его растил, воспитывал, а он вместо благодарности возьми да и отправь своего наставника на тот свет.
Герасим Заботин поднял палец вверх:
– Это только мое предположение, но косвенные улики указывают именно на него. Возможно, Глухарю стала надоедать опека майора, он почувствовал, что перерос его, и решил избавиться от своего куратора. Такое случается в нашей практике. Но это неважно: Глухарь, сам того не зная, оказал мне услугу. Я уже искал случая, чтобы избавиться от Громовского. Он стал слишком активно интересоваться нашими делами, а такое не прощается. Ну так как вам моя идея насчет приглашения Радченко в Москву?
