Олег Алякринский - Гастролер
— Завидуешь?
— Да вроде нет. Но вижу, что прогресс идет намного шустрее, чем во времена нашей с тобой молодости. С войны всего-то пятнадцать лет минуло, а, смотри-ка, уже люди совсем другие по улицам ходят. Разодетые, сытые, довольные… Видно, хоть им товарищ Хрущев мозги-то и промывает изо всех сил и зовет коммунизм строить, но они-то не больно спешат на коммунистические стройки… Ты погляди — все в заграничных шмотках, а кто не в импорте, тот с таким голодным выражением на роже смотрит пижонам вслед…
Нестеренко внимательно посмотрел мне в глаза.
— Вот и ты расфилософствовался! Да, брат, сегодня не учебник истпарта — орудие победившего в войне народа, а доллар, фунт, марка и франк. Кстати, я хотел с тобой кое-что обсудить… Поехали на Арбат…
* * *— Все эти маниловские прожекты Никиты Сергеевича ни к чему толковому в экономике не приведут, — с горечью говорил Егор, — только задурят народу мозги, а выиграет от всех его горе-реформ, как всегда бывало на Руси, чиновный люд. А чиновный люд на Руси — самая бездарная часть общества, самая ленивая и жадная. И самая жестокая, кстати. Вот у нас сейчас принято ругать Сталина за лагеря, расстрелы и сломанные судьбы миллионов. Но ведь не Сталин сажал, не Сталин пытал, он только дал советским чиновникам волю… И они наломали дров… Потому что ничего толком создать не умеют и не хотят уметь, кроме как набить свое брюхо и свой карман! Ты вспомни хоть того гада, который твою Катю с сыном сгубил… Калистратов!
Мы сидели в ресторане «Прага» на Арбате. С довоенных еще пор этот ресторан очень мне нравился. Было в нем что-то от того старого «Англетера», в котором мы сиживали со Сдавиком Самуиловым: старинная мебель, большая люстра и отдельные кабинеты, отгороженные от общего зала тяжелыми портьерами. В одной из таких кабинок мы с Егором сейчас и расположились.
— Кстати, о чиновниках… Помнишь… — задумался я вслух, вдруг поймав стайку клочковатых воспоминаний, витающих где-то на задворках памяти. — Хотя как ты можешь помнить… Где-то в конце двадцатых я у вас в Питере взъерошил одного взяточника-валютчика, из крупных милицейских начальников…Был у меня тогда заказ на валюту. Лучшие люди Страны Советов дернули за границу агитировать за Сталина и за ударный труд — и всем позарез понадобились дензнаки — вот на этом спросе я себе нарубил капусты. Так вот обрати внимание, сейчас народ снова пялится за бугор.
— Молодец! — засмеялся профессор экономики. — Зришь в корень.
— Нет, а что, это же богатая идея! Я уже много раз примечал, как мелкая шпана шакалит на «плешке» за заезжими иностранцами. В основном это мелкая шантрапа, скупающая валюту по мелочи, а затем перепродающая ее совгражданам, отправляющимся за границу.
— Ну и?.. — Нестеренко ждал дальнейших объяснений.
— Так, может, ты сумеешь мне помочь найти доступ к людям, которые часто выезжают за границу… У которых дома есть валюта…
— Ну я выезжаю за границу, — поскучнел Егор. — Представляешь, на следующей неделе по линии Дома дружбы еду во Францию. И что дальше?
И я впервые за время нашей беседы стушевался и замолчал.
— Я бы подошел к проблеме с другого фланга, — спокойно начал Нестеренко. — Не надо воровать валюту — валюту надо изымать! В Москве, в Ленинграде, в портовых городах на Украине, в Западной Белоруссии идет тихая подпольная скупка и перепродажа инвалюты, и в этом, как говорится, бизнесе заняты сотни мелких жучков. Так почему бы вам… тебе, Гера… не взять под контроль нелегальную валютную торговлю — вот что принесет действительно крупную прибыль!
— Каким образом? — Я даже заулыбался. Егор, как всегда, говорил дело.
— Бизнес этих юношей, стреляющих по паре долларов с интуристов, на первый взгляд может показаться мелочью, но ведь капля камень точит, и если эту торговлю поставить на поток и под жесткий контроль, го из этого много можно выжать, — рассуждал Егор, — не меньше, а, может быть, больше, чем от квартирных краж. Да и перспективы у такого рода бизнеса — невероятные, Гера… С этого, между прочим, начинали многие короли итальянской мафии!
— Что, все еще хочешь из меня сделать строителя русской мафии? А, Егор? — говорю. — И зачем тебе это нужно? Ты же уважаемый ученый, профессор, в загранку ездишь… Чего тебе-то с нашего воровского дела?
— Затем, Гера, что я люблю Россию, но не советскую, а тысячелетнюю, — очень серьезно ответил Нестеренко, поправляя очки. — Помнишь наш давнишний разговор на Соловках про восстание сорняков? Не забыл? Так вот не вижу я для нее, многострадальной, никакого иного пути освобождения от сорняков, кроме как создания артели сильных, толковых, предприимчивых, да по-своему жестоких, но и справедливых людей, которых нынешняя власть никогда… понимаешь, Гера, никогда не допустит к управлению экономикой страны. Потому что понимает: эти толковые люди их вмиг сметут, отгонят от бесплатной кормушки… Так что в русской мафии есть и мой, если хочешь, идеологический и патриотический интерес.
— И на что же ты надеешься? На воров в законе?
— Моя надежда связана с классом советского чиновничества, который растет числом и прирастает самовластьем прямо на глазах, — с ним и надо связывать задачу создания нашей мафии. Потому что корень мафии — алчный, а значит, продажный государственный чиновник. Их продажность — твой козырной туз, твой джокер, Гера. После двадцатого съезда, когда с режимом Сталина начали бороться в открытую, многие осмелели, уже не боятся ни пятьдесят восьмой статьи, ни десяти лет без права переписки, как в прежнее время боялись. Теперь все, кому не лень, гребут под себя, хотя и корчат благородных строителей коммунизма, но ведь в реальности сами на этой стройплощадке возводят небольшие частные коммунизмики. Вот и надо вам подумать, Гера, над тем, как бы поаккуратнее, но покруче взять в оборот эту публику. Ведь только карманными кражами да грабежами твою воровскую империю не построить… Тут одного воровского общака мало — нужна солидная, сравнимая с государственной казна. Так сказать, второй, или теневой, бюджет. А это миллиарды, да не рублей, а долларов. Поднимешь такую задачу — будешь вторым председателем Совета министров. Или даже первым…
* * *Схема скупки и перепродажи валюты, разработанная мной по наущению Егора Нестеренко, оказалась до примитивности проста, и главное — в ней была сложная цепочка перекупщиков, когда никто из многочисленных барыг не знал своих последующих подельников ни по имени, ни в лицо. Сердцем созданного нами валютного «черного рынка» Москвы стала все та же «плешка», как наиболее посещаемый иностранцами район столицы. Юные «бегунки», или «рысаки», были первыми посредниками, или первой лапой. Они ошивались у центральных гостиниц, они же посещали все международные выставки на ВДНХ и в Сокольниках, все спортивные состязания в Лужниках, ходили на гастрольные представления зарубежных театров и повсюду втихаря скупали заграничные дензнаки по так называемому официальному курсу Госбанка СССР, то есть за сущие копейки. Собранный ими улов перепродавался дальше по цепочке «шефам». Те в свою очередь сбывали валюту «купцам». Эти и были основными держателями валюты, но пятьдесят процентов отдавалось ими моим «контролерам», собирающим деньги в воровской общак.
Был налажен и еще один крупный канал добычи валюты — «курьеры»: они работали с профессиональными контрабандистами с Запада, которые приезжали в СССР под видом туристов, коммерсантов, молодых специалистов и студентов. Я поначалу не мог взять в толк, почему Егор так настойчиво советует самим заняться скупкой валюты, как не понимал, зачем ворам нужны французские франки, западногерманские марки, английские фунты и американские доллары. Все равно в Союзе хождение инвалюты было под запретом… Но Нестеренко только усмехался и повторял неизменно: погоди, Гера, погоди, придет время — пустишь в ход свой валютный запас. А пока собирай валюту. Бумажку к бумажке. Пользуйся гем, что официальный курс смехотворно мал. Пройдет пять лет — не заметишь, как твои «грины» превратятся в чистое золото.
Но надеждам Нестеренко на то, что климат хрущевской «оттепели» будет все более благоприятным для предприимчивых людей Союза, не суждено было осуществиться. Словно кто-то подслушал состоявшийся в приватном кабинете ресторана «Прага» разговор известного московского ученого и знаменитого вора в законе — и в стране вдруг развернулась остервенелая охота на «валютчиков». Причем руководству Министерства внутренних дел даже поставили в вину то, что оно, мол, не справляется с поставленной задачей, и борьбу с контрабандой и подпольной торговлей валюты передали в ведение органов госбезопасности.
И гэбуха энергично взялась осваивать новое дело. Довольно скоро были установлены имена многих «царьков» или «королей», как называли негласных воротил «черного рынка». Но на первых порах их взяли только в оперативную разработку и никого не трогали. Возможно, подгоняли законодательную базу.
