Лицо под вуалью - Ренделл Рут
Теперь это уже был вопрос времени, и инспектору хотелось бы обсудить все это с Вексфордом. Больше всего ему хотелось бы, чтобы шеф присутствовал при следующем разговоре с Клиффордом, сидел бы здесь за столом, слушал и иногда сам задавал вопросы. Бёрден больше не ощущал себя инквизитором или палачом, но он все равно чувствовал ответственность, которая тяжелым грузом лежала на его плечах.
* * *Утром Шейла постаралась загладить вину.
– Сильвия хотела, чтобы я извинилась в суде, – сказала она. – Можете себе представить? Я должна публично взять назад свои обвинения, попросить прощения у шайки террористов, признать себя виновной и пообещать больше никогда так не делать.
– Она не это имела в виду, – вставила Дора.
– Думаю, именно это. В любом случае я не собираюсь извиняться ни перед кем, кроме вас с папой. Простите, что я устроила ссору в вашем… новом доме. Особенно учитывая то, что я некоторым образом ответственна за разрушение вашего старого дома.
Она поцеловала родителей на прощание и уехала к Нэду в Корэм-Филдз. Через полчаса после ее отъезда позвонила Сильвия и извинилась за то, что назвала «ненужной сценой». Может быть, ей можно заехать и объяснить, что она в действительности думает обо всей этой ситуации с проволочной оградой и Шейлой?
– Ладно, – ответил Вексфорд, – но только если ты привезешь мне все номера журнала «Ким», какие есть у тебя дома.
Прежде всего, сказала его старшая дочь, она не уверена, что у нее есть хоть один номер, но потом, когда отец заявил, что она похожа на мать и никогда ничего не выбрасывает, Сильвия ответила, что хранит их только ради узоров для вязания. Во второй половине дня она явилась со стопкой журналов, такой тяжелой, что их нельзя было принести из машины за один раз, и Вексфорду самому пришлось сделать два захода, чтобы внести их в дом. Журналов, охватывающих период примерно в четыре года, было больше двух сотен. Старший инспектор понимал, что ничто, кроме чувств Сильвии, не заставило бы ее открыться отцу в таком пристрастии к чтению журналов – к тому же низкопробных. Дора ничего не сказала, когда всю эту прессу принесли в маленькую гостиную, но на ее лице появилось выражение сдержанного отчаяния, когда дочь сложила из них стопку высотой с башню между книжным шкафом и телевизионным столиком.
Ее объяснение и нечто вроде манифеста ее взглядов на ядерную проблему и роль общественных деятелей в проявлении гражданского неповиновения и ненасильственных прямых акциях заняло много времени. Вексфорд слушал с сочувствием, так как знал, что он выслушал бы Шейлу, и, конечно, изо всех сил старался быть справедливым к той дочери, которую меньше любил. Даже когда он думал в таких терминах, то чувствовал себя низким и подлым. И если Сильвия действительно боялась, что его могут еще раз взорвать, если она действительно опасалась за него и его жизнь, он должен встать перед ней на колени в благодарность за то, что она так его любит. Поэтому Вексфорд сидел и слушал все ее речи, кивал в знак согласия или мягко возражал и постарался не выдать своего огромного облегчения и того, как у него подпрыгнуло сердце, когда раздался звонок в дверь и он, выглянув в окно, увидел у обочины машину Бёрдена. Странно, но старший инспектор совершенно забыл о том, что должен почувствовать неловкость.
Майкл привез с собой Дженни и малыша Марка. Если б у Сильвии были девочки – например, такая же парочка, как Мелани и Ханна Куинси, – они бы сразу же взяли двухлетнего малыша под свое крылышко, разговаривали бы с ним и играли под влиянием раннего материнского инстинкта. Но так как дети Сильвии были мальчиками, они просто смотрели на него со скучающим равнодушием, и когда их мать предложила им показать Марку их «Лего», ответили:
– А это обязательно?
– Я собирался пригласить тебя куда-нибудь выпить, – сказал Бёрден своему коллеге, – но Дженни говорит, что не допустит таких сексистских штучек.
Сильвия с энтузиазмом закивала.
– Совершенно верно! Я полностью согласна.
В старом доме Вексфорд отвел бы Майкла в столовую, но здесь столовая отсутствовала – имелся только уголок за узким столиком под названием «зона для еды». Однако на кухне, хоть и маленькой, стояли стол и два стула и как раз хватало места, чтобы посидеть вдвоем, если люди не слишком толстые и готовы держать локти прижатыми к бокам. Над этим помещением доминировал большой холодильник. Вексфорд достал две двухпинтовые банки пива «Эббот».
– Прости, Майкл… – начал было он, а Бёрден заговорил одновременно с ним:
– Послушай, я жалею, что наговорил тебе вчера…
Оба смущенно рассмеялись, и их охватило чувство неловкости.
– О, ради бога! – почти простонал Вексфорд. – Давай забудем об этом. Я никогда не считал, что у тебя психопатические наклонности, как я мог сказать такую глупость?
– Я тоже всерьез не думал, что этот несчастный случай заставил тебя потерять хватку… или что я там тогда сказал, – отозвался его коллега. – Почему мы говорим такие вещи? Они просто вылетают раньше, чем успеваешь подумать.
Они посмотрели друг на друга. Каждый держал в руке свою зеленую банку пива, и каждый отказался от стаканов, которые Вексфорд достал из буфета. Бёрден первым отвел взгляд, хотя они смотрели друг другу в глаза всего несколько секунд. Он опустил глаза, занялся открыванием банки, и произнес искренне, срывающимся голосом:
– Послушай, я хочу поговорить с тобой о Клиффорде Сандерсе. Хочу передать тебе все, что он мне рассказал, и послушать, что ты об этом думаешь. А потом хочу попросить тебя кое о чем, но, думаю, ты не согласишься.
– А ты попробуй.
– Допросить его вместе со мной, посидеть на одном из наших сеансов.
– На ваших… как ты сказал?
– Извини, я имел в виду допросы.
– Расскажи мне, о чем он тебе говорил.
– Я могу прокрутить тебе записи.
– Не сейчас. Просто расскажи мне.
– Он рассказывал о своем детстве, об этой своей странной матери. Все время называл ее Додо и смеялся. Мне не хочется считать его неуравновешенным – то есть мне не нравится мысль о том, что он избежит наказания на основании неполной ответственности, – но, думаю, придется с этим согласиться.
А потом Бёрден рассказал ему все, что произошло на вчерашнем вечернем допросе, подробно передавая слова Клиффорда.
– Я тебе там не нужен, – сказал Вексфорд. – Он замкнется, если я буду присутствовать.
– Но ты изменил свое мнение, правда? Ты согласен со мной, что он виновен?
– Нет, не согласен, Майкл. Совсем не согласен. Я только вижу, что твое убеждение в этом более обоснованно, чем я думал. У тебя нет оружия, которое можно связать с ним. Как бы ты себя ни обманывал, у тебя нет мотива, и, откровенно говоря, я не думаю даже, что у тебя есть возможность. Ты никогда этого не докажешь: у тебя нет никакой надежды, если ты не заставишь его признаться.
– Именно на это я надеюсь. Я собираюсь еще раз взяться за него в понедельник.
* * *Когда все ушли, покой снизошел на маленький домик на Бэттл-Хилл, однако этот покой не сопровождался полной тишиной, потому что сквозь тонкие стены доносились звуки от соседей: щелчки выключателей, взрывы хохота из телевизора, топот детских ног, непонятный треск… Вексфорд уселся в кресло с новой книгой А. Н. Уилсон и погрузился в чтение, но тут зазвонил телефон.
Дора пошла к аппарату.
– Если кто-нибудь еще хочет приехать и извиниться, скажи им, что я совершенно свободен, – пробормотал ее муж.
Но звонила Шейла. Старший инспектор услышал, как жена произнесла ее имя, а потом уловил глубокую озабоченность и шок в ее голосе, и одним прыжком вскочил с кресла.
Супруга повернулась к нему, держа в руке телефонную трубку.
– С ней всё в порядке. Она не хотела, чтобы мы услышали об этом по телевизору. Письмо-бомба…
Вексфорд взял у нее трубку и услышал голос дочери:
– Оно лежало вместе с моей остальной почтой. Не знаю, почему, но мне не понравился его вид. Полицейские приехали мгновенно, увезли его, и я не знаю, что они с ним сделали, но оно взорвалось…
