Принцип аллигатора - Андрей Михайлович Дышев
Мне очень не хотелось звонить Сергеичу, но другого выхода не было.
– Ты ведь не спишь, я отгадал? – спросил я радостным голосом, когда гудки в трубке сменились сердитым сопением.
– Да, теперь уже не сплю! – прорычал Сергеич. – Ну, дюдик хренов! Ты меня достал! Чего тебе еще надо?
– Сергеич, несколько дней назад в лесу под Кажмой сгорел джип, и в нем два человека. Мне нужно узнать, кто это люди?
– А вчера в Египте откопали очередную мумию! Ее личностью случайно не интересуешься? – огрызнулся Сергеич и оборвал связь.
Кухню заполнил ароматный дым. Кофе, закипев, шоколадной пеной выплескивалось на конфорку. Пузырясь, оно тотчас застывало, превращаясь в черную корочку… Вот так и на поршне двигателя застыл нагар, подумал я и, отключив конфорку, вышел из кухни в прихожую.
Хорошо, что Ольга Андреевна не затащила меня в ванную в ботинках и куртке, подумал я, открывая дверной английский замок. Хоть что-то осталось сухим. Но какая ж хитрая кошка мне попалась! Чего только не придумает, чтобы сломать мои планы!
Глава семнадцатая. Убежище
Когда я снова подъехал к воротам института, то напрочь забыл про влажные джинсы, пустой желудок и первый час ночи. Мои нервы опять были взведены, как курок. Ничто мне уже не мешало и ничто не отвлекало. Я был предоставлен сам себе, и волен был приказать себе что угодно.
Проторенным путем, через проем в воротах, я проник на территорию института. Интересная деталь: на этот раз, особенно после всего пережитого, институт показался мне если не родным домом, то, во всяком случае, хорошо знакомым двором, где я чувствовал себя хозяином и был готов сделать заикой кого угодно.
Я шел прямо в сторону домика, в котором светилось окно, вовсе не собираясь прятаться, вставать на цыпочки и задерживать дыхание. Я чувствовал в себе силу и уверенность.
Миновав главный корпус, я вышел к пруду. Туман, в самом деле, быстро рассеивался, и на черной поверхности пруда отразились первые звезды. Я стал обходить пруд по самой кромке, но мокрый пляжный песок вскоре сменился гнилой заводью, и мне пришлось пойти в обратную сторону. Все это время я старался не спускать глаз с домика, опутанного лестницей. Ни света в окне, ни самого окна я не видел. Либо Белоносов уже лег спать и погасил свечу, либо окно было зашторено так, что увидеть свет можно было только сверху.
Путь до домика занял у меня намного больше времени, чем казалось, когда я смотрел на него сверху. Институт оттяпал себе приличный кусок земли, благо, что здесь, в предгорье, ее было предостаточно. Обойдя пруд, я поднялся на пригорок, утыканный вентиляционными трубами, которые красноречиво говорили о том, что подо мной скрыты какие-то подвалы или бункеры. Петляя между железных сфинксов, я, наконец, приблизился к домику с лестницей.
Мне трудно было судить о том, чем служила эта постройка в недалеком прошлом. Может быть, это был центральный диспетчерский пункт или же наблюдательный пост охраны. Я обошел дом по периметру. На первом этаже не было ни окон, ни дверей – сплошной кирпич. Почти под самой крышей с трудом угадывались оконные проемы. Их было несколько, причем больше половины были наглухо закрыты листовым железом. В остальных сохранились стекла, но даже слабого отблеска света я не заметил.
Тем лучше. Пусть Белоносов поспит еще немного, пока я буду подниматься по лестнице.
Лестница, сваренная из кусков ребристой арматуры, предательски скрипнула, едва я поставил ногу на первую ступеньку. Причем, скрипнула довольно громко. Пришлось замереть и прислушаться. Тихо. Я сделал второй, затем третий шаг… Лестница вибрировала подо мной, будто была закреплена на пружинах. Я плюнул, решив подниматься не таясь, как к себе домой. На угловом переходе лист железа прогнулся под моей тяжестью, а когда я сошел с него, хлопнул с громкостью артиллерийского орудия. Черт подери, но Белоносов не случайно выбрал в качестве своего укрытия этот дом с такой гремучей лестницей! Лучшей сигнализации для непрошеного гостя и не придумаешь! За те три минуты, пока я поднимался, он мог успеть зарядить дюжину пистолетов и выдернуть чеку у двух десятков гранат или, на худший случай, спрятаться в какой-нибудь щели, словно таракан.
Я поднялся на самый верх и остановился у металлической двери. Стучаться было смешно и нелепо, поэтому я просто толкнул дверь ногой. Она распахнулась, скрипя пружиной, и в это же мгновение я почувствовал, как меня прошибло потом.
Я был готов увидеть свет, и все же вид горящей газовой лампы, висящей под потолком, слегка приструнил меня. Я стоял на пороге человеческого жилища, точнее, убежища; и этого человека я еще не знал, и он еще не знал меня; но он был сродни загнанному в западню зверю, и потому от него можно было ждать совершенно непредвиденных действий.
Уже без былой решительности я перешагнул порог. Дверь захлопнулась за моей спиной, словно ловушка. Я находился на чужой территории и ждал, когда мне будут навязаны новые правила игры. Но комната была пуста. И тишину не нарушил ни грозный вопрос, ни предостерегающий окрик, ни лязг оружейного затвора.
Некоторое время я неподвижно стоял посреди сумрачной комнаты. Под низким потолком на проволоке висела газовая лампа. Мягкий красноватый свет позволял рассмотреть деревянный топчан, на котором лежал пенопленовый коврик и смятый спальный мешок. Роль стола играл деревянный ящик, поставленный на торец. На нем стоял газовый примус, рядом – маленький никелированный чайник и сверкающая чистотой пол-литровая кастрюлька. Там же я разглядел кружку, тоже никелированную, с двойными стенками. В ней торчала ложка.
Все эти бытовые предметы были мне хорошо знакомы. Я видел их на витрине магазина спортивного инвентаря “Эльбрус”, и давно мечтал их купить для будущих восхождений на снежные вершины. Что ж, Белоносов поступил разумно, выбрав для своей отшельнической жизни туристское снаряжение.
Я обошел комнатку. В ней было еще две двери, тоже металлические, но они оказались запертыми. Единственное окно было завешано тряпкой, которая держалась на гвоздях. Нижний край ее лежал на подоконнике и был прижат кирпичами. Вот
