Сергей Кулаков - Напарник
– Надеюсь, наше сотрудничество продолжится.
– Я тоже на это надеюсь.
– Всего хорошего.
– До свидания.
Виктор положил руку с замолчавшим телефоном на бедро.
– На что ты надеешься? – ревниво спросила Анна.
Виктор посмотрел на нее.
– На продолжение сотрудничества.
– Ты же говорил, что это твое последнее дело.
– Да, говорил, – неохотно согласился он. – Но таким людям не отказывают.
У Анны горько покривились губы.
– А как же наши планы?
– Какие планы?
– Поселиться вдвоем и спокойно жить.
– Мы поселимся вдвоем и будем жить.
– Спокойно?
– Более чем.
– А как же сотрудничество?
Виктор помолчал. Хотелось спать, и он бы с удовольствием вздремнул. Но Анна требовала ответа, и он знал: просто так она от него не отстанет.
«Женщины, – подумал он. – Пристрелить ее, что ли?»
– Если ты хочешь пристрелить меня, я могу съехать на обочину, – сказала Анна.
– Если бы я хотел пристрелить тебя, я сделал бы это в бункере, – возразил Виктор.
Она бросила на него косой взгляд.
– Тебе мало денег? Забери мои.
Он вздохнул.
– Анна, дело не в деньгах.
– А в чем же?
Он не стал отвечать. Уткнув голову в боковую стойку, он закрыл глаза и через минуту уснул.
Он не притворялся – Анна видела, что он в самом деле спит. Лицо его было усталым, руки с набухшими венами тяжело свисали между ног.
Анна уменьшила скорость и выключила радио.
Пусть спит. А она постережет его сон.
И у них все будет хорошо.
Шоссе Тулон – Марсель, 6.00
Роман поминутно следил, чтобы скорость не превышала девяноста километров в час, и думал о том, успеет он или нет.
Если они захотят отдохнуть, то раньше девяти не поднимутся.
А раз так, он успеет.
Если же они только заедут за вещами, он вряд ли их застанет.
Впрочем, они могли вообще не заезжать к старухе. Что они там забыли? Документы наверняка у Виктора с собой, а больше ему ничего не нужно забирать.
Разве что саму Жанну.
Но Роман надеялся, что они там.
Он очнулся час назад. С трудом стащил с себя бронежилет, в котором сидело три пули. И понял, что Крохин опять его обманул.
Все было спланировано до мельчайших деталей.
Первое. Его вызов из России, для чего Крохин не поленился даже сдаться Интерполу. Задание, которое он получил, было чрезвычайно важным. Очевидно, в случае провала его существование стало бы проблематичным до крайности. Поэтому он должен был сработать на сто процентов. А для этого требовался человек, обладающий особыми возможностями. Собой Крохин рисковать, понятное дело, не мог, он должен был вести всю операцию, поэтому решил воспользоваться услугами капитана Морозова. Он, как никто, знал, на что способен сей капитан, а потому не побоялся сесть в кутузку, лишь бы его заполучить.
Расчет был верный. Террористы, взрыв – Слепцов не мог на это не клюнуть. Плюс международный престиж. В итоге капитан Морозов летит в Берлин и попадает прямиком в руки выписавшего его Виктора Крохина-Гольца.
Второе. Крохин, чтобы его поскорее освободили, устраивает небольшой взрыв на Центральном вокзале Берлина. Милашка Анна заложила бомбу, бах – и чувствительные немцы тут же отпускают Гольца на свободу. Затем четко разыгранный пассаж с публичным домом, в результате чего они отрываются от «хвоста» и улетают во Францию.
Третье. Безошибочный ход с атомной бомбой, которая должна была взорваться в России. Даже чуя фальшивку, Роман не мог сорваться, не выяснив лично все детали.
Четвертое. У Крохина была информация по поводу кафе «Жемчужина». Он понимал, что там его может ждать засада. Конечно, в его силах было с помощью своих французов захватить Франсуа и вытрясти из него душу. Но Франсуа, скорее всего, понятия не имел, где находится группа. Его дело было лишь заманить гостя в ловушку и сообщить наверх. Взяв его, Крохин рисковал уничтожить единственную нить, ведущую к Стояну. Поэтому он и решил забросить в качестве живца капитана Морозова, зная, что тот может вывернуться из любой ситуации.
Тут Крохину надо было отдать должное как игроку. Его предложение выбрать объект иначе как гениальным нельзя было назвать. Он просто-напросто просчитал Романа, зная его как облупленного. Он играл в поддавки, не ведя его к нужной цели, а просто следуя за ним. И лишь однажды он направил Романа туда, куда ему надо, изобразив на лице замешательство. Роман, введенный в заблуждение податливостью Крохина, купился на этот прием, посчитав себя необыкновенно прозорливым, – и поехал в кафе.
А Крохин, скорее всего, полеживал в это время где-нибудь в тенечке, время от времени справляясь, как там дела у «напарника».
Пятое. Самое рискованное. Роман мог не вырваться из бункера. Он мог и должен был погибнуть. И тут приходилось только удивляться выдержке Крохина и его вере в Романа, ибо по сути ничего, кроме веры, у него не оставалось.
Что ж, он не просчитался. Все его риски оправдались с лихвой. Он выполнил задание и теперь, надо полагать, заживет той самой жизнью, о которой мечтал. Если он Роману предлагал миллион долларов, то его гонорар вряд ли был меньше десяти.
Отсюда возникало шестое. Он не планировал убивать Романа, о чем тот думал с самого начала. Иначе не стал бы предлагать деньги. А он предлагал всерьез – Роман это знал. Просто он хотел купить молчание Романа, и тогда, возможно, не последовали бы эти выстрелы в упор. Но Роман отказался – и получил свое.
Тут тоже были вопросы. Почему Виктор стрелял в грудь, зная, что на Романе бронежилет? Жилет, правда, был не войсковой, всего лишь второго уровня защиты, и винтовочная пуля прошила бы его навылет. Думал, что и пистолетная пробьет? Для этого он был слишком опытен. Оставлял Роману жизнь? Не заручившись его молчанием, он брал на себя напрасный риск. Вряд ли жизнь Романа была ему так дорога.
Как бы там ни было, он стрелял, и стрелял трижды, то есть наверняка. Вероятность выживания у Романа была процентов сорок, не больше.
Но он выжил. Трещины в ребрах, конечно, заполучил как минимум, но выжил.
И жаждал поквитаться.
Там, внизу, в бункере, он, придя в себя, долго смеялся, несмотря на боль в груди.
Смеялся над собой, смеялся над своими начальниками, смеялся над своей дурацкой, нелепой службой.
Прав, прав Виктор, сто раз прав, что работает на себя. Ну его к черту, подыхать черт знает где черт знает за что. Ну за каким хреном, спрашивается, его послали на это задание? Только потому, что где-то кому-то важен был престиж страны? Он, конечно, важен, но почему не важна жизнь отдельно взятого агента? И надо ли этому агенту рисковать собой впредь, зная, что и там его не ждет ничего хорошего?
Пустые мысли, отсмеявшись, остановил себя Роман. Все это думано-передумано, а ответа так и не найдено. Сколько раз он обещал себе бросить все и уйти на покой, на тихую гражданскую работу, где и платят больше, и спрашивают меньше, и где жизни ничто, кроме старости, не угрожает. И всякий раз становился на новый круг и снова куда-то бежал – и так, наверное, будет с ним вечно. Характер – та же судьба, и изменить себя он не мог, как ни пытался. Поэтому – что уж теперь?
Поднявшись, Роман обыскал карманы Стояна. Сам не знал, что ищет, просто привычным занятием отвлекался от донимающих его мыслей.
Карманы Стояна, обысканные Крохиным, были пусты. Но в одном из потайных «пеналов» куртки Роман нащупал что-то твердое и, порывшись, вытащил потертую флэшку на четверть гигабайта памяти.
Посмотреть, что на ней содержится, было не на чем. Крохин, уходя, уничтожил единственный компьютер, поэтому Роман сунул флэшку в карман с мыслью проверить ее позже.
Из бункера он выбрался без проблем. Крохин, то ли не желая поднимать шум, то ли торопясь, оставил лифт в целости. Роман по пути к лифту лишь обыскал несколько трупов, забрал имеющиеся у них деньги, мобильные телефоны и поднялся наверх.
Там он действовал последовательно и спокойно. Нашел в будке охраны ключи от ворот, сел в машину, на которой приехали Эрик со товарищи, и поехал, благо ключ зажигания оставили в замке.
Вскоре он выбрался на шоссе и покатил в сторону Марселя, поскольку это было единственное направление, по которому ему хотелось ехать.
Поспеть под самое утро, думал он, посматривая на часы. Когда сон самый сладкий. И стрелять без всяких разговоров. Наповал, чтобы уже не встретиться никогда.
И сучку его не жалеть.
Вот бы кого пристрелить! Роман хотел этого, пожалуй, даже сильнее, чем в случае с Виктором. Никогда не мог терпеть выродков. А эта была из выродков выродок. Улыбка ребенка и сердце гарпии. Вырвать его к черту и растоптать.
Когда Роман подъезжал к Марселю, часы показывали половину седьмого.
В Москве половина девятого, решил он, самое время докладывать.
Чувствуя, что немного «поплыл», он остановился в одном из тенистых переулков, закурил и достал один из трофейных телефонов.
Для интереса заглянул в записную книжку.
