Михаил Нестеров - Месть и закон
Но как бы то ни было, Максим уже «парился» в СИЗО, и вытащить его можно было только путем судебного разбирательства. Адвокат накатал протест, а Ширяева «благословила» всех троих: отца, и сына, и опытного адвоката.
Колокольчик...
«Нет, этого не может быть!»
Станислав Сергеевич все же переборол себя и, чувствуя, как зарождается в груди привычная дикая волна бешенства, снова подошел к окну. Глянул на дорогу, на сетчатый забор школы, увидел детей, крутивших веревку, толстого здоровяка, с большим трудом прыгавшего через нее. Да, именно этот толстяк немного позабавил его и отвлек от тягостных мыслей.
На несколько секунд. И тут же насторожил, потому что последовал удар по сознанию, этот колокольчик.
Словно он что-то вспомнил, кого-то хотел позвать.
Да, не случайно причиной его беспокойства стал толстяк, скачущий, как мальчишка, и толпа его «тепленьких» товарищей, скандирующих толстяку: «Давай, Виталик! Молодец!»
Однако неосознанно в голове лидера «киевлян» пронеслось другое имя: ИЛЬЯ. «Давай, Илья! Молодец!»
Волосы на голове Курлычкина пришли в движение, на миг ему показалось, что он стремительно седеет. Он вспомнил, где видел сцену, которую с поразительной точностью повторили рабочие и дети. И эта женщина, которую он заметил у школы... Среднего возраста, небольшого роста, чуть склонная к полноте, глаза скрыты солнцезащитными очками, одевается, скорее всего, в дорогих магазинах, во всяком случае, платье сидело на ней хорошо.
Неужели?!
Курлычкину стало страшно, словно его посетила костлявая дама, про которую он давно забыл.
Он сделал шаг вперед, проверяя, не качнется ли под ним пол...
Не качнулся.
И он вспомнил еще одну деталь: тертая морковь.
Морковь. Тертая, которую так любил сын судьи.
«Даун» моментально откликался на просьбу матери, чтобы помочь ей. И покачивание видеокамеры: лицо Максима – плечо – наручники.
Теперь все стало на свои места, он получил третье послание, которое больше походило на откровенный вызов.
Курлычкин никого не боялся в этой жизни, но сегодня судья заставила его сжаться, почувствовать каждый волос на голове, ввела его в такое состояние, что он безумными глазами долго смотрел на кресло, словно под ним могла находиться спасительная нора. Станислав Сергеевич подошел к холодильнику.
Ледяная тягучая водка медленно стекала по тонким стенкам стакана. Он выпил ее неторопливо, мелкими глотками, отбил привкус водки, как обычно, соком лимона, снова почувствовал на зубах неприятный металлический осадок.
Вскоре он немного овладел собой, но его подрагивающие руки увидел старый друг Костя Сипягин.
Со временем Станислав Сергеевич во всем разберется, повторно накажет судью, но шок, который он пережил, надолго останется в нем.
Он понял, что, как десяток лет назад при белой горячке, сегодня не сомкнет глаз. А если закроет их, перед ним встанет уродливое лицо «дауна» и будет глумливо кривляться, далеко высовывая неповоротливый, весь в складках язык. А если он заснет, его вместе с одеялом сдернет с кровати судья и станет убивать ногами. Сейчас он понял: если у белой горячки и есть лицо, то для него это – ненавистный лик Ширяевой.
Курлычкин сжал пальцы в кулаки: нет, не она, а он будет топтать ее ногами. Лично, не передоверяя такое ответственное дело никому.
47
– Пошли со мной! – рявкнул Курлычкин.
Вошедший в кабинет несколько минут назад Сипягин от неожиданности вздрогнул. Глядя в лихорадочные глаза босса, он подумал, что того вот-вот хватит удар. Не вовремя Сипягин собрался поговорить о корейцах и моркови, что косоглазые тут ни при делах.
Но Курлычкин уже вышел из кабинета, и Костя поспешил за ним.
Неожиданно на лестничном пролете Курлычкин развернулся и часто задышал в лицо приятеля.
– Говорить буду только я, понял?!
– Как скажешь! – в полном недоумении воскликнул Сипягин, вдыхая водочный перегар, исходивший от босса.
– Ни одного вопроса! Стой рядом и слушай.
В какой-то степени Сипягина забавляло непонятное поведение шефа, и он хотел было спросить: «Это приказ?» – но передумал. Однако едва сдержал смех, когда подтвердил:
– Я понял, Стас! Говорить будешь только ты.
Миновав стоянку новеньких автомобилей, они вышли к шоссе. Курлычкин пропустил машину и перебежал дорогу. Не снижая темпа, перемахнул через невысокое ограждение школы. Более грузный Сипягин был вынужден опереться о забор рукой.
Курлычкин остановился в пяти шагах от притихшей компании штукатуров: вот уже второй раз за день их навещает хорошо одетый человек. Невольно все посмотрели на Виталика. Тот покачал головой: «Я уже прыгал». Но импозантный незнакомец указал именно на него:
– Иди сюда, студень!
Мастер по переговорам такого рода – бригадир – вытер руки, встал и степенно направился к Курлычкину.
– Сергеев Николай, – представился он, прикидывая, протянуть ли руку для приветствия. И прибавил к фамилии должность: – Бригадир.
Курлычкин несколько секунд разглядывал его.
– Это ты разговаривал с женщиной с полчаса назад?
– Да.
– Та-ак... Сколько она вам заплатила? – Он указал на ящик с водкой и палки копченой колбасы.
Хмельные мозги бригадира работали как часы.
Вспоминая цивильный прикид женщины и сопоставляя его с элегантно сидящей на мужчине темно-серой парой, Сергеев пришел к выводу, что возбужденный незнакомец – муж той женщины. Дальше просто – потребует деньги назад.
– Так сколько она вам заплатила?
– Бесполезно, мужик, – отрезал бригадир, – денежек уже нету.
Сначала один рабочий, затем вся бригада встала на ноги.
Сплоченность пролетариев не произвела никакого впечатления на Курлычкина, однако он сбавил обороты, может, потому, что когда-то сам вкалывал на заводе и вообще трудяг никогда не трогал.
– Слушай, Николай, мне до балды, потратили вы деньги или нет. По большому счету, мне плевать, сколько она вам заплатила. Мне важен сам факт. Ну?..
– Да, заплатила.
Выразительно помогая себе глазами, Курлычкин сделал лицо, подобающее вопросу:
– Она, конечно, не представилась и ты видел ее впервые, да?
– А мы и не спрашивали.
– Так, давай по порядку. Значит, вы с ней раньше не встречались, и она, как я понял, с налета предложила твоему парню... Ну, что она предложила вот тому пухлому?
– Попрыгать.
– Здорово! – сказал Курлычкин. – И вы, конечно, сразу согласились.
– Ну, не сразу...
– Так, я все понял. А где она находилась, когда прыгал толстяк?
Бригадир указал за спину:
– За углом. Там пришкольный...
– Достаточно. Сколько она вам заплатила? – настойчиво повторил Курлычкин.
– Две тысячи. Рублей. Но денег уже нет.
– Это я уже слышал. – Курлычкин раскрыл бумажник, извлек двести долларов и шагнул к Виталику. – Держи, пузан. Ты здорово прыгал. Я чуть с ума не сошел.
48
Уже полчаса Маргелов слушал взволнованную речь Валентины и все больше хмурился. Она говорила, а ему не нужно было даже анализировать сказанное, чтобы убедиться в очередной глупости бывшей коллеги. Ну сколько раз ей можно намекать, да что там намекать – говорить в открытую, что да, он жалеет ее, понимает, но есть предел и терпения, и понимания.
– Ты соображаешь, что говоришь, Валентина?
– Я же не требую от тебя невозможного. Вернее, я ничего от тебя не требую, просто так сложились обстоятельства, что...
«Как мне все это надоело!.. Ну почему именно на меня, как снег на голову, свалилось это дело? Другой близко не подпустил бы Ширяеву к материалам следствия, разговаривать бы не стал. А я... Что она говорит? О какой безопасности? Ну да, все правильно, а кто подумает о моей?»
– Гарантия моей безопасности – это Максим. За себя я совершенно спокойна.
Маргелов хотел посоветовать Валентине посмотреться в зеркало. Следователь видел перед собой взволнованную женщину, на ее щеках застыл болезненный нервический румянец, глаза светились нездоровым блеском. Даже подрагивающие руки выдавали ее крайнее возбуждение. В таком состоянии она готова была совершить последнюю ошибку в своей жизни.
Маргелов изо всех сил старался отговорить ее – мягко, помня о том, что до этого Валентине в основном приходилось слушать его либо раздраженный, либо откровенно недовольный голос.
– Валя, мы договаривались с тобой, помнишь?
– Помню: до первого трупа.
– Да посмотри ты на себя в зеркало! – не выдержал следователь, срываясь на крик.
– Вася, – более мягко произнесла Валентина, – я поняла, что проиграла. Но не лишай меня последней возможности хоть как-то поквитаться с этой мразью.
– Даже ценой собственной жизни... – Маргелов многозначительно кивнул. – Надо же какая самоотверженность! Ну-ну...
– Вася, помоги мне.
– Ты несешь полный бред. Ты бы только послушала себя со стороны. Тебе начинает казаться, что за трое суток ты перевоспитала Максима Курлычкина, что он полностью на твоей стороне, возненавидел своего папашу, всячески старается помочь тебе, несмотря на то, что продолжает держать руки за спиной.
