Сергей Самаров - Закон ответного удара
Кто-то продал их? За группой следили и определили и сам момент выезда, и место предполагаемой работы? Или просто кто-то из местных жителей случайно заметил момент десантирования и предупредил «духов», а те перекрыли дорогу с двух сторон и ждут действий, сами сидя в засаде?
По данным разведки, два «уазика» того самого цвета находятся в селе. Но вообще – те ли это самые машины, мало ли их такого цвета…
Проходит час за часом, час за часом… О чем только в подобной обстановке не передумаешь, какие только мысли в голову не залезут, тем более что только накануне спецслужбы Дудаева сами вышли на группу и пытались похитить Кордебалета. Это же неслучайно, не простого офицера они захватили на улице – знали, на кого и зачем охотятся.
Время идет.
– Снимаемся, – подает команду Кордебалет. – Уходим. Скоро рассветет. Становится опасно. Потом вообще отсюда не выберешься.
И как раз в этот момент наблюдатели сообщают, что со стороны села движется автомобиль. Всем сразу показалось, что именно этот автомобиль им и нужен.
«Уазик» доехал как раз до кустов, где сидели наблюдатели. Чеченцы вышли из машины и стали рассматривать дорогу в прибор ночного видения. Теперь стало ясно, что они предупреждены.
Но все-таки, они ли это? Там ли, в одной из машин, находится человек, ради которого все и организовывалось?
Чеченцы, кажется, успокоились, сели в машину. Из-за пригорка показались фары второй – им, вероятно, дали сигнал. Осторожничают небывало! Почему? Или из-за предупреждения, или у них что-то там такое в машине, что они должны тщательно охранять. У Сохно разгорелся интерес. Пусть даже не те… Но и эти такие же боевики… Что они везут? Или – кого они везут? Не может же быть, чтобы это оказался сам Дудаев… Охрана была бы иной… Дудаев ездит на черном «Мерседесе» под прикрытием двух боевых машин пехоты. Но чем черт не шутит…
Надо брать.
Но Кордебалет решает по-своему. Он не хочет ввязываться в авантюру, он хочет только выполнить задание. И отдает приказ.
Группа выходит на дорогу. Дает знак машинам остановиться. И тут же из обеих машин начинают поливать их из автоматов. Хорошо хоть темно…
Спецназовцы стреляют только из «винторезов». Стреляют прицельно и эффективно. Машины уже не в состоянии двинуться с места – пробиты колеса и двигатели. Пассажиры выскакивают, но не успевают добежать даже до кювета. Стреляют по ним проверенные бойцы, и каждый выскочивший получает сразу несколько пуль – роли распределены заранее и каждый знает, куда стрелять.
Все кончено. Теперь быстрее к машинам. Проверить. В живых никого. Забрать документы. Разбираться некогда, это уже потом, в спокойной обстановке можно разобраться, кто есть кто… Со стороны села появляются фары. Еще несколько машин движется к месту боя.
– Быстрее, быстрее, отходим… – торопит Кордебалет и машет приглашающе рукой.
– Может, и тех встретим? – спрашивает Сохно.
– Мы свое дело сделали. Отходим. Толя, быстро… Все собрали?
Но Толя неторопливо отходит назад в кусты, где прятался, не зря же он воспользовался своим лосиным здоровьем и притащил сюда помимо «винтореза» и «В-94». Прицельная эффективная стрельба на две тысячи метров. А фары уже ближе.
И Сохно ложится.
– Толя, быстро…
– Я догоню.
Он уже прицеливается. Сначала в двигатель бронебойным. Фары заметались поперек дороги – туда-сюда, туда-сюда – и встали на месте. Двигатель заклинило. Теперь чуть выше, в салон машины оставшиеся четыре пули. Быстро сменить обойму. Новая тоже с бронебойными. И следующая машина получает свою порцию. После последнего выстрела она просто взрывается. Видимо, везли что-то такое специфическое.
– Толя… – слышится уже издалека.
И Сохно быстро догоняет группу. Ему не трудно тащить две винтовки. Даже такую тяжеленную, как «В-94». Он свое дело сделал.
Они отходят по заранее проработанному маршруту, полем и леском, срезая расстояние, и скоро оказываются у «бэтээров» прикрытия. Теперь уже можно добираться до Грозного спокойнее.
Документы не помогли разобраться, насколько была операция удачной. Только лишь через два дня по агентурным данным выяснилось, что нужного им человека они достали, следовательно, дело свое сделали. Он был в одной из машин. Более того, сами того не зная, заодно они уничтожили одного из самых ярых и жестоких полевых командиров моджахедов. Он давно числился в «черном» списке для группы, но достать его пока не удавалось. Этот человек собственноручно обрубал саблей ноги раненым российским вертолетчикам, собственноручно отрезал уши и головы пленным. И еще в машине был высокооплачиваемый спец-подрывник из Иордании. Среди документов был уже подписанный им договор, а в бумажнике спеца, среди его документов, солидная сумма зеленых купюр – гонорар.
И тогда же, ровно через два дня, дали себя знать и дудаевские спецназовцы. Из притормозивших трех автомобилей были сделаны восемь выстрелов из гранатометов в окна дома, который занимала до этого группа. Не в случайные окна, а именно в те, куда следовало бы. Только время ушло. Группа ликвидаторов переквартировалась в подвал полуразваленной школы, который имел выход через канализационные люки на три разные улицы.
Глава 6
– Дальше было хуже… Если не сказать, что было совсем хреново… – Сохно поднялся и опять потянулся к бутылке.
– Старик, может, тебе хватит? – Игорь посмотрел на него серьезно.
– Хреновее некуда, командир…
– Хватит. Нам еще работать предстоит.
– Тогда – ага… Коли работать… Как скажешь, так и завертится… Может, тогда выдашь несколько фактов, введешь меня в курс дела? Что нам делать-то вообще предстоит?
– Ты всегда был в курсе дела, когда предстояло что-то делать?
– Понял. Соблюдаю субординацию. Моя задача?… Опять кому-то следует горло перерезать и в подтверждение принести отрезанное ухо… Как в Чечне? А?…
– В Чечне так было?
– В Чечне всяко было… Это когда у них в моду вошло нашим убитым уши отрезать… Нам рекомендовали тем же ответить… Чтобы неповадно стало… Мы очень хорошо ответили… Они до той поры звереют, пока мы не озвереем. А когда такое случится, то бегут на нас в международные организации жаловаться. А жаловаться-то поздно. Это несчастный Летучий генералишко прилетел… Уверенный, что Россия войну проиграла и ее надо спасать. Только ему, с высоты лебединого полета, хреново видно было. Русский человек такой в любой войне… Вспомни историю. И Наполеона вспомни… И Гитлера… Сначала русского хорошенько побьют, а он все отмахивается, ерунда, мол… А потом уже, когда серьезно дело поворачивается, он звереет и бить начинает, про природную свою доброту забывает.
– Ну и что тебе птичий генеральчик?
– А утками ему на птичьем дворе командовать, на большее он не способен. Или купили его, или он вообще не русский и русского характера не знает. Ах, кричит, понимает он чеченцев, на чью землю мы пришли. А я знаю людей в Москве, у которых чеченцы квартиру отобрали. Старик со старухой. Обещали купить им хороший домик в деревне, три дня возили по разным ближним деревням, выбирали. А потом поселили в свинарнике чужого дома, на недельку, пока документы оформят. И забыли про них. И это только один случай. Скольких просто убили. И где чья земля? Почему они на моей земле себя чувствуют собственниками, а я на ихней не могу? Это птичьему генералу не понять… Ему нефть какого-нибудь деляги куда как дороже России. Так и сидел бы в своем болоте, носа сломанного не высовывал, а то я ему этот нос при очной ставке доломаю. Очень, надо сказать, руки на него чешутся.
– На него у многих офицеров чешутся… Но в политику мы с тобой пока не полезем, – попытался остудить Согрин отставного капитана. – Там, как всегда, слишком скверно пахнет…
– А куда мы без нее денемся? Она кругом… Пахнет… Нет… Цветы пахнут… А она мне каждый день в нос воняет, как помойка… Она мне спать не дает этой вонью…
Согрин вздохнул:
– Твоя задача рассказать мне до конца все, что ты знаешь про Кордебалета.
– Вот я и рассказываю… Шум поднялся после наших операций. Ладно хоть, командиры не все и не совсем еще купились. Не сдали… Быстро провели переформирование, сунули нам еще шестнадцать человек, которых Гаагский суд разыскивает… И понеслась душа в рай. Даже по документам все под кличками. А сами документы какого-то несуществующего казачьего войска. Добровольцы-охотники мы стали.
Парни подобрались – оторви да выбрось. И выбросить было бы не жалко. Только нам не нужны были такие, что рубаху на себе рвут – и вперед. Да больно ребята настрадавшиеся. Страной своей обгаженные, после Афгана и после другого всякого. Сами их делали, а потом не нужны они стали. Куда же их?… А у парней, как у меня, абстинентный синдром. Знаешь, что это такое?
– Похмелье.
– Почти. У алкаша – похмелье, у наркомана – ломка. У солдата – неумение жить без войны. И пока его опять в войну не бросишь, он не в своей тарелке живет. Страдает и мучается. Вот таких, как мы сами, нам и дали. Два месяца мы вместе с Кордебалетом в Ставропольском крае охотников натаскивали. Как ты когда-то нас в Забайкалье. Перед Вьетнамом, помнишь… И потом – в рейд по тылам… За ушами… Страх наводить… Чеченцы такого еще не видели, когда их «на ножи» берут… За две недели около сотни человек положили…
