Максим Михайлов - Властелин джунглей
Бес пристально уставился в полные ненависти собачьи глаза. Когда-то в далеком детстве он мечтал завести собаку и прочел много литературы о наших четвероногих друзьях. Так вот почти все авторы сходились в одном, собака не может выдержать пристального взгляда человека. Однако фокус не удался, этот пес, голову не опустил, а, наоборот, взрыкнув от нестерпимой боли неимоверным усилием придвинулся еще чуть ближе.
— Ну что ж, видно миром нам с тобой не разойтись. Я правильно понял? — произнес Бес и удивился собственному голосу, обычно глубокий и звучный сейчас он звучал хриплым карканьем. — Ну, давай подползай, я жду!
Пес ответил рычаньем и вновь чуть подтянулся вперед. Автомата нигде в зоне видимости не наблюдалось, да Бес и не решился бы стрелять, мало ли чье внимание мог привлечь выстрел в данной ситуации. Правая рука лихорадочно зашарила в районе пояса, пытаясь нащупать нож. Пес, заворчав, преодолел еще несколько сантиметров, вновь щелкнули окровавленные клыки. Наконец пальцы сжались на прохладной, чуть шершавой рукояти финки, теперь необходимо было извлечь ее из ножен, что, учитывая замерзшие негнущиеся пальцы и непривычную однорукость тоже было не простой задачей. Зловонное собачье дыхание уже обдувает лицо, тяжелый запах крови перемешанный с вонью мокрой шерсти забивает нос, в желтых глазах псины торжество, до вожделенного горла сантиметры, один рывок и можно будет наконец вцепиться в эту податливую тонкую кожу, оборвать бьющиеся под ней жилы, захлебнуться сладкой вражеской кровью. В этот момент застежка на ножнах все-таки поддается. Нож удобно ложиться в руку, но вместо привычного молниеносно-смертоносного росчерка со свистом рвущей воздух стали, получается только вялый тычок. Острие врезается в собачью морду рядом с глазом, скользит по кости сдирая кожу и бессильно падает на землю. Пес даже не взвизгивает, у него нет на это сил, он лишь досадливо мотает оцарапанной мордой и вновь тянется вперед. Бес тщательно целится, время есть лишь на одну попытку, если не нанести смертельную рану сейчас, собачьи клыки вонзятся в шею, разрывая артерию. И вот удар! На этот раз удачно, лезвие, почти не встречая сопротивления, на всю длину входит собаке в глаз, та машет головой, пытаясь избавиться от стальной занозы, и тихонько подвывая от боли, но только помогает глубже воткнуть нож. Несколько секунд собачье тело сотрясают отчаянные конвульсии, потом оно судорожно вытягивается и замирает.
Бес долго смотрит на поверженного врага, потом, собравшись с силами, выдергивает из собачьей глазницы перепачканный темной кровью нож и, вытерев о куртку, возвращает его в ножны. Теперь, когда угроза миновала можно заняться собой. Провести так сказать инвентаризацию, разбираясь, какие потери понес, и что же теперь делать. Левое плечо начинает наливаться горячей пульсирующей болью. Пуля Кота прошла навылет намного выше сердца, разорвав грудную мышцу и скользнув по лопатке, вышла из спины. Почему он не сделал контрольного выстрела, отчего понадеялся, что рана смертельная, оставалось только гадать. Вроде ничего жизненно важного не задето, а значит возможно еще поживем. Кое-как сумев приподняться и сесть, немилосердно кружилась голова и подташнивало, видимо, от потери крови, Бес пропитанными спиртом гигиеническими салфетками протер рану и с горем пополам перевязался. Из оружия при нем остался лишь всунутый в карман разгрузки пистолет, две обоймы к нему и тяжелая ребристая граната Ф-1. Левая рука не слушалась абсолютно и висела безжизненной плетью. Зато попробовав встать на ноги он осознал, что не смотря на слабость идти вполне способен. Вот только куда идти? Обратно в Знаменское, на базу оппозиции, после того, что они сотворили на этом хуторе — форменное самоубийство, махом окажешься на таком же кресте, что и невезучий танкист Юрка. Пробираться к границе республики, а дальше? Дома представители завербовавшей его конторы наверняка не особо обрадуются возвращению нежелательного свидетеля их грязных делишек. В дороге они слушали радио и уже знали о пленных танкистах, которыми теперь вовсю козырял Дудаев. Да, дела… Бес опустился обратно на пашню и достал из кармана пистолет. Задумчиво глянул ему в дуло, подмигнул невесело, затем, передернув затвор, вставил ствол себе в рот.
Страшен был вид январских улиц города Грозного, искалеченных, растерзанных и смятых, провонявших мертвечиной, пороховой гарью и серым пеплом пожаров. Но даже на них, этих казалось бы мертвых улицах, продолжалась жизнь: быстрыми тенями шныряли между грудами мусора разжиревшие собаки-людоеды, такими же сторожкими перебежками изредка перемещались оборванные грязные бородачи с оружием на изготовку, иногда поднимались из подвалов прячущиеся от войны мирные жители, растрепанные опустившиеся от выпавших на их долю лишений. Порой проносились завывая движками на бешенной скорости бронетранспортеры с хмурыми ощетинившимися стволами мальчишками на броне. Победители чувствовали себя в городе едва ли не менее уверенно, чем побежденные.
Темным январским вечером Асланбек был занят важным делом. Он боролся с русскими оккупантами. Не смотря на то, что ему всего пятнадцать лет и то совсем недавно исполнилось, он уже успел многое сделать в этой священной для каждого вайнаха борьбе. Во время активных боев за город, он корректировал огонь минометов по позициям федералов. Потом вместе со старшим братом по ночам ставил мины на улицах по которым днем перемещались солдаты. А самое главное, он смог заманить на позиции боевиков, отбившегося от своих и заблудившегося в незнакомом городе морского пехотинца. Поверивший Асланбеку лопоухий морпех, выряженный в бушлат не по размеру и широченные сапоги до колен, покорно, как теленок на привязи, притащился за ним к девятиэтажке, в подвале которой держал оборону отряд старшего брата Асланбека. Окруженный смеющимися чеченцами морпех глупо моргал пронзительно-голубыми глазами, и губы его забавно дрожали от обиды, а по щекам текли злые слезы. Асланбека все хвалили за находчивость и в награду позволили самому перерезать горло приведенному русаку, а потом отрезать у него правое ухо — талисман на счастье. С тех пор Асланбек гордо носил это ухо на шее на специальном зеленом шнурке.
Сегодня вечером задание у Асланбека простое, нужно в указанных местах города, там, где они наверняка попадутся на глаза солдатам оставить издевательские надписи: «Смерть русским свиньям!», «Свободу волкам!», «Добро пожаловать в ад!» и так далее. Сначала Асланбек возмутился, что ему поручают такое малозначительное дело, и хотел даже отказаться на отрез. Но помощник брата, хромоногий Ислам, хитро поглядывая на него, пояснил, что такие надписи порой пострашней поставленной мины, потому что отнимают у врага самое главное — мужество. Подумав, Асланбек с ним согласился и теперь не жалея сил и времени старательно разрисовывал уцелевший после попадания авиабомбы обломок стены дома. Поставив точку под восклицательным знаком, юноша отступил чуть в сторону, любуясь результатами своего труда. Получилось просто замечательно, выполненная ярко-красными буквами надпись, казалась сделанной кровью, мелкие потеки по краям букв только усиливали это впечатление. Ислам будет доволен.
— Добро пожаловать в ад! — смакуя текст, с выражением прочел Асланбек.
— Был там, — откликнулся за его спиной глухой мужской голос.
Асланбек подпрыгнул как ужаленный и стремительно развернулся. Чуть ниже его под кучей камней и мусора стоял мужчина в добротном турецком камуфляже, мертвенно неподвижные голубые глаза пристально изучали Асланбека, пробивавшаяся на подбородке щетина была светло-русого цвета, да и весь склад лица свидетельствовал о том, что перед ним русский. Однако в противоположность перепуганным и затравленным солдатам, вид человек имел независимый и дерзкий, направленный на Асланбека автомат держал с небрежностью однозначно свидетельствующей о долгой привычке. Вобщем не похож он был на типичного федерала, совсем не похож…
— Дяденька, простите, я больше не буду… Мне старшие мальчишки велели это написать… Честное слово, — плаксиво заныл Асланбек, внимательно следя за реакцией странного русака.
Однако так ничего и не углядел, все тот же холодный, ощупывающий взгляд, почему-то слишком долго задержавшийся на его груди. Что он там нашел? И тут юношу прошиб нешуточный озноб, он понял. Окончательно сломавшаяся вчера застежка-молния на куртке! Куртка не застегнута, распахнута на груди! А значит, незнакомец прекрасно видит болтающееся на зеленом шнурке ухо! Будь проклят тот день, когда он вообще отрезал его! Дурацкий мальчишеский форс, заставивший носить отрезанное ухо врага, теперь может дорого обойтись. Убить его, конечно этот русский не убьет, кишка тонка у них стрелять в детей. Ха, это он-то ребенок! Не убьет, но неприятности быть могут.
