Александр Звягинцев - Сармат. Смерть поправший
Осеннее солнце высветило отвесную гряду белесых скал у небольшого крымского городка Белогорска. От подножья гряды тянулись к горизонту обезображенные бульдозерами плантации виноградников. Устав от многочасовой гонки по крымским проселкам, Савелов свернул с основной дороги на каменистый проселок и остановил машину у одной из плантаций, вернее, у того, что от нее осталось. Бульдозеры тут старались вовсю. В косых лучах солнца виноградник теперь напоминал поле битвы гигантских чудовищ, оставивших после себя на благодатном крымском черноземе перемолотую в труху лозу. Громадные стаи тревожно галдящих ворон лишь усиливали сходство этого места со скорбным полем недавнего сражения.
— Пейзаж после битвы идиотов с дебилами! — вырвалось вслух у Савелова. — Ненавижу!.. Какие все они сволочи!..
Неподалеку послышалось овечье блеянье, беззлобный собачий лай, и через минуту из кустов терновника вышел опирающийся на посох старик-татарин с десятком овец и со старым добродушным псом. Старик остановился в нескольких шагах от Савелова и, опершись на суковатый посох, с детским недоуменным выражением на морщинистом скуластом лице стал вглядываться слезящимися глазами в месиво, бывшее, по-видимому, когда-то опытной виноградной плантацией, о чем свидетельствовали воткнутые в землю надписанные таблички.
Кое-где по краю плантации поверженным лозам каким-то чудом удалось сохранить по несколько грузных, подернутых сизым налетом иссиня-черных кистей. Ступая с опаской по изувеченной земле, будто по минному полю, старик поднял из травы одну из кистей и протянул ее Савелову.
— "Черный принц" зовут, — по-деревенски смущаясь незнакомого человека, сказал он. — Якши! Кушай, урус, якши!
— Спасибо, апа! — принял виноградную кисть из его натруженных рук Савелов.
— Коняз Потемкин-паша сапсем маломало «Черный принц» у франков покупал. Гирей-хан пять лет мала-мала лоза сажал, потом много-много сажал... Джигит-татар тоже лоза сажал — в набег сапсем забыл ходить... Прадед Ахметка и дед Ахметка, я сам тоже, Ахметка, — стукнул старик в грудь высохшим кулаком. — Всю жизнь лоза сажал, маладой вино, сладкий, как урус девка, делал, гость много ждал... Москва сказал — нет лоза. Нет лоза — нет гость. Зачем, урус, теперь жить Ахметка?..
— Дураков не сеют — они сами родятся, апа, — горько усмехнулся Савелов, чувствуя почему-то вину перед старым виноградарем.
— Лоза сажать — виноград вырастет, радость вырастет, — вздохнул тот. — Сапсем не сажать, у татара, хохла, уруса душа емшан-трава зарастет, беда вырастет... Балшой беда скоро вырастет, урус.
— Согласен, апа, — уронил Савелов. — На разоренном поле вырастает только чертополох.
Старик покосился на него и перевел взгляд на стаю галдящих ворон:
— Ворон шибко кричит, собака нос в трава прячет — Аллах завтра снег дает. Цоб, цоб, цобе! — прикрикнул он на овец и, не прощаясь, ушел по тропинке, шаркая по камням резиновыми галошами с загнутыми носами.
— Цоб, цоб, цобе! — еще долго доносилось из зарослей терновника, обсыпанного крупными, как слива, черными плодами.
После его ухода Савелов позволил себе часовой сон.
В доме за высоким забором на одной из окраинных улочек тихого Белогорска при появлении «Мерседеса» двое мужчин, одетых по-домашнему, в шлепанцах на босу ногу, раскрыли глухие металлические ворота. Савелова здесь явно ждали. Он приветливо кивнул мужчинам и въехал во внутренний двор, крышей которому служили переплетенные на решетках побеги виноградных лоз.
— Все в порядке, товарищ подполковник! — доложил ему вышедший из дома поджарый мужчина в темно-сером «номенклатурно-комсомольском» костюме и показал на двухместный гараж, в котором сиял никелированный бампер белого «БМВ». — Москва почему-то в последний момент поменяла вам машину. Вон на ту «бээмвуху». Заправлена под завязку. Еще четыре канистры бензина в багажнике, продукты в салоне. Салон опечатан.
— Кем?
— Сотрудниками, которых по приказу Москвы сменила наша группа. Документы на тачку они передали фрау, виноват, вашему сотруднику...
— Она в дорогу готова? — перебил сухопарого Савелов, почувствовавший неприязнь к этому человеку.
— Который день сидит наседкой на чемоданах...
— Как ее зовут?
— Марика. Немка она... Наша — крымская.
— Значит, вы все тут — крымские?
— Так точно, — почему-то смутился сухопарый и поспешил вернуться к прежней теме. — А пацана ее зовут Курт. Ему три года, а по-немецки шпарит, как настоящий фриц.
— Скажите фрау Марике: на сборы десять минут. Форма одежды элегантная, спортивная. Макияж — европейский.
— Есть десять минут! — отчеканил сухопарый и, подойдя к открытому окну, что-то крикнул в глубину дома.
— Она уже готова, — сообщил он. — Пойду место в гараже освобожу, чтобы вы, товарищ подполковник, не мозоля глаза соседям, поменяли тачку.
Через несколько минут он махнул из ворот гаража:
— Загоняйте!
Савелов поставил «Мерседес» впритирку к «БМВ» и, сорвав с замков дверей пломбы, пересел за его руль. Сухопарый наклонился к нему.
— Вы отсюда прямо в Москву? — вкрадчиво спросил он. — Як тому, что если в Крыму хотите задержаться, отдохнуть, так сказать... Мы можем номер-люкс в любой гостинице Ялты организовать. У нас в Крыму с номерами, чтоб по европейскому разряду, дефицит, так сказать.
— Что вы имеете в виду под европейским разрядом?
Сухопарый ухмыльнулся и изобразил руками женский бюст.
— Ах, это! — отмахнулся Савелов. — Нет, телки не требуются, а за заботу спасибо.
— Всегда рады помочь москвичам.
— Однако гулять, так гулять! — подмигнул ему Савелов. — Сначала махнем с фрау Марикой, если она, конечно, не крокодил какой, дня на три в Ялту Там у моей тетушки по отцу прямо на берегу моря шикарная фазенда. А по дороге еще заскочим к татарам шашлычка поесть и кумыса попить. Уважаешь кумыс, коллега?..
— Не-а, мы больше по пиву, — брезгливо поморщился тот и кинул неспокойный взгляд на вход в гараж.
Скоро в зеркале заднего обзора Савелов увидел стройную рыжеволосую женщину лет двадцати восьми со спящим малышом на руках. Следом за ней двое молодых людей, в серых костюмах в полоску, тащили два объемистых кожаных чемодана.
Отчужденно поздоровавшись с Савеловым, женщина уложила малыша на заднее сиденье «БМВ», а молодые люди тем временем затолкали в багажник ее чемоданы. Потом они, настороженно оглядев через забор улицу, распахнули ворота, и Савелов поспешил покинуть двор. Когда белый «БМВ» с зарубежными номерами скрылся за углом переулка, сухопарый поглядел на часы и достал портативную рацию.
— Первый, первый, я сосед, — сказал он приглушенным голосом.
— Чего нового, сосед? — донеслось из рации.
— Ваш объект выехал от меня в ноль сорок две. Сначала куда-то к татарам намылился, кумыс пить, а потом, говорит, на три дня в Ялту. Тетку там навестить.
— Какую телку?
— Тетку, тетку, а не телку...
— Адрес тетки в Ялте?
— Может, тебе еще и ключ от квартиры, где деньги лежат?
— Ладно, сосед, не фырчи!.. Утюжок на месте?
— Фирма веников не вяжет.
— В долгу не останемся, сосед... Отбой.
* * *По тихим сонным улочкам Белогорска, украшенным переливающимися на солнце перламутровыми нитями паутины, Савелов погнал машину в сторону нависающей над городком скалистой гряды. Марика, повернув к нему лицо, хотела что-то сказать, но Савелов прижал палец к губам. Когда городок остался за грядой, он остановил машину и кивком попросил ее отойти с ним в сторону.
— Кто были люди в том доме? — спросил он.
— Я их не знаю, — шепотом ответила она. — Сначала были другие, но их вчера отозвали и вместо них приехали эти...
— Они местные?
— Похоже, но я их до этого никогда не видела.
— Посидите в машине, — попросил ее Савелов.
— "Купавна", «Купавна», ответь «Щербинке». Прием, — отойдя в сторону от «БМВ», сказал он в микрофон рации.
— Наконец-то, «Щербинка»! — раздался из передатчика густой уверенный голос «Купавны». — Пассажирам из соседнего купе малость не повезло... Под Джанкоем сам увидишь... Скатерть вроде бы чистая, но небеса почему-то посылают не на три, а на пять букв... Как понял, отзовись, «Щербинка»? Прием.
— Понял, «Купавна», небеса посылают на пять букв... Скажи лучше: почему самогонный аппарат поменяли?
— Перестраховались, видно. Прием.
— Портреты получились классными, не знаешь?.. Прием.
— Гарантирую, «Щербинка»! Фотограф у нас — талант. И прицеп с тележкой тоже о'кей вышли!
— Спасибо.
— "Щербинка", «Щербинка», а новый аппарат обнюхай со всех сторон. Береженого и бог бережет. Прием.
— Понял, «Купавна»! Прием.
— Значит, назначаем рандеву на конце плеча, у старых камней. У тех, что с новыми дырками... Понял меня, «Щербинка»? Прием.
— Понял. У старых камней с новыми дырками... Отбой, «Купавна». До встречи.
