Сергей Самаров - Тридцать первый выстрел
Я запустил двигатель. Волоколамов уже старательно вышагивал в мою сторону. Едва он забрался в свое кресло, я тронул «Полкана» с места, но не забыл напомнить капитану про ремни:
– Пристегнись.
– Уже пристегиваюсь.
– Шлем не забудь.
– Уже на мне.
Свой шлем я уже пристегнул и даже проверил прочность застежки, сильно дернув за нее. Застежка держала хорошо.
По-хорошему, нам еще до взлета следовало бы сделать по плато круг и только потом разгоняться. Или же просто развернуться и начать разгон в противоположную ущелью сторону. Так мы двигались бы против ветра, имея возможность взлететь быстрее. Потом можно было бы сделать круг и войти в ущелье. Но я не знал, в какую сторону пойдет звук двигателя. Куда-то он наверняка уходил. И я не исключал, что дельтапланерист, Гамид Абдурагимов или кто-то другой, кто прикрывается его именем, уже услышал характерный звук и насторожился. Дельтапланеристу легче найти место для приземления, чем нам, и скрыться, бросив свое крыло. Поэтому я принял решение поберечь время – просто сбросить дельталет с обрыва и зацепиться крылом за воздух уже в падении. При этом рывок воздушной волны будет, несомненно, сильным. Значит, держать управляющий треугольник придется вдвоем…
2– С обрыва? – Волоколамов без слов понял мою задумку.
– Да. Держи управление. Помогай. Крепко помогай. Рванет нас сильно.
Мои руки сразу почувствовали, что капитан команду выполнил.
Газовал я, что называется, по принципу «педаль в пол», чтобы успеть набрать максимально возможную скорость. И потому короткий участок разгона дельталет преодолел за несколько секунд. Падая, своим мощным крылом он «ухватился» за воздух, и мы с Волоколамовым, упершись в четыре руки, выправили полет. Дальше управлять «Полканом» без всякой натуги мог уже один человек. И потому я дал новую команду:
– Бери на себя управление – и догоняй. Я вижу цель, газую до предела и готовлю оружие.
Я выжимал из двигателя все, что можно из него выжать, и стрелка на тахометре приборной панели неуклонно приближалась к опасной красной зоне. Так что после того, как она подошла к делению, обозначающему шесть тысяч восемьсот оборотов в минуту, что было для нашей машины максимальным значением, я вынужден был сбросить газ. Но, в принципе, нам уже и не требовалась максимальная скорость, потому что дельтаплан мы практически догнали – в том смысле, что оказались на дистанции качественной прицельной стрельбы.
Однако звук нашего двигателя до дельтапланериста все же донесся. Я увидел, как он пару раз качнул крылом, приподняв одну, потом вторую сторону, чтобы увидеть, что происходит; но мы заняли такую позицию, что ему требовалось бы лететь кверху брюхом, чтобы рассмотреть нас. Но я не слышал, чтобы кто-то сумел вытворить такое на дельтаплане…
У меня мелькнула еще одна мысль. Конечно, парень наверняка знает о существовании дельталета в активе спецназа ГРУ. Но звук двигателя не обязательно указывает, что в небе находится дельталет. Здесь, в горных ущельях, звуки распространяются по непонятным человеку принципам. Я много раз встречался с таким фактом. Знаю, что летит вертолет, знаю, что прилететь он может только по ущелью между двумя хребтами, и звук слышу; но – то снизу, то вообще с верхней стороны ущелья, то есть с противоположной стороны; то кажется, что вертолет летит по другую сторону хребта. Вот и дельтапланерист мог естественным образом подумать, что где-то впереди по ущелью движется какая-то бронетехника, и обязан был бы спешить туда…
Но он не спускался к началу ущелья, а начал наворачивать круги, пытаясь посмотреть вверх. Похоже, его кто-то корректировал с земли по связи. Это мне было совсем не нужно. Дельтапланерист все равно никуда не сумел бы от нас уйти, а вот корректировщика необходимо было найти. Я быстро вытащил бинокль, включил тепловизор и стал прошаривать кусты на склоне. И почти сразу нашел. И даже не одного корректировщика, а сразу двоих. Не раздумывая долго, я опустил бинокль, присмотрелся к кустам, в которых они прятались, достал автомат, опустил предохранитель на градацию одиночного огня и сделал два быстрых выстрела. Один вывалился из кустов на открытое место. Я был уверен, что и во второго не промахнулся, однако пришлось снова поднимать бинокль. Точно, второй бандит лежал в кустах, раскинув руки в стороны.
Но если уж я подготовил автомат к стрельбе, какой смысл было ее откладывать? Я показал Волоколамову, что опускаю ствол, и он вошел в некрутой вираж, давая мне возможность хорошо прицелиться. По дельтапланеристу стрелять пришлось точно так же, как и по бандитам, вслепую. Ткань крыла, естественно, не могла служить защитой. Я легко нашел место, где должен располагаться дельтапланерист, и нажал на спусковой крючок. Противник, видимо, не был убит сразу, потому что еще держался за управляющий треугольник. Но, уже не соображая головой, не управлял, а только вытягивал руки, отодвигая треугольник от себя. И, как результат, стал выполнять «мертвую петлю». Она, и в самом деле, оказалась для него мертвой. В верхней точке тело оторвалось от перевернутого дельтаплана и упало на крыло, кувыркнув его; затем, свалившись с плоскости, устремилось к земле с естественным ускорением свободного падения в 9,81 метра в секунду, как я помнил еще с уроков физики в средней школе.
С пилотом было покончено. Дельтаплан, кувыркаясь и частично планируя, завис на вершинах деревьев на крутом склоне. Полотно крыла было в такой степени изорвано вершинами елей, что восстановлению не подлежало. Это мы смогли рассмотреть, когда Волоколамов, сделав круг по крутой траектории, снизился и пролетел совсем рядом с останками дельтаплана. Тело пилота мы даже не искали – с ним все было ясно. Хотя потом обязательно надо будет осмотреть и тело, и обломки дельтаплана – хотя бы определить личность пилота.
Мы летели достаточно низко, и я сначала не понял, что произошло, только услышал шум позади себя, причем так близко, что невольно подался вперед всем корпусом. И только потом услышал громкий звук выстрела. Капитан резко набрал высоту.
– Граната пролетела… Так везет только в правом деле, – сказал он.
Граната, как я понял, пролетела прямо у него перед носом.
– Наше дело правое, мы победим, – сказал я бодро, почти по-пионерски и поднял бинокль. – Выворачивай так, чтобы мне видно было, откуда стреляли.
Гранатометчика я нашел быстро – он сидел в кустах с горячей еще тубой от РПГ-7 в руках, закладывая в нее новую гранату. Автомат поднялся быстрее, чем гранатомет, и один выстрел решил все. А за моим выстрелом словно посыпался горох – звук был именно такой – и только потом стали слышны множественные автоматные очереди. Чуть в стороне от гранатометчика, на практически открытом пространстве, лишенном леса, припав на одно колено, по нам стреляли семь автоматчиков. А звук сыплющегося гороха – это удары пуль по нашей импровизированной броне. Несколько пуль проделали в плоскости нашего крыла аккуратные маленькие отверстия, которые, в общем-то, не мешали полету. Но шальная пуля все же могла достать и нас. Поэтому мне пришлось слегка склониться и показать, что меня не зря зовут Тридцать Один Выстрел В Минуту. Я стрелял интенсивно и без промаха; интервал между выстрелами не превышал две секунды. Тем более что бандиты расположились достаточно тесно и такая стрельба не была слишком трудной. С ними было покончено очень быстро.
И тут я почувствовал, что наш дельталет дает сильный крен. Первая мысль была самая естественная – шальная пуля все же задела капитана Волоколамова. Я схватился за свой управляющий треугольник, но выровнять машину не сумел.
– Падаем, командир… – спокойно сказал Волоколамов. – Стойку пулей повредило. «Крыло» вихляет. Куда прикажете падать, товарищ подполковник?
Капитан, кажется, смеялся над нашим положением. Смеяться – это лучше, чем паниковать. И вообще слышал я такое непроверенное мнение, что человека с улыбкой на том самом свете, куда все мы идем, лучше встречают, чем кого-то другого, напуганного или озлобленного…
* * *Мы сопротивлялись падению, как могли; а могли мы немногое… Руки уже ныли от напряжения. Управляющий треугольник передавал на крыло только две манипуляции – когда мы подавали его от себя или же на себя, то есть пытались или набрать высоту, или сбросить ее. А все попытки хотя бы чуть-чуть лечь на крыло завершались непонятным и непредсказуемым движением, но обязательно не в ту сторону, в которую мы хотели повернуть. Это было равносильно тому, что ехать на автомобиле по извилистой улице с напряженным движением, имея возможность лишь прибавлять и убавлять скорость, но не поворачивать. Пуля повредила систему управления, и лететь дальше в таком состоянии было невозможно. Оставалось одно – снижаться и искать возможность для аварийной посадки. Причем впереди, сколько я ни смотрел, такой возможности нам не представлялось. Для посадки нужна была площадка хотя бы метров в пятьдесят-семьдесят. Это тот необходимый минимум, который позволил бы нам предельно сбросить скорость. А удариться во что-то даже носом, если скорость будет невелика, не так и страшно. Главное – вовремя сгруппироваться и перенести удар так, чтобы не получить травму.
