Евгений Сухов - Жиган по кличке Лед
– Ты кто?
– Простите…
– По какой статье сел, спрашиваю, чушок?
– 58, пункт 1 «г», – пробормотал тот.
– А-а, за недонесение сел человек, – сказал Солод. – Это что же, ты его жизнь хочешь ставить?
– Да.
– И если я выиграю…
– Тогда этого в расход, и всего делов.
– А если я проиграю?
– А это уж что ты поставишь, – выдвинулся вперед всем своим массивным корпусом Мастодонт.
Солод напрягся и выговорил:
– Не стану играть.
В кругу блатных прорвалось-прокатилось рокочущее недовольство. Саня Кедр, блюститель правил игры, замахал руками:
– Нельзя так! Нужно дать возможность отыграться!
– Черт с вами! – сказал Солод, окинув взглядом обступившие его отовсюду лица. – Кладу все выигранные бабки против ставки Мастодонта, и на этом игра заканчивается.
– Идет.
– Справедливо.
– Да, – сказал Саня Кедр.
– Это справедливо, – подтвердил и Лед. – Игра до первого проигрыша!
Роздали карты. Большой Маст медленно, по одной, открыл свои. Король и восьмерка.
– Прикупаешь? – спросил Солод.
– Да. Ага… Все, хватит. Себе.
…Солод долго смотрел в свои карты, а потом выдохнул и проговорил:
– Все.
– Двадцать, – сообщил Мастодонт.
– Семнадцать, – сказал Солод и бросил три карты на пол. Десятка, дама, король. – Семнадцать… Забирай свои бабки. А ты, – повернулся он к трясущемуся человеку, осужденному за недоносительство, – иди спать. Дуй отсюда, пока цел! – прикрикнул он. – Живо, ханурик!
Того как ветром сдуло. Солод передал деньги Мастодонту, и тот, несколько откисший и позволивший немного расслабиться, принял их. В этот самый момент Саня Кедр, не сводивший глаз с соперника Большого Маста в этой игре, вдруг коршуном прянул на Солода и схватил того за руку.
– Ай! Что? Что ты пхаешься, бес дурной? – рявкнул на него экс-ефрейтор Солодкин, но цепкие и быстрые пальцы Кедра уже пробежали по левому рукаву Солода и вынули оттуда карту.
– Король, – сказал «игровой», – король в рукаве, каково?
– Четыре очка к семнадцати – это что же такое получается? – недоуменно выговорил Гавана. – «Очко» у Солода, что ли? Типа… на самом деле Маст проиграл, что ли? И ты что, нарочно?..
Солод наскочил на Саню Кедра:
– Не было никакого короля! Что ты мне фуфел впариваешь? Ты что же, меня за дурака держишь, что ли, совсем? Чтобы я передергивал – да против кого! – да еще чтоб себе в убыток? Если где и хочешь искать таких малоумных, то здесь их не ищи!
– Да будет тебе, Солод. Засыпался, че уж там, – сказал кто-то. – Попусту отбрехиваешься.
Медленно поднялся Большой Маст. Этот даже заколыхался от с трудом сдерживаемого гнева. Громыхнул его голос:
– Тихо! Хватит базлать. Сам скажу. И нечего тут особенно гадать. Солод карты передернул, чтобы ставка моя не сыграла. Добрый, да? Чмырдяя пожалел, дешевку каэровскую? А в следующий раз за того фраера ты не карту в рукав уронишь, а кровь своего брата-вора прольешь?
– Вот только про кровь мне тут не надо. Я ей цену знаю, – хмуро ответил Солодкин сквозь зубы.
– И тебя даже не оправдывает, что ты себе в убыток сфальшивил, – не слыша ответа недавнего соперника в игре, процедил Большой Маст. – Неважно, какой цели ты добивался. Важно, что ты пытался косячить в игре. А передергивать со своими – это все равно что крысятничать. Брать у своих же.
– Ловко ты во мне крысу увидел, Мастодонт, – отозвался Солод, – то-то много я у тебя открысятничал: все бабло назад слил. И про кровь воровскую мне тоже не надо. На моих глазах она лилась не меньше, чем на твоих, уж точно, и ей я цену тоже знаю, – повторил Солод.
– Зря ты так, – напрягся Саня Кедр. – Тебе люди добра хотят. Хотят, чтобы ты повинился, рассчитался за косяк. А ты буром прешь, нарываешься. На черта оно тебе?
– Это как же я должен рассчитаться?
– А это уж не мне, а правилке решать, – злобно сказал Мастодонт. – Или ты думаешь, что у нас тут шутки? Ну-ка, Гавана, пощекочи его.
– Я те щас пощекочу! – гаркнул Солод, и гибкий, стремительный Гавана отлетел от него, как извивающийся угорь. – Я таких, как ты, на фронте хорошо пощекотал, особенно кто за власовцев воевал!
И вот тут стало тихо.
Большой Маст сощурил свои и без того маленькие глазки и произнес:
– Ты что – воевал?
Солодкин, которому не было никакого смысла искажать смысл уже сказанного, увиливать и запираться, ответил:
– Да. Воевал.
– Брал в руки оружие за эту сучью власть? Ты че? Знаешь, кто ты после этого? Ты даже не порченый фраер. Ты даже не олень. Ты – сука!
– Это почему же я сука? – глухо выговорил Солодкин.
– Форму с погонами ихнюю ты носил? Носил. Оружие, ими выданное, в руки брал? Брал. Стрелял. А было бы нужно, ты и на воров пошел бы конвоем или кровавой управой? Если бы сказали на этап гнать блатных – подчинился бы приказу, погнал бы? Ты ж в погонах, стало быть, обязан подчиняться уставу? Обязан!
Солодкин еще пытался решить вопрос мирно. Он стиснул зубы и наконец произнес:
– Почти вся армия маршала Рокоссовского состояла из таких же, как я, – мотавших срок и досрочно освобожденных для мобилизации на фронт. Да что солдаты, сам маршал, говорят, на фронт пошел из ГУЛАГа. Мы воевали против немцев. А вы видели, что они творили? Вы видели, что они сделали с оккупированными землями? У вас у многих есть родня на Украине, в Белоруссии, в Подмосковье, а еще – где-нибудь под Курском или Смоленском, – тихо продолжал Солод. – И что же, за то, что я отомстил за убитых, за замученных, за сожженных, расстрелянных – я выхожу ссученным, что ли?
– А по какому закону ты мстил? По какому закону ты воевал? По воинскому уставу, утвержденному Советской властью. Ну, так если тебе с ней по пути – и живи по их, советским законам. А у нас свои, блатные. И ни один блатной не станет делать что-то в интересах государства, – холодно, обстоятельно и практически без вкрапления жаргона пояснил Большой Маст. – Не в ту масть ты попал, дружок. Если идейный – ступай к оленям. А вот за то, что ты тут при людях блатыкался, плутовал, косячил, строил из себя вора и играл с вором как вор, – мы тебя накажем.
И огромная рука Большого Маста выстрелила со стремительностью, какую трудно было заподозрить в этой здоровенной конечности – и пальцы вора сжались на горле Солодкина.
Единственное, что мог противопоставить Солод Мастодонту – это свою ловкость, свою смекалку, свои боевые навыки. Но сейчас, когда колоссальная сила смяла его горло и по капле, как воду из губки, выдавливала жизнь, Солод оказался бессилен. У него вылезли на лоб глаза, на лбу вздулись мучительные синие жилы. Воры молча наблюдали, как на их глазах убивают человека. Собственно, не в первый раз они видели подобное. И тут Саня Кедр сделал один предостерегающий жест, другой… Однако его не послушали: Лед, отстранив старающегося всячески отсоветовать его вмешательство в дело, широко шагнул на Мастодонта и коротенько, почти без замаха, ударил того тыльной стороной ладони в висок. Со стороны это выглядело довольно невинно – словно один приятель легонько, по-дружески, подтолкнул другого – однако огромный Мастодонт вздрогнул всем телом, разжал руки на горле Солода и стал валиться на бок. И упал бы, не подхвати его тот же Кедр и расторопный Гавана.
Вот тут тишина стала поистине гробовой.
Медленно поднимался на ноги с помощью все тех же Сани Кедра и Гаваны Большой Маст, сопел, багровел, сжимал кулаки…
– Ты чего? – прохрипел он. – Ты чего, Лед, обурел, что ли? Попутал? За суку впрягся?
– Он не сука. О том, ссучился человек или нет, решает правилка, а не один вор. Ты все решил за всех, – ответил Лед. – Это не по закону.
– А ты про какой закон сейчас говоришь? Или, может, хочешь на его закон перейти? – Взбешенный Большой Маст мотнул тяжелой головой и тяжело, по-бычьи, глянул исподлобья. – А то ты у меня быстро поцелуешь железо и станешь сам… как он…
– Ты чего, окстись, Маст, Лед – правильный вор, чего ты на него буром-то прешь? – быстро шепнул ему Саня Кедр. Но тот уже сорвался, зарвался и не желал слушать совершенно:
– Ты что же это… из-за ссученного поднимаешь руку на своего?.. Не боишься зашквариться, Лед?
– Зашквариться можно на параше или с опущем бархатным, – быстро ответил Илья. – Надеюсь, ты не имеешь отношения ни к тому, ни к другому, уважаемый.
Вот это был откровенный вызов. Не все поняли, что же подвигло Льда сказать такие слова самому Мастодонту.
Большой Маст протянул руку ладонью вверх, и Саня Кедр вложил в нее ножи.
– Выходи, – кивнул Мастодонт бледному Каледину. – Сочтемся…
Часть IV. БИТВА С БУДУЩИМ
1. Ялта, 1950 год
Когда мы были молодыми, яростными и порой носили другие имена… – холодно повторил Каледин.
