Лев Пучков - Блиндажные крысы
— Получается, сдал я девчонку, — огорчился я. — Посмотрят мои картинки, и все вскроется. Надо бы найти ее и предупредить: если опять потащат к следователю и начнут «колоть» по моему опознанию, чтобы не настаивала на первичных показаниях — что не видела никого «живьем». Одно маленькое уточнение: не помню, и все тут, и это многое меняет, уже не так категорично.
Доктор был в курсе, кто такой Вацетис и по какому поводу его сестру приглашали к следователю — мое озарение неожиданно его заинтересовало.
— Ух ты, какой перспективный вариант! — я бы даже сказал, что он внезапно загорелся от искорки моего озарения, весь засветился и засиял — как будто клад нашел. — Придется немедля отрывать от дел нашего прокурора.
— Так уж и от дел? — усомнился я. — Воскресенье, рановато еще, вы хотели сказать — «разбудить»?
— Да ну, какой там разбудить! Он уже давно трудится как пчелка, добывает мне работу.
— В смысле? Вас уволили с работы?
— Хм… Меня нельзя уволить с моей работы, вдаваться не буду, просто примите как факт… Нет, я имел в виду, что Ольшанский старательно собирает информацию по противостоящему нам клану. Видите ли, поручик, нам нужно во чтобы то ни стало отыскать их «слабое звено», а пока у меня нет всей информации по персоналиям, я не могу приступить к работе.
— «Слабое звено» — это вроде меня? — тут я вспомнил, что по этому поводу говорил Ольшанский. — Неопасный, неизвестный, эмм… ненужный, что ли…
— Не совсем так. В данном случае речь идет не о тривиальном захвате и съеме информации, а о человеке, который в силу сложившихся обстоятельств попал в непростую ситуацию. Видите ли, поручик, у них там сейчас ротация, разброд и шатание. Ну и, как водится, сопутствующие этому процессу катаклизмы, которые затронут многих. Одним словом, если не вдаваться в дебри, нам сейчас обязательно нужно вычислить человека, который нам поможет — этакую «пятую колонну» внутри клана.
— А сами мы…
— Нет, сами мы единолично сделать ничего не сможем. Слишком неравны силы. Так что без такой помощи изнутри нам не обойтись. Момент, повторюсь, благоприятный, многие судьбы в клане пошатнулись, там сейчас мощное смещение пластов и приоритетов, так что надо вагонами выгружать информацию и работать, работать и работать…
Действительно, дебри. Я-то думал, доктор будет сугубо нашими внутренними психозами заниматься, а тут, оказывается, этакая махровая византийщина намечается, что даже и думать об этом не хочется — голову можно сломать.
Судя по одной стороне телефонного разговора, которую я мог слышать, Ольшанский был не в восторге от затеи доктора: сестра Вацетиса как некий стартовый элемент в возможной комбинации его не вдохновляла. Признаюсь, я разделял его точку зрения: предупредить девчонку надо, это не вопрос, но какую пользу она может нам принести — это было выше моего понимания. Отчаявшись склонить Ольшанского к сотрудничеству, доктор перешел к откровенному шантажу: он заявил, что договорился со знакомым судмедэкспертом насчет осмотреть тело скончавшегося в больнице врача: вчера такой возможности не было ввиду столпотворения и большой активности Службы, а поскольку транспорта у нас сейчас нет, это архиважное мероприятие находится под угрозой срыва.
— Да, Петрович, я тоже тебя люблю… И поторопись, а то можем не успеть…
Вот такая фраза венчала эту трудоемкую беседу. Очевидно, Ольшанский высказался в сугубо народном формате, что нередко случается, когда занятой человек вынужден бросить все срочные дела и принять условия хитрого шантажиста.
— И что мы хотим от этой девицы? — обеспокоился я. — Может, стоит обсудить стратегию беседы?
— Не вижу смысла, — небрежно отмахнулся доктор. — Я составлю вопросник, вы по дороге вызубрите его, так что никаких сложностей.
— Кстати, доктор, если не секрет… А как вы охарактеризуете Ольшанского с точки зрения прикладной психиатрии?
— Маньяк, — не задумываясь выдал доктор, и непонятно было, шутит или нет.
— Эээ… То есть…
— Маниакальное пристрастие к сыску, шпионажу и вообще к любой форме добычи информации, — пояснил доктор. — А также к разного рода заговорам и интригам. Поручик, чем вызван такой вопрос? Вы наблюдали какие-то девиации?
— Наблюдал, — признался я. — Он переоделся в бомжа, даже парик нацепил и в таком виде шлялся по окрестностям, в урны заглядывал, как будто бы бутылки собирает — в образ вошел… И, как мне кажется, испытывал от этого удовольствие. Честно говоря, не ожидал таких странных телодвижений от рафинированного «белого воротничка».
— Рафинированного «белого воротничка»?! — доктор прыснул. — Надо будет сказать ему об этом! Его это изрядно позабавит.
— Вы меня не так поняли! — всполошился я. — Совсем не обязательно об этом… Эмм… Понимаете, тут нет никакого уничижительного контекста, просто я имел в виду, что люди его профессии — это особая каста, которая привыкла к паркету и лимузинам…
— Успокойтесь, поручик, я не имею обыкновения разглашать суть приватных бесед, — доктор заговорщицки подмигнул мне. — А что касается Ольшанского — это совершенно особый человек в этой, как вы верно выразились, «особой касте»…
Тут доктор вкратце ознакомил меня с некоторыми деталями биографии нашего нестандартного прокурора. На старте Ольшанский три года был милицейским опером, быстро преуспел, в результате его за какие-то невнятные заслуги взяли в Службу, где он семь годков трудился в Следственном управлении, опять преуспел и вырос, подавал огромные надежды, но… в какой-то момент был уволен по результатам закрытого служебного расследования. После этого он четыре года трудился в Интерполе — увольнение из Службы на его репутацию никак не повлияло — и семь лет назад его переманили в Генпрокуратуру, где он тоже стремительно вырос и окреп до полковника юстиции и старшего следователя по особо важным делам. В данный момент холост, дважды разведен, обе семьи живут за рубежом, имеет пятерых детей от обоих браков и всех добросовестно содержит.
— На зарплату прокурора? — усомнился я. — Так он, получается, дикие взятки берет?
— Нет, у него несколько иной источник дохода… — доктор на секунду задумался, стоит ли посвящать меня в такие нюансы, или нет. — Понимаете, поручик… Эмм… Все мы, так или иначе, зарабатываем частной практикой… В определенных кругах Ольшанский имеет репутацию «последнего шанса» и специализируется на деликатных и запутанных делах, которые сильные мира сего ни за что бы не отдали в руки официальных следственных институтов. В плане конфиденциальности он надежен, как швейцарский банк, все это знают и очень ценят. Кроме того, он невероятно талантливый сыщик и настоящий фанат своего дела — я не шутил, когда назвал его маньяком. Проще говоря — это наш местный Шерлок Холмс, светило, и проч., проч. Один маленький характеризующий штришок: в нашем деле, если помните, САМ обратился за помощью именно к Ольшанскому, хотя к его услугам, как вы понимаете, лучшие специалисты всех служб страны.
— Если он такое светило — отчего же тогда до сих пор не занимает пост генерального прокурора или какую-либо равнозначную должность в верхнем эшелоне?
— Ну, для этого он слишком хаотичен, — доктор усмехнулся. — Любит женщин. Любит вино. Очень любит азартные игры. А порой любит все это сразу, и тогда он «ныряет» и на некоторое время выпадает из континуума. Согласитесь, для названных вами постов это не очень удобно. Но главное не в этом. Ольшанский не принадлежит ни к одному клану. Вот это — главное. По этой причине он никогда не займет ни одного поста в этом самом верхнем эшелоне…
Однако интересные люди мои коллеги! Как говорится, чем дальше в лес, тем круче волки, но плюшки больше и вкуснее.
«Все мы, так или иначе, зарабатываем частной практикой…»
Занятно. Как зарабатывает Ольшанский и Юра, я теперь знаю. Инженер — камрад рукастый, так что тут и голову ломать не нужно. Про докторскую практику могу только догадываться — возможно, среди элиты немало психов, мнимых и реальных, и он за деньги вправляет мозги всем желающим.
А вот про частную практику Степы (если у него есть такая практика) я даже и думать не хочу. Знаете, очень хочется верить в доброе и позитивное, особенно, если это касается твоих товарищей по оружию…
* * *Общаться с сестрой Вацетиса поехали вчетвером: Ольшанский, Степа, Юра и ваш покорный слуга. Инженера оставили возиться с машиной — он заявил, что старушку рано списывать в утиль и тенденция к реанимации присутствует, а доктора высадили неподалеку от больницы.
В дороге Ольшанский постоянно курил трубку, и в салоне было некомфортно, невзирая на открытые окна. Коллеги, однако, на это никак не реагировали, так что в единоличном порядке я просить об одолжении не посмел. Ладно уж, потерплю как-нибудь, не маленький.
