Капкан для Скифа - Александр Чернобук

— По пятьсот квадратных метров каждого вида, — пояснил он, суетливо и в то же время брезгливо протирая тряпицей руки.

— Так-так. Посмотрим, чем тут с вами рассчитались.

У Рембо перехватило дух. Качество, расцветка были потрясающими. Даже самая дешевая плитка стоила на отдачу не меньше пятнашки баксов. Верняк. А таких было всего четыре вида, остальные стоили дороже.

— Пересортицы не может быть? — стараясь говорить ровно, задал он нейтральный вопрос. Абсолютно лишний — даже если какого-то вида было больше, а другого меньше, принципиальной роли это уже не играло. Главное решение Серега уже принял. Нужно срочно вырвать всю партию плитки у ученого — наказать лоха не западло.

— Нет, ну что вы. Мы проверяли, может там пару квадратов туда-сюда, а в основном пропорции сохраняются.

— Ну что ж, толкаешь ты меня, Карлович, в авантюру, но не помочь не могу. Обещал ведь, — Рембо горько усмехнулся: — Говори цену, если заберу весь этот мусор целиком. Все шесть тысяч квадратов одним махом.

— Я, да как-то… м-м-м… у меня компаньон, — промямлил тот, явно стесняясь. — Скорее всего, надо бы с ним поговорить…

— Смелее, смелее, сначала мы с тобой определимся, а потом уже высвистаем твоего компаньона, — подбодрил его Серега.

— Ну, хотел бы долларов… В долларах говорить? Да?

— Говори хоть в долларах, хоть в тугриках, хоть в рублях, хоть во франках. Мы уж как-нибудь пересчитать сумеем. Калькулятор всегда со мной. — Рембо кивнул и дружелюбно улыбнулся, а про себя подумал: «Ну, говнюк, ну, ученый, ну, недоделок! Как это здесь не нашлось еще никого, чтобы развести таких баранов?»

— Хотелось бы долларов по двенадцать за квадрат, — робко пискнул недоделанный говнюк и ученый по совместительству.

Серега картинно изменился в лице, даже голос осип:

— Да ты что? Это же грабеж. Мы же говорили по-другому. Ты что, не понимаешь — я же оптом буду брать шесть тысяч квадратных метров. Это же ого-го-го-го-го. И все за спасибо? Да? Мне же тоже надо копеечку поднять, ты пойми, — он начал резко снижать тон и в конце сказал уже совсем тихим и проникновенным голосом:

— Карлович, давай по девять, и по рукам, а? — и опять мило улыбнулся.

Сжавшийся еще при начале тирады хозяин плитки чуть расслабился и пропищал:

— Нет, Петрович, по девять точно не будет. Компаньон рогами упрется. Давай я ему позвоню, и обсудим все втроем?

— Звони, — махнул рукой Савельев.

Конрад Карлович вздохнул с облегчением, достал мобильный телефон и, набрав номер, приложил коробочку к уху:

— Алло. Марк Ариевич? Это я, здравствуйте. Нет, вы ошибаетесь. Съездил я как раз не зря, — с горькой иронией взглянул на Сергея, — да, да. Даже привез. На всю партию. Мы сейчас на складе. Да, реальный. Вот рядом стоит. Я б тоже не поверил. Приезжайте. Ждем.

— Едет?

— Да, — Михельсон спрятал телефон в кожаный чехол, прикрепленный к поясу, и обернулся к Рембо: — Будет через двадцать минут. Понимаете, Сергей Петрович, — он почему-то опять перешел на «вы»: — Я как я, а Марк Ариевич человек прижимистый. Думаю, меньше, чем по одиннадцать пятьдесят, не отдаст. К тому же доли наши, увы, не равны. Он старший концессионер — его семьдесят пять процентов, моих только двадцать пять.

Серегу при этой информации осенила гениальная мысль. Он быстро прикинул цифры в уме и, взяв своего оппонента под локоток, вкрадчиво сказал:

— Конрад Карлович, я вижу, вы человек благородный и честный, но небогатый.

Тот в ответ закивал с излишней горячностью:

— Сами знаете, как сейчас живется научным работникам…

— Вот именно…

— Вы же понимаете, я бы никогда не полез в дела с этой плиткой чертовой, если бы не ситуация в стране в целом. Если б хоть как-то на наше бедственное положение государство обращало внимание, — начал проникновенно оправдываться кандидат наук.

— Конечно, конечно. Вот как раз об этом я и хотел с вами поговорить. Давайте поступим следующим образом, — продолжил Сергей елейным голосом, — вы сделаете так, что Марк Ариевич уступит в цене до десяти долларов, а я забуду про нашу с вами маленькую проблему? А? Как вам такой вариант?

— Как так? — не понял сразу «благородный и честный».

— Вы его уговорите на эту цену, а «Мерседес» я починю из получившейся у меня прибыли. И всем будет хорошо. Соглашайтесь. Вы же умный человек, Конрад Карлович. К тому же, с техническим складом ума. Прикиньте цифры, — Серега говорил чуть ли не шепотом, склоняясь к самому уху Михельсона.

Глаза Конрада Карловича стали осмысленными. Он замер. До него дошла «гениальность» предложения Савельева.

Серега отошел, закурил и отвернулся — бороться с совестью лучше без свидетелей. Это хорошо известная аксиома. Когда человек начинает размышлять о том, что лучше остаться без штанов или подвинуть мораль, почему-то практически всегда он склоняется ко второму варианту:

— Хорошо, я попробую его уговорить, — через несколько минут раздался слегка подрагивающий голос Михельсона, — но я не обещаю…

Серега обернулся. Глаза Конрада Карловича бегали:

— Гарантировать я не могу…

— Ну, вы уж постарайтесь, — с плотоядной улыбкой подбодрил его Рембо, — у вас получится.

— Приложу все усилия, — нашел обтекаемую формулировку незадачливый кандидат наук и, сняв очки, смело взглянул подслеповатыми глазами в лицо коммерсанту.

Когда прибыл ожидаемый компаньон Михельсона — Марк Ариевич, Серега с первого взгляда понял, что торги будут тяжелыми. И не ошибся.

Маленький, вертлявый, черноволосый мужичонка с усами и бородой, на вид лет около сорока, торговался профессионально. Молол всякую чушь, пытливо глядел в глаза собеседнику, совершал всеми частями тела аллегорические телодвижения, сыпал заверениями в вечной дружбе, тесных деловых контактах на будущее и других перспективах, но ниже одиннадцати долларов упорно не уступал. Серега делал, примерно, все то же самое, слегка разбавляя деликатный разговор «базарными» репликами по «понятиям» и подтверждая свои аргументы четырьмя оттопыренными пальцами на обеих руках, которыми выводил замысловатые фигуры перед самым лицом оппонента.

Конрад Карлович стоял чуть в стороне, время от времени тщетно пытаясь поучаствовать в беседе. Его робкие замечания тонули в мерном рокоте двух голосов, звучащих в ритме асинхронного двигателя. Через какое-то время, осознав свою неспособность участвовать в разговоре на равных, Конрад Карлович не очень вежливо