Джерри Эхерн - Хирургический удар
— Попытаюсь. Держитесь.
Вертолет поднимался мучительно медленно, почти скользя по земле. И все же он набирал высоту, осыпаемый градом пуль. Двигатель вертолета взвыл, машина замерла, а потом взвилась над полем боя.
Огонь снизу стал более интенсивным, и один из муджахединов был подстрелен и упал с вертолета.
Бэбкок направил вертолет в сторону ближайшей плоской возвышенности в четверти мили от поля боя. Кросс посмотрел через плечо Бэбкока. Датчик топлива показывал полную заправку. Они приближались к возвышенности, когда Бэбкок сказал:
— Я не могу сесть с таким весом. Когда я зависну достаточно низко над землей, скажи, чтобы все спрыгнули с лыж и отбежали в сторону.
— Хорошо, — ответил Кросс и направился через перегруженный салон к люку. — Ирания, скажи им, что когда мы дадим сигнал, они должны будут спрыгнуть и разбежаться, чтобы Бэбкок смог посадить вертолет. Поняла?
— Да. Ты ранен. Ты...
— Я в порядке. Скажи им сейчас, — он сорвал с лица маску.
Ирания старалась перекричать шум двигателя и причитания испуганных муджахединов.
Вертолет приблизился к самой возвышенности. Кросс смотрел на Бэбкока, ожидая сигнала. Тот начал снижаться, потом завис и дал сигнал левой рукой “Вперед”.
Ирания выкрикивала приказы на фарси.
Хьюз прикрывал их из люка. Муджахедины спрыгнули и разбежались в разные стороны от предполагаемого места посадки.
Кросс выкрикнул:
— Ты все еще перегружен?
— Держитесь.
Ирания повторила команду на фарси. Кросс крепко прижал ее к себе, прикрывая своим телом.
Вертолет сильно накренился, скользнул на бок и коснулся земли. Хьюз поспешно руководил выгрузкой из вертолета. Кросс и Ирания тоже вышли. Потоки воздуха от лопастей врезались в них. Кросс обнимал ее до тех пор, пока последний муджахедин не вышел из вертолета.
— Ты ранен. Можно, я перевяжу тебя?
— У тебя люди на поле боя. Если я смогу вернуться, я вернусь. А если нет, я люблю тебя. И всегда буду любить, — Кросс привлек её к себе и крепко поцеловал.
Эйб повернулся, прыгнул в вертолет и смотрел в открытый люк, пока вертолет набирал высоту. Он видел, что она что-то кричала ему и махала рукой. Кросс подумал про себя, что она повторила ему то, что он ей сказал.
Эйб смотрел вниз до тех пор, пока мог различать ее фигурку на вершине холма. Он почувствовал внутри себя холод, похожий на страх, только хуже, чем обычное чувство страха, которое он когда-либо испытывал.
Рядом с Кроссом был уже Хьюз, который дал ему автомат.
— Если нас предали, а я думаю, что это именно так и есть, то я знаю причину. Я не могу их за это обвинять. Когда Рака узнает, что мы здесь сделали, и если он еще не убил всех заложников и не взорвал здание посольства, то он сделает это сейчас.
Кросс смотрел через открытый люк на холм. Он чувствовал то же самое, что и Хьюз.
Бэбкок сделал крен и развернул вертолет для второго захода над полем боя.
— Мы должны что-то предпринять, — сказал Кросс.
Хьюз кивнул и занял позицию у люка, расположенного напротив Кросса.
— Мне знакомо здание посольства в Иерусалиме. Мы знаем, что у Раки там немного людей. Если даже он никого не потерял во время штурма, он не может поставить на крыше более двух-трех человек. У Петракоса есть еще для нас оружие, боеприпасы медикаменты, парашюты. Осторожно! — Хьюз открыл огонь, когда вертолет пролетал над полем боя. Кросс тоже начал стрелять. Опустошив один магазин, Кросс заменил его другим и продолжил стрелять вместе с Хьюзом.
Самая большая группа бойцов “Международного Джихада” начала рассеиваться. Хьюз стрелял из “Джи-3”. Кросс израсходовал последний магазин. Внизу бойцы Муджахедина отбивались от наседавшего противника.
Бэбкок закончил переход и, сделав вираж, крикнул назад:
— Еще один заход?
Хьюз, который был уже без маски, посмотрел на Кросса.
— Ну что, парень. Принимай решение. Мы остаемся или летим?
— Летим, — ответил ему Эйб.
— Люис, мы отправляемся в Турцию. Как можно быстрей.
Кросс бросил взгляд вперед. Бэбкок поднял большой палец и этим жестом показал свое одобрение.
Эйб посмотрел через открытый люк. Но он уже не видел вершины того холма, на котором стояла Ирания. Он закрыл люк и остался стоять в темноте, думая об Ирании и ее людях. Они были той же национальности, той же религии, что и Рака, придерживались одних и тех же обычаев, но где-то и как-то пути их разошлись. Одни пытались сохранить свой мир, давая ему возможности развиваться. Вторые же тянули свой народ в век тьмы, пытаясь разрушить окружающий их мир.
Глава 38
Когда радиосигнал был получен, Рака стал молиться, как он это делал пять раз в день. На этот раз он просил, чтобы Аллах помог ему.
Рака стоял в одиночестве у развороченного взрывом входа в коридор, который проходил по передней части всего посольства.
Мухаммед Ибн аль Рака все равно убьет их всех, но сделает это в самую последнюю минуту, придав тем самым вес своим требованиям.
Рака усилил охрану крыши посольства, поставив там своих четырех “бессмертных”. Он приказал связать всех заложников и заткнуть им рты. Теперь их охраняли только Ибрахим и Рива.
Джамал был в посольском центре связи, а остальные восемь “бессмертных” расположились по разным сторонам здания и у главного входа. Он отпустил двух своих человек, чтобы они нашли пищу и воду.
Рака сжал “Узи” и натянул ремни. Скоро он встретится со смертью. Он никогда не боялся ее.
В раю все будет так, как и должно быть. Рака много думал о том, что предназначение человека здесь, на земле, заключается в том, чтобы превратить ее в рай. Но рай несовершенный. Потому что человек не может приблизиться к совершенству Бога.
Мухаммед Рака знал, что когда он попадет в рай, он, наконец, увидит мир, где не будет места неверным и где зло будет навсегда разрушено. Рака был прежде всего реалистом. Он понимал, что предстоит упорная борьба, и многие правоверные пожертвуют своей жизнью, прежде чем наступит триумф. Но он еще с молодых лет был убежден, что никакие жертвы ради святого дела не могут быть слишком большими.
Мудрость Корана наполнила Раку:
О Пророк, Аллах удовлетворит тебя и верующих, идущих за тобой.
О Пророк, убеждай верующих в необходимости бороться.
Если вас будет двадцать терпеливых людей, вы победите двести.
Если вас будет сто, вы победите тысячу неверных.
Ибо они есть люди, которые не понимают.
Мухаммед Ибн аль Рака понимал.
Глава 39
Петракос курил сигарету, а его водитель тихо сидел в углу. Джефф Файнберг стоял, глядя через стекло, периодически протирая его. От холода его рука так болела, что он не мог долго находиться на улице.
Петракос сказал:
— Люди, которые засветили вашу операцию, наверняка имели на это серьезные причины. Ты не должен злиться на них.
— Но как, черт возьми, мы могли сделать то, что необходимо было сделать, мистер Петракос? — и Файнберг отвернулся от окна и посмотрел на старика. — Эти мусульмане только и могут, что убивать и...
И тут заговорил водитель. Файнберг впервые слышал его голос.
— Я мусульманин — суннит. Я не люблю евреев, но я не убиваю их. Иногда мне не нравится то, что делают американцы, но я и их не убиваю. Вы не ведете Священную войну, а среди шиитов много таких, которые считают, что их война священна. Вы хотите быть похожими на них? — Файнберг облизал губы. Водитель отвернулся и замолчал.
Петракос улыбнулся.
— Я еще в состоянии вывезти вас и ваших друзей из Турции, несмотря на тот факт, что турецкое правительство отдало приказ арестовать вас и конфисковать все оружие и документы. Поэтому не стоит бояться, мистер Файнберг.
Файнберг хотел сказать ему, что он дрожит не от страха, а от гнева.
— Дарвин Хьюз очень умный человек. И мистер Кросс, и мистер Бэбкок тоже. Мы используем эту базу благодаря как раз уму Дарвина Хьюза. Турки ждут их в семидесяти километрах на север отсюда, поэтому, если наши друзья остались в живых, они благополучно вернутся сюда, и у них будет достаточно времени скрыться, прежде чем турецкие подразделения прибудут и возьмут их под арест. А в мире сейчас много мест, где такие люди как вы, могут найти убежище. А теперь почему бы нам не помолиться, чтобы они остались живы. И оставьте свой гнев.
Файнберг отвернулся от Петракоса.
Водитель молился за него. Контрабандист молился за него. И он попробовал молиться за них всех. Если они такие прекрасные люди, почему они не пошли с Хьюзом, Кроссом и Бэбкоком? Он хотел спросить их об этом. Если они так много знают...
В радиоприемнике, настроенном на заранее обусловленную частоту, послышался шум.
— Я Ромео. Вызываю Джульетту. Прием.
Файнберг рванулся к радиоприемнику, опрокинув стул, дотянулся до микрофона и, нажав кнопку, проговорил:
— Ромео. Я Джульетта. Слышу вас хорошо. Прием.
