Андрей Таманцев - Пешки в Большой игре

Тягунок даже забыл о боли в паху.

Вот это новость!

Значит, эти лихие спецназовцы и остановившиеся у Гоноросова ребята приехали по его, Тягунка, душу.

— А не проще ли?.. — начал было он.

— Убрать москвичей? — поймал его мысль на лету Иванов. — Нет, не проще. Пришлют других, тогда уж вытрясут всю душу. Москвичей не трогать. А вот Мурыгин...

— Хорошо, — сказал Тягунок и подал руку Иванову. — Я подумаю над этим.

— Благодарю вас.

Иванов развернулся и вышел из кабинета.

Озадаченный Тягунок закрыл за ним дверь, постоял минуты две у закрытой двери, а потом задумчиво двинулся к столу. Он позабыл и о нанесенном ему два часа назад оскорблении, и о нерасторопности подчиненных, не говоря уже обо всем остальном. Теперь его мозг был занят одним.

Значит, так — немедленно связаться с Кисалиным, чтобы обсудить полученную информацию, кроме денежного вопроса, конечно. Потом людей Иванову. Будут ему люди. Человек пять офицеров из городского управления ему вполне хватит.

Тягунок сел за свой стол и придвинул поближе телефон...

Но набрать номер он не успел. Дверь с грохотом распахнулась — на пороге стояли крепкие парни, те самые, с фотографии Иванова.

— Здравствуйте, Борис Евгеньевич, — сказал Док. — Мы вам не помешали?

Губернатор так и застыл с телефоном в руке. Этого не могло быть. Они не могли войти сюда живыми, а мертвыми тем более. Где же его охрана, где все?

— Простите... Я вас приглашал?

Тягунок вдруг почувствовал, как у него дрожит челюсть. Он почувствовал себя беззащитным мальчиком, которого любой может обидеть.

— А мы не в гости. Мы по делу, — сказал Док. — Мы ведь посылали вам девушку, которую незаконно выселили из квартиры, вы ее не приняли. Почему?

— Ах, вы за этим пришли? — обрадовался губернатор.

— Нам очень неприятно вас разочаровывать, но мы именно за этим и пришли. Док позвал из-за двери Аню.

— Вам придется ее принять. Расскажи ему, Аня, что там у тебя произошло.

Девушка вышла из-за спины Дока, потупилась и сказала:

— Вы ведь все знаете, Борис Евгеньевич, мой жених — ваш родственник. И меня вы знаете...

— Какой родственник? Я вас не знаю!

— Как-то нехорошо, — сказал Док, — не узнавать знакомых. Значит, так, чтобы в два дня квартира была освобождена. Ясно? Иначе мы придем не с такими добрыми намерениями.

Губернатор под столом дотянулся до кнопки вызова и нажал ее.

Сейчас влетят охранники и всех этих гостей положат на пол, намылят им рожи и вышвырнут за дверь, те и дорогу сюда забудут. Если не кончить, то хотя бы покалечить этих москвичей он имеет полное право, сами напросились.

— Это вы что, охрану вызвали? — «удивился» Док. — Зря. Мы же пытались по-хорошему, вы все время пытаетесь по-плохому. Придется вас поучить.

Он бесцеремонно вытащил из-за стола упиравшегося губернатора и, недолго думая, двинул ему коленом в пах. Как раз в то место, в которое сегодня губернатора уже бил Кисалин.

Тягунок взвыл.

— Это на первый раз. Ну, вы поняли нашу просьбу?

— Да, да! Не надо меня бить! Я все понял — завтра она сможет вселиться обратно, — завизжал Тягунок.

— Вот и здорово, — сказал Док. — Но словам вашим мы почему-то не верим. Напишите вот тут распоряжение, поставьте подпись и печать.

Он шлепнул на стол перед губернатором бланк.

Губернатор заскрипел зубами, но распоряжение написал. Все равно он достанет их. И девку эту он вышвырнет на улицу, да что там — он ее закатает в каталажку! Пусть себе потешатся сегодня.

Док забрал бумагу, внимательно прочитал и сказал:

— Мы никуда из города не денемся. Мы будем следить, как станут развиваться события, и если, не дай бог, что-то пойдет не так, как нам хочется, мы придем снова.

С этими словами команда покинула кабинет губернатора. На выходе Док открыл каморку, в которой томились связанные, с кляпами во рту охранники. Не погибать же людям из-за того, что их начальник — сволочь...

Глава шестьдесят первая

17 декабря. В окрестностях чилийской столицы произошло землетрясение силой до шести баллов по шкале Рихтера. В самом Сантьяго толчки были почти незаметны, так как эпицентр землетрясения находился на расстоянии шестидесяти километров. Однако ученые отмечают, что подобной силы землетрясения в этом регионе явление крайне редкое. Возможно, это результат деятельности человека, как известно, в тех местах идет открытая разработка меди (Си-эн-эн).

На Куляб ходили только автобусы. Кожевников понимал, что он по разбитым таджикским дорогам потеряет дня три. А он обещал Младшему, что вернется через два. Но другого выхода не было, вот разве что...

Кожевников вышел на летное поле, лег локтями на ограждение. Самолеты, конечно, транспорт куда более быстрый, весело подумал он. Денег в кармане было достаточно, чтобы долететь хоть до Америки, но в Америку ему пока не нужно. Ему нужно на заброшенный полигон.

— Мужик, билеты нужны? — спросил остановившийся рядом невзрачного вида человечек.

— Билеты не нужны, — ответил Кожевников. — Самолет нужен.

Человечек подозрительно посмотрел на Кожевникова и отошел.

Что-то помимо ловушки, в которую их заманил не кто иной, как Седой, волновало Кожевникова. Что-то еще было...

Ну да, губернатор, сволочь, которому он поверил, хотя чувствовал неладное, да, ребята, которые погибли ни за понюшку табака, да, Младший, который остался в больнице сломленный и испуганный, но что-то еще мелькнуло, что он не успел осмыслить. Что-то важное.

Пастухов? Боцман, Носорог? Док или Муха с Артистом?..

— Ты не шутишь? — оказался рядом тот же человечек.

— В каком смысле? — не понял Кожевников.

— Тебе борт нужен?

— Да.

— А бабки есть?

— Есть.

— Покажи. Кожевников улыбнулся:

— Ты что, денег не видел?

— Ты за базар отвечаешь?

— Ладно, мужик, забудь, — махнул рукой Кожевников. — Никогда не поверю, что у тебя самолет есть.

— Куда лететь? — вызывающе спросил человечек. Кожевников посмотрел на него внимательнее:

— В Куляб.

— Далеко.

— Было бы близко, пешком бы дошел.

— Три штуки. Баксов.

— Что, деньги очень нужны?

— Две.

— Мимо.

— Штуку дашь?

— Рублей.

— Я серьезно.

— И я серьезно. Чего мы торгуемся? Ты, что ли, пилот?

— Ладно, — мужик осторожно оглянулся, — пошли.

Кожевников пожал плечами и двинулся за человеком.

Тот вывел его из аэропорта и повел вдоль забора туда, где стояли вертолеты, «кукурузники», списанные лайнеры и прочая аэродромная рухлядь.

Тут жили люди. Из корпуса от самолета Ан-24 торчала ржавая труба, из которой даже шел дымок.

Человечек постучал в дверь:

— Колян, это я.

Дверь открылась, и выглянуло небритое опухшее лицо.

— Че надо?

— Пассажир есть. Откатишь до Куляба.

Небритый вышел из самолета, оглядел с головы до ног Кожевникова.

— Ты?

— Я.

— Три штуки. Баксов.

— По новой, — усмехнулся Кожевников. — На мне не озолотишься.

— Две.

— Все, надоело. — Кожевников уже повернулся, чтобы уйти. Как бы спешно ему ни нужно было в Куляб, он знал точно: если с этими людьми не торговаться, примут за лоха, просто надуют.

— Сколько? — сам спросил небритый.

— Штука. Рублей.

— Да я за эти бабки даже горючку не окуплю.

— А ты на автозаправке заливаешься? — иронично спросил Кожевников.

— Двести баксов.

— Ладно.

Небритый вытянул раскрытую ладонь:

— Давай.

— Когда в Кулябе сядем.

Небритый снова исчез в самолетном домике и через минуту вышел уже в летной куртке, шлеме, с планшетом. За ним вышел одетый так же еще один и тоже небритый, черноволосый мужик с раскосыми азиатскими глазами.

— Пошли.

Кожевников двинулся за пилотами и скоро оказался возле потрепанного Ан-2.

В салоне не было ни одного сиденья. Вообще самолет этот не предназначался для пассажиров. Очевидно, лучшие свои времена он пережил, когда посыпал хлопковые поля пестицидами.

— Пристегнись, — сказал небритый азиат. — Не кури.

Кожевников оглянулся — пристегнуться было нечем. Он ухватился за какие-то веревки, болтавшиеся в большом количестве по всему салону.

На удивление легко самолет завелся, моторы работали ровно. Вырулил на грунтовую взлетную полосу и, разогнавшись, оторвался от земли.

Кожевников боялся радоваться: не верилось, что все катилось так гладко. С такими темпами он действительно завтра вернется за Младшим. С этими же пилотами уговорится, чтоб забрали его и груз, который, Кожевников был уверен, будет с ним.

Он выглянул в иллюминатор — желтые горы, обожженные солнцем, были почти вровень крылу.

Самолетик натужно переваливал через вершины.

— А сколько лететь? — спросил, заглядывая в кабину пилотов, Кожевников.

— Уже прилетели, — ответил азиат. Что-то слишком быстро, удивился Кожевников. Но самолет действительно заходил на посадку. Кожевников поскорее опять вцепился в веревки. А самолет, несколько раз подпрыгнув на ухабах, замер.