Лев Пучков - Тротиловый эквивалент
Бывает, знаете ли, когда товарищ в спешке покидает насиженное место, он там забывает кое-какие вещи, которые могут характеризовать его определенным образом. Не факт, но бывает. Бывает так, что семья, которая приютила товарища, не начинает рвать на себе волосы и одежду и орать хором, а соглашается отвечать на вопросы. Особенно если спрашивает не боевой робот типа Петрушина, а хрупкая грустная дамочка (Лиза то бишь), да еще и на родном языке опрашиваемых. На худой конец, достаточно будет, если они просто взглянут на фотографии. А рядом будет присутствовать скромный военный психолог, который посмотрит на их реакцию и сразу вычислит, где тут собака порылась…
***Итак, мы притормозили в километре от села по просьбе Васи Крюкова.
— Здесь мои должны работать, — уверенно заявил Вася и слез с брони. — Щас я, пять минут…
Вообще-то каких-либо признаков постороннего присутствия мы не обнаружили, но спорить никто не стал. Васе виднее, это его профиль.
Разведчик удалился от обочины метров на пять, зашел в чахлые заросли посадок и перестал существовать. То есть совсем растворился: ничего не видно, ветки не шевелятся, и вообще — тишина, никакого шума, хруста и прочих демаскирующих признаков. Несведущий человек наверняка подумал бы: товарищ по большой нужде присел, без вариантов. Он же не бесплотный дух, чтобы по кустам беззвучно порхать! Тут любой шаг, даже на цыпочках, выдает тебя с головой за сто метров.
Но мы товарищи сведущие. Вася у нас уникум, как уже говорилось выше, даже среди мастеров войсковой разведки имеет репутацию этакого местного Бэтмена.
Этого у него не отнимешь: парень родился в семье сибирского охотника, с трех лет привык ножом в зубах ковыряться, пить сырую оленью кровь, наперегонки с волками бегать и ночевать в медвежьих берлогах.
— Не знаю, как он это делает, — с профессиональной ревностью заметил Петрушин — тоже отнюдь не дурак насчет тихо подкрасться и при случае притвориться сухостоем. — Может, потому что маленький, легкий…
Видите, даже Петрушин признает уникальные качества боевого брата. А мы, «головастики», дети асфальта — и подавно…
Вася вернулся минут через пятнадцать — мы уже волноваться начали, и не один. Из кустов бесшумно выросли три серые фигуры — две в лохматом засадном камуфляже. Петрушин и Серега рефлекторно повели в ту сторону стволами, остальные даже рта разинуть не успели. Люди-тени.
— Ну, блин, напугали! Предупреждать надо, этак и до стрельбы недолго…
Хорошо, что такие люди-тени — у нас. Плохо, что это не константа. Долго пробыв на войне, такие Васи перестают быть годными для мирных будней войск… и зачастую уходят на гражданку. Угадайте с трех раз, чем они там будут заниматься? Если кто подумал, что веники плести и подарки в универмаге заворачивать, — не угадали…
— Короче, ушли раньше, — доложил Вася, кивнув в сторону села.
— Насколько раньше? — уточнил Иванов.
— Когда выставились, движения уже не было, — сообщил один из разведчиков — видимо, старший в паре.
— Совсем?
— Оттуда — нет. В село заехала одна машина — «Нива». В шестнадцать с чем-то. А оттуда — никого не было. Ни единой души.
— Да то понятно, — кивнул Петрушин. — Минимум четыре часа было. Только ленивый не уйдет… Пусто?
— Угу, — подтвердил разведчик. — Тишина.
— Пусто как обычно? — не отставал дотошный Петрушин.
— Пусто как удрали, — покачал головой старший разведчик. — Затаилось село.
Никто не ходит. Тишина.
— Ясно, — Петрушин переглянулся с Васей и тут же выразил пожелание в связи с невесть откуда взявшимся личным составом:
— Вдвоем на прикрытии как-то не того. А одного для обеспечения маловато. Пара лишних стволов нам бы не помешала…
— Согласен, — Вася перевел взгляд на разведчиков:
— Подстрахуете? Работы на пятнадцать минут. В село входить не надо.
— Как скажешь, командир, — разведчики синхронно растянули в улыбках разукрашенные под жуткие маски лица.
— Я вам уже не командир, — напомнил Вася. — У вас своя задача. Это просто просьба. Так что…
— Как скажешь, командир, — подтвердил старший разведчик. — Там все равно пусто. Куда нам?
— Давай на броню, — распорядился Вася. — Старшим будет Серега. То есть лейтенант Кочергин. Погнали, братья…
Село расположено хорошо как для «духов», так и для нас. Едешь — пусто, вдруг дорога ныряет в пологую обширную ложбину, и метров с двухсот село, полностью уместившееся в эту ложбину, предстает как на ладони. То есть поставил пост на взлобке, за километр увидят, кто подъезжает, и сообщат кому следует.
Пока враги подтянутся, весь отряд может уйти «огородами». А мы на этом взлобке, прямо на дороге, поставили пост прикрытия: «бардак», лейтенант Серега и двое разведчиков. Саня Жук — водитель «бардака», сел за пулеметы, и таким образом мы получили неплохую огневую точку на отличной позиции с круговым обзором.
Остальные набились в «УАЗ», как те сельди в банку. Самый габаритный, Петрушин, за рулем, Лиза, на правах дамы, на командирском месте. Умостились с грехом пополам, стекла спустили на всякий случай и поехали по центральной улице прямиком к указанной на схеме усадьбе — метрах в ста пятидесяти от въезда.
Село и в самом деле как будто вымерло. Затаилось. Центральная (она же единственная) улица пуста, в переулках никого не видно, даже собаки молчат…
Нет, кое-где взлаивают, но не борзо, а как-то вопросительно. Типа — это что за кукиши пожаловали, стоит на них брехать или ну их в задницу?
И тишина… Нездоровая такая, местами даже гробовая. Только редкие дымки из труб вьются.
Сектора наблюдения мы не распределили — Петрушин как-то упустил этот момент, а остальные даже не почесались… И теперь все активно крутили головами, всматриваясь в каждое окно, фиксируя взгляд на калитках и крышах…
— Как-то тут того… — неуютно передернул плечами восседавший на моих коленях Вася. — Не того…
— Тебе не нравится Костин парфюм? — хихикнул Глебыч.
— Сам такой, — буркнул Вася. — Я не про то…
— Хоть бы кто вышел, сказал чего, — высказал пожелание Петрушин. — Типа…
— С пулеметом, — подхватил Глебыч. — И сказал: смерть оккупантам! И — та-та-та…
— Пулемет мы увидим, — покачал головой Вася. — И сказать ничего не успеет.
А вот снайпер на крыше — это да…
— Типа — все ушли, нечего вам тут делать, — завершился Петрушин. — Типа — геть, оккупанты! И сразу бы спокойнее стало на душе…
Увы, никто не вышел, не спешили нас порадовать местные товарищи. Люди присутствовали: в нескольких окнах я заметил шевеление занавесок, где-то тихонько хлопали двери — на фоне мерного урчания мотора другие звуки скрадывались…
«Наша» усадьба явно принадлежала какой-то зажиточной семье. Высокий забор из красного кирпича, с массивными металлическими воротами, большой дом из такого же кирпича, слева, в глубине двора, — домишко поменьше, крыши из нержавейки, сам двор наполовину крыт шифером. В том маленьком домике, судя по информации, и проживал наш красавец. С двумя женами.
Петрушин развернул «УАЗ» носом к выезду: если вдруг что, запрыгнем и рванем по прямой, не надо будет тратить время на маневры под огнем.
— К машине, — скомандовал Петрушин, покидая салон. — Полковник, Костя — справа. Лиза, Глебыч — слева… Мы с Васей — фронт. Пошли…
Мы рассредоточились по обеим сторонам от ворот, прикрытые сзади «УАЗом», Петрушин принялся застенчиво постукивать в калитку. Собаки не брехали — то ли просто отсутствовали вообще, то ли хозяева благоразумно закрыли их от греха подальше. Местные товарищи не всегда держат собак — у мусульман вообще это животное пользуется незаслуженным презрением. Но иногда встречаются. И зачастую не вовремя и очень большие — кавказские овчарки. Во время «зачисток» наши солдаты порой приговаривают этих благородных псин при первом же шаге по проверяемому подворью. И не из вредности, а по соображениям личной безопасности. Бывает, ломится толпа во двор, хозяева выпустят собак, а сами выходить не торопятся. Стоят у окон и с интересом наблюдают, как там все получится.
Получается обычно совсем скверно. Укусы, кровь, короткая очередь, предсмертный вой… жалость к добросовестному защитнику хозяйского добра, как следствие — враждебная предвзятость по отношению к хозяевам. Перспектива даже казенно-вежливого обращения в таком случае автоматически отпадает. Потому что русские, в отличие от местных, к собакам относятся совсем иначе…
Вот так застенчиво постукивать можно было до бесконечности. Практика показывает, что в таких случаях двери по своей воле открывают редко. Нам же следовало торопиться: светлого времени оставалось всего ничего, а еще надо возвратиться на базу.
