Сергей Зверев - Объект 623
И вдруг метнулось что-то по курсу! Протрещал «Каштан» — забилась гирлянда огоньков! Человек стрелял, перебегая, не целясь. Глеб ответил тем же, кинулся за ближайшее металлическое возвышение, привстал, выпустил несколько патронов, отшатнулся, чтобы успеть убраться. Ответная очередь вздыбила цемент у него под ногами, он закашлялся, оказавшись в эпицентре столба, выплюнул короткий, но емкий матерок. Раздался шорох, покатилось что-то железное. Невидимый стрелок охнул от боли — он хотел перебежать поближе к правой стене, но запнулся и упал. Впрочем, оружие не уронил, приподнялся и разразился длинной очередью.
А после этого настала подозрительная тишина. Глеб сидел, прижавшись к чугунной опоре конвейера, внимательно слушал. Незнакомец возился где-то неподалеку, охал, куда-то отползал. И вдруг ему почудилось в этих стенаниях что-то знакомое! Не сказать, что близкое и родное, но что-то такое, с чем он уже сталкивался, причем недавно! Он помотал головой, не может быть, это просто глупое дежавю. Случается в жизни, конечно, всё… но не сказать, что очень часто. Он начал осторожно приподниматься, шаркнул ногой и сразу присел. Ответ не замедлил, пули простучали над головой. «Молодец, — недоуменно подумал Глеб. — Когда-нибудь он научится стрелять».
— Эй, приятель, ты бы прекращал… — начал он и замолчал. Стрелок тоже помалкивал. Глеб выразительно кашлянул. — Слушай, дружище, ты бы подал голос, что ли?
— Да пошел бы ты, — ворчливо отозвался неприятель и тоже заткнулся, видимо, распознав в голосе врага знакомые нотки.
— Антоха? — неуверенно вымолвил Глеб. Сглотнул, закашлялся. Нет, не может быть! — Рядовой Антон Полипчук?
— Ну, допустим… — дрогнул голос у рядового бойца «непобедимой» украинской армии. — А ты что за хрен собачий?
— Сам ты хрен собачий, — обиделся Глеб. — С тобой, заморыш, разговаривает майор российского спецназа Дымов, способный надрать задницу любому хаму. Ты должен помнить меня, если еще дружишь с головой.
— Я помню, господи, товарищ майор… — Голосок у паренька сломался, он, кажется, заплакал. — А это точно вы?
— Это точно я, — уверил Глеб. — А вот тебя, насколько мне помнится, убили. Или имеются возражения?
— Да типун вам на язык, товарищ майор… — отчаянно захрипел солдатик. — Не убивали меня… Хотя нет, вы правы, сначала я подумал, что меня убили, а потом, когда подумал… что могу думать, подумал, что меня не убили… Слушайте, товарищ майор, а зачем мы стреляем друг в дружку?
— Ты первый начал, — резонно заметил Глеб.
— Правда? — Солдатик задумался. — А может, мы, того… не будем стрелять?
— Принимается, — рассмеялся Глеб. — Выходим навстречу друг другу, опускаем оружие, делаем широкие улыбки и ни в коем случае не стреляем. Уверен, что ничего не перепутаешь?
— Вы издеваетесь, да? — догадался боец.
Они медленно сближались, включив фонари. Глеб не верил своим глазам. В свете фонаря покачивалась, с трудом переставляя ноги, оборванная, изнуренная личность с волочащимся по полу автоматом. «Эффект красных глаз» такой, что вампир позавидует! Прическа хохлом, губы обкусал до такой степени, что это уже не губы, а лепешки, но веснушки на месте — яркие, выпуклые, и даже грязь, равномерно размазанная по физиономии, нисколько их не вуалирует…
— Это точно вы, товарищ майор… — каким-то убитым голосом сообщило чудо. — Вы такой странный, но вроде это вы…
Он сморщился, скукожился, слезы побежали по глазам. «Да уж, — мимоходом подметил Глеб. — Заниматься военным ремеслом отдельным категориям населения решительно противопоказано». Он обнял солдата, похлопал по плечу, тот вздрогнул, неуверенно улыбнулся, шмыгнул носом.
— Рассказывай, — распорядился Глеб. — Почему ты жив, и все такое. И давай на время фонари выключим, не возражаешь?
У бывшего отличника, по ряду причин не прижившегося в вузе, был неплохо подвешен язык. Он частил, спотыкался, возвращался мыслями к началу, стартовал заново, и постепенно картина прояснялась. Как известно, история закончилась тем, что Антоха сунулся в пекло поперек батьки, выскочил в коридор и попал под шквальный огонь. Но самое смешное, что на этом его история не закончилась. Он рухнул как подкошенный, все пули пролетели выше, его не зацепили. Но солдатика пронзил такой махровый ужас, что окостенели все до единой мышцы и тело буквально парализовало. Этому не было объяснения, никогда ничего подобного он не испытывал — даже в ту минуту, когда его швырнули на колени носом к стене и чуть не расстреляли. Возможно, с медицинской точки зрения имелось объяснение, но он же не медик? Да, он не очень храбрый по жизни человек… И самое смешное, что Антоха прекрасно все помнил — как лежал бревном под пулями, как его оттаскивали в безопасную зону, как над ним склонялись, словно комиссары в пыльных шлемах, российские спецназовцы, говорили, что он мертв, глаза неподвижны, все такое… И от этих слов его парализовало еще больше, он все чувствовал, но не мог шевелиться, даже глазами знак не мог подать. Честное слово, он не врет! Разумеется, если бы у спецназовцев было время и условия попроще, они бы разобрались, что к чему. Но они не усомнились в Антохиной смерти и побежали воевать дальше. В том же направлении промчались какие-то люди, он помнил, как они перепрыгивали через него, осветили фонарем, кто-то крикнул, что один готов. И с Антохи вдруг камнем свалилось одеревенение, он помнил, как бился в истерике, катался по полу, испытывая нещадную боль во всех мышцах. Если бы не треснулся виском о стену, то, глядишь, остался бы в этом коридоре. Но он ударился, искры брызнули из глаз, и снизошло помутнение. Или просветление, он сам не понял. Он подскочил и, хватаясь за стены, побежал за поворот и далее по коридору — видимо, хотел догнать тех, которые его бросили, забыв при этом про враждующую партию. Он споткнулся о мертвеца, упал, нащупал автомат, забрал его с собой, побежал дальше. Он просто ничего не соображал! Узрел огоньки впереди, услышал чужие голоса, стал строчить по ним — уж умению обращаться с автоматом его за четыре месяца обучили! И случилось это в тот момент, когда прикрывающий отход товарищей старший лейтенант Борис Караванов уже собирался принять мученическую смерть! Борька поджидал врагов, сидя за углом, держал оборону и крайне удивился, обнаружив, что бандиты попали в западню и их уничтожают с двух сторон! Когда по Антохе тоже начали стрелять, солдат метнулся в боковой коридор, лежал за стеной, трясясь, как суслик. Царила полная неразбериха. Снова по коридору топали люди, стреляли почем зря, кричали, ругались нецензурной бранью. А потом, когда стало тихо, он вылез в коридор, подобрал какой-то фонарь, побрел, периодически запинаясь о мертвые тела. И вдруг услышал стон — перепугался, хотел убежать, но голос показался знакомым, он рухнул на колени, стал оттаскивать прошитые пулями тела, и под парочкой мертвецов обнаружил грязно матерящегося Борьку Караванова…
— Так Борька жив? — ахнул Глеб, хватая бойца за воротник и не замечая, что делает ему больно.
— Жив товарищ старший лейтенант… — сипел Антоха, выворачиваясь из удавки. — Он стрелял уже раненый, а на него летели, задавили собой… У него прострелены обе руки и одна нога, но я потом нашел бинты у одного убитого… там еще какие-то лекарства были, мази, антисептики, анальгетики… В левой руке и ноге сквозные ранения, не смертельно, но третья пуля застряла в плече, мы с такими ужасами ее вытаскивали… Да нет, товарищ майор, все в порядке с вашим товарищем… Потом, когда стало тихо, я оттащил его туда… — Он выстрелил пальцем куда-то вправо. — Ну, помните, где вы меня нашли? Я только эту дорогу и знаю… Там, похоже, в древности было резервное топливное хранилище, и бандиты в тех помещениях вообще не показывались… Он в порядке, лежит, встать не может… То в обмороке, то спит, то ругается…
— Антоха, ты умница, я тебя обожаю… — урчал Глеб, тряся парня за плечи так, что кости у того стучали. — Подожди, — опомнился он, — с нами была еще женщина, старший лейтенант Баклицкая Лидия Максимовна. Убегая, я забросил ее на трубу под потолком. Возможно, ты знаешь, что с ней…
— Так вы даже не дослушали меня, товарищ майор, — шмыгал носом солдатик. — Когда я оттащил вашего товарища в топливное хранилище, он начал дергаться, гнать меня — дескать, возвращайся, ищи товарища майора и женщину, без них не возвращайся. А не пойдешь, струсишь, так я сам пойду, и плевать, что из всех конечностей у меня только одна целая… Ну, я набрался храбрости и снова пошел… И почти до канала дошел, потом вернулся, слышу, стонет кто-то в уголке… Да, действительно, она с трубы пыталась спрыгнуть, но нога была повреждена, неловко упала, повредила позвоночник… Когда я нашел ее, она почти без сознания была, только по стону и догадался, что кто-то лежит в темном уголке… Ох, вы бы видели, товарищ майор, как я ее тащил… Она потом пришла в сознание, мы ее перевязали. У женщины нога сломана — мы шину на нее приделали, и, похоже, трещина в позвоночнике — подняться может, но так при этом орет и ругается… Товарищ майор, они у вас оба — такие матерщинники…
