Сергей Самаров - Умри в одиночку

– Значит, уже пора ехать… У меня одна фара не горит…

– Дорогу знаешь, не заблудишься. Делаешь там свои дела и смотришь, где федералы. Они могут быть под землёй, а могут быть и на поверхности. Но, даже если под землю залезли, кто-то на поверхности там остался. Будут за тобой следить. А ты за ними. Не бойся, если проверять будут. Ты уже многократно проверенный. Бить будут, терпи, за автомат не хватайся, а то пристрелят. Приедешь, мне расскажешь. Я трактор услышу, старика в магазин отошлю. Тогда и поговорим.

– Понял. Сосланбек вернётся, я сразу и поеду… Бинокль возьму, чтобы лучше всё рассмотреть…

– Возьми… Только не показывайся всем, когда с биноклем будешь. На ферму заберись и оттуда смотри…

– Не беспокойся. Всё, как надо, сделаю…

– Похмеляться не вздумай!

– Я не враг себе… Знаю, когда можно выпить. Да и как не выпить, когда брат приехал… Выспаться вот только не успел.

– Вернёшься, доложишь и выспишься…

– Да, вернусь и высплюсь…

Глава третья

1

Младшему сержанту Мишке Игумнову не нужно было объяснять, как много значит в этой ситуации скорость, как не нужно было и втолковывать, что оставленные им следы могут привлечь внимание Бекмурзы Бисолатова. Он выбирал подходящие для бега участки, где следов не останется, издали и уверенно, хотя и петляя, приближался к полуразваленному зданию фермы. На другом конце дистанции сам Бекмурза Бисолатов вытащил из кузова какие-то доски, подложил их под колесо и благополучно выбрался из грязи. Доски, как инструмент многоразового использования, забросил опять в кузов.

Разведчик из Бекмурзы получился плохой, если только он в самом деле был отправлен на разведку. Слишком уж явственно старался тракторист видеть всё, что на холмах происходит, хотя там, наверху, ничего и не происходило. Можно было бы, конечно, списать его любознательность на вчерашнюю встречу с «краповыми». Обжегшись на молоке, известно, на воду дуют. Но кто мог сказать Бисолатову, что «краповые» до сих пор место не покинули? Да и вообще он не слишком сильно «обжёгся». С дороги увидеть «Тигр» или ментовский «уазик» он не мог однозначно. Навстречу ему из «краповых» никто не выходил и документы проверить не рвался. Следовательно, желание побольше увидеть было связано с чем-то другим. По крайней мере, накануне Бекмурза вёл себя совсем не так, и это в глаза бросалось.

Мишка вовремя успел забраться в развалины фермы. Наушник «подснежника» принёс его сообщение:

– Аврал, я – Муромец. Как слышите?

– Нормально. Докладывай!

– Занял позицию… В конце чердака…

– Что оттуда увидишь? Или у тебя глаза – рентген…

– Здесь фибролитовые плиты, которые этот парень вчера вывозил. Вижу место, где он их забирал… Думаю, сегодня будет здесь же брать. Будет в двадцати шагах от меня…

– Понял. Осторожнее… Если что, не убей его…

– Я постараюсь, товарищ капитан…

Однако главное, в чём Мишке предстояло стараться, было совсем иного, почти циркового характера. Главным для него было не провалиться сквозь донельзя прогнивший потолок. Перекрытие на ферме изначально было дощатое и только сверху утеплённое фибролитовыми плитами. Сколько лет это перекрытие прожило – неизвестно, но доски далеко не вечны, если они сделаны не из осины или лиственницы. И вообще доски тоже любят уход, а когда ферма разбита и наполовину развалена, ухода не может быть никакого. Доски и прогнили, и провисли, и вот-вот могли рухнуть уже под тяжестью самих не слишком тяжёлых плит. А дополнительный вес в восемьдесят с лишком килограммов вообще представлял угрозу. И потому Мишка по чердаку не ходил, а ползал, растопырив руки и ноги, чтобы распределить собственный вес на как можно большую площадь. Так по тонкому льду ползают. И удержался-таки, нашёл себе более крепкую позицию за какой-то большой металлической трубой, обложенной со всех сторон хламом. Видимо, окружность этой трубы, где-то около потолка чем-то обваренная, использовалась в качестве дополнительной опоры для досок перекрытия, и потому потолок здесь был более прочным. Теперь оставалось только ждать. Но ждать пришлось, как казалось Мишке, слишком долго – звук тракторного двигателя постепенно приближался, но, памятуя любовь тракториста к бешеным тракторным гонкам, Мишка рассчитывал, что Бекмурза доберётся до места быстрее.

Однако любому ожиданию приходит конец. Наконец звук двигателя стих рядом с фермой, но перед этим Бекмурза расписывал колёсами по раскисшей земле какие-то круги. Судя по звуку, с нескольких заходов разворачивался и ставил трактор так, чтобы можно было сбрасывать фибролитовые плиты сразу с чердака в кузов. Лестница, как видел ещё на подходе к ферме младший сержант Игумнов, валялась рядом с наполовину обрушенной стеной. Сам Мишка лестницей не стал пользоваться, потому что оттащить её назад к стене у него возможности бы не было, а уверенности в том, что Бекмурза забыл, где лестницу оставил, не было никакой.

Наконец длинные концы лестницы вместе с двумя последними ступенями с громким стуком ударили по торцевой балке. Бекмурза приготовился к работе и, разговаривая сам с собой на чеченском языке, полез на чердак. Разговор этот походил, скорее, на ругань, но Мишка Игумнов хорошо знал, что чеченцы разговаривают на своём языке, а матерятся, как и все другие представители кавказских народов, почему-то только на русском. Впрочем, наверное, ругательства и в других языках есть. Но, поскольку местных языков Мишка не знал, он мог только предполагать, а не утверждать.

Наконец Бекмурза забрался на место своей работы. Со злым размахом оторвал покрывающий фибролитовые плиты рубероид и одну за другой сбросил в кузов трактора четыре плиты, не слишком заботясь о том, чтобы они не сломались, хотя внешне они выглядели довольно хрупкими. Мишке даже показалось, что Бекмурза немножко не в себе. Но, сбросив четыре плиты, чеченец, кажется, устал и после этого сдвинулся чуть в сторону, достал из-за пазухи бинокль и улёгся отдыхать и наблюдать за вершиной холма. Впрочем, человек он был, видимо, не склонный к усидчивости, потому что долго рассматривать холм не смог и начал елозить животом по рубероиду, словно втирался в него, отыскивая наиболее удобную позу. Так многого не увидишь. Но Бекмурза, кажется, и видеть не слишком рвался. Уже через тридцать секунд он сел, достал из внутреннего кармана своего бушлата плоскую фляжку из нержавеющего металла и основательно приложился к ней. После этого стало понятно и бормотание Бекмурзы, и его суетливые движения. Он уже был пьян, а сейчас ещё добавил. Ситуация уже походила на комичную.

Мишка поправил микрофон «подснежника».

– Аврал, я – Муромец, – прошептал младший сержант. – Любуюсь…

– Чем? – неодобрительно спросил капитан Матроскин. – Там картинная галерея?

– Театр…

– Ну-ну… Докладывай… Нам его не видно…

– Тракторист пьян – и ещё добавляет. Попытался в бинокль вершину холма рассмотреть, но терпения не хватило. Пить начал…

– Хорошего помощника Берсанака нашёл… – заметил старший прапорщик.

– Он его пристрелит после возвращения.

– Правильно сделает… – сказал Матроскин. – Но я хотел бы полюбоваться этой картиной лично. Если по карте смотреть, то напрямую мы пешим ходом сумеем трактор обогнать. Знать бы только дом, за которым наблюдать…

– Он сам покажет, когда подъедет, – заметил старший прапорщик.

Бекмурза тем временем убрал фляжку и бинокль и с размахом сбросил в кузов ещё четыре фибролитовых плиты. Похоже, с большими числами он работать не желал принципиально. После выпитого у чеченца и настроение, кажется, поднялось. Он уже не ругался, но теперь вполголоса напевал что-то ритмичное и, похоже, героическое. А потом вытащил из кармана большой нож в ножнах из толстой кожи, о кожу попробовал остриё, остался доволен, встал поустойчивее, прицелился и бросил нож в бревенчатую подстропилину. К удивлению наблюдавшего за этим Мишки, нож не только попал в подстропилину, в чём младший сержант первоначально сильно сомневался, наблюдая за смешными движениями Бекмурзы, он ещё и воткнулся в дерево.

Бекмурза этому, кажется, не удивился, но остался вполне доволен. Он прошёл к подстропилине, не обращая внимания на шаткую опору под ногами и вообще, кажется, не замечая, что рискует вот-вот провалиться, удалым движением вытащил нож, чуть не упав при этом, хотя нож воткнулся в древесину неглубоко, и вернулся в исходное положение для повторного броска. Готовился долго и с откровенным самодовольством. Повторный бросок оказался уже полностью соответствующим состоянию метателя. Нож даже в цель не попал, плашмя ударился о кровельную обрешётку и отлетел в сторону Мишки. Бекмурза слегка растерялся от такой неудачи, но, сказав что-то самому себе, пошатываясь, пошёл за ножом, чтобы, видимо, повторить попытку.

Даже Мишка, учитывая то, что он по потолку пробирался со всеми предосторожностями, этот участок преодолеть не решался. Здесь потолок фермы прогнил и провис под своей же тяжестью и под тяжестью утеплителя из фибролитовых плит. Но Бекмурза сомнений не знал. Он ещё после первого своего нечаянного броска почувствовал себя удалым бесстрашным воином и даже под ноги не смотрел. И поплатился за это. Но пьяный чеченец не просто провалился. Можно было бы провалиться и удачно приземлиться, потому что высота потолка на ферме была небольшая. Бекмурза же ухватился за какую-то балку, проломил и её, своротив заодно этой балкой то крепление, на которое рассчитывал младший сержант, выбирая себе место за металлической трубой, упал сам, обрушил на себя целую гору гнилых досок, обрывков рубероида, проклеенного тяжёлым битумом, и в довесок ту кучу хлама, за которой прятался младший сержант. А последним довеском, обрушившимся на несчастного, стал сам младший сержант, сумевший сгруппироваться во время падения и приземлиться, вернее, приспиниться на Бекмурзу. Но спина у владельца магазина была не слишком сильная, и если выдержала весь остальной груз, то восемьдесят с лишним килограммов веса младшего сержанта Бекмурзу просто смяли и втоптали в обломки крушения. Младший сержант упал удачно, перекатился со спины через голову и сразу привёл тело в боевое положение.