Николай Стародымов - Братишка, оставь покурить!

Корифей понимающе покивал — он был осведомлен о моих личных проблемах.

— Тут, Костя, ты должен определиться в главном, — говорил он спокойно и размеренно, будто вслух размышлял. — Либо ты возвращаешься и пытаешься жить по принятым в стране законам, либо, как бы это сказать поприличнее, решаешь идти в преступный мир. И в том, и в другом варианте имеются свои достоинства и недостатки. Скажу тебе откровенно: жить честно намного труднее.

И об этом мы с ним уже говорили. В «зоне» вообще часто и много говорят — потому что времени в избытке.

— Нет, Корифей… — начал было я, однако он не дал мне закончить.

— Погоди-ка, выслушай лучше меня, — перебил меня собеседник. — Я опытнее в этих делах… Ты сейчас даже не представляешь, с какими проблемами столкнешься, когда вернешься домой. Дома у тебя нет, источников заработка нет… Это я, когда бы ни вернулся, знаю, что меня встретят и всем обеспечат, потому что мне есть куда и к кому возвращаться… В стране нынче безработица, так что для зека, да к тому же сидевшему по сто второй, нигде не будет приготовлена тарелочка с голубой каемочкой…

— Так ведь мне много не надо, Корифей, — попытался я вставить свои пять копеек. — Пойду куда-то на завод, в колхоз, может, общежитие получу…

Я осекся, увидев его насмешливую ухмылку.

— Ты не обижайся, Костя, — примирительно сказал «авторитет». — Только ты сейчас такие глупости говоришь… Ты сюда попал еще при социализме, хотя и разваливавшемся, но еще социализме. К тому же всю жизнь служил в армии, когда тебе страна автоматически обеспечивала какой-то прожиточный минимум… Сейчас, поверь мне, в стране никто никому не нужен. Понимаешь? Никто никому! Твои проблемы — это только твои проблемы…

Он просил не обижаться, однако его менторский тон меня задевал.

— Это я понимаю…

— Да ни черта ты не понимаешь, — беззлобно оборвал он меня. — Это невозможно понять, пока не испытаешь на своей шкуре.

— А ты что, уже испытал?

— Конечно, испытал, — спокойно ответил Корифей, игнорируя мой тон. — Причем, еще тогда, когда после ранения уволился… Единственное, что мне сделали, так это выплатили все причитающиеся деньги, пообещали, что Родина меня не забудет, пожелали всего доброго и попрощались. Хорошо, что было к кому обратиться… Впрочем, это долгий разговор, да и речь сейчас не обо мне… С тех пор все изменилось, причем, изменилось не в лучшую сторону. Работу ты сейчас нигде не найдешь, разве что самую неквалифицированную и мало оплачиваемую. Добавь к этому, что там месяцами не выдают получку…

Вот этого я никак не мог понять. Естественно, все люди во всем мире недовольны размером своей получки. Но чтобы государство вообще не платило своим гражданам!.. Когда я видел по телевизору пикеты, демонстрации и забастовки людей, которым по полгода не платят деньги, я этого не понимал. Чем же, за счет чего жить всем этим людям, у которых просто нет иных средств к существованию?

— Короче, — оборвав сам себя, форсировал разговор Корифей. — Если ты решил-таки вернуться к той жизни, которая официально именуется «честная», а я называю глупой, флаг тебе в руки и попутный ветер в задницу. Если же решишь идти в мою команду, я тебе подскажу, куда обратиться на воле…

К этому времени я хорошо знал, чем занимается «команда», которой раньше руководил Корифей и которая готова тут же его принять, когда он выйдет отсюда. Они выколачивали долги из должников, «наезжали» на банкиров и бизнесменов средней руки… Ну и так далее. Действовали под надежной «льготной» крышей.

Заниматься этим мне претило.

— Нет, Корифей, спасибо, но только я к твоим парням идти не собираюсь, — ответил я твердо.

Он не удивился, кивнул понимающе.

— Что ж, дело твое. Может быть, когда-нибудь ты будешь здорово жалеть об этом решении. Но поскольку ты принял его сам, оснований для того, чтобы обижаться на меня, у тебя не будет… Но на всякий случай запомни один адресок. Если возникнет нужда, там тебе помогут…

— Не надо… — попытался было отказаться я.

Однако Корифей не дал закончить.

— Ну, будет у тебя заполнена еще одна ячейка памяти, — сказал он. — Что тебе, жалко?

Не жалко, конечно. Особенно если учесть, что потенциал своего мозга в процессе жизни мы используем только на 5–6 процентов…

Так я узнал адрес Марека.

— Только имей в виду, Костя, — подчеркнул собеседник, — ухо там надо держать востро…

— А зачем же ты тогда наводишь меня на людей, которым нельзя доверять?

Он усмехнулся:

— Да потому, что на людей, которым можно полностью довериться, ты сам не желаешь выводиться.

На том и порешили.

И вот я сидел тут и размышлял о том, что, может быть, и в самом деле напрасно не послушался Корифея и не согласился пойти в его «команду». В конце концов, по его словам, они не трогали простых людей. Ну а толстосумов и потрясти время от времени не грех…

Часть пятая

За ошибки надо платить

— Садись, Беспросветный!

Командир бригады, в состав которой входил наш отряд, воевода Славко Громаджич, старался на меня не смотреть. И мне это не понравилось. Потому что хотя мы с ним и не числились друзьями — но в то же время и не было у нас оснований отворачиваться друг от друга.

— Что случилось, Славик?

Я уселся, пребывая в полнейшем недоумении. Громаджич в свое время учился в Советском Союзе, так что по-русски говорил куда лучше, чем я по-сербски. Так что мне не было необходимости сейчас подыскивать слова из моего скудного сербохорватского.

Ответить-то Громаджич ответил, но только совсем не то, что я мог ожидать от него услышать. Он по-прежнему подчеркнуто на меня старался не глядеть. И теперь заговорил, уставившись в окно, за которым буйно зеленела олива.

— Капитан, тебе не кажется, что тебе пора собираться домой?

Не знаю, быть может, для кого-то «бриша» — «пошел вон» — привычно слышать. Мне на дверь до сих пор не указывали ни разу.

— Я тебя не понял, Славко, — наверное, мой голос прозвучал резче, чем следовало. — Ведь это мое дело, сколько тут пробыть…

Хотя, что значит «чем следовало»? Думаю, по большому счету, такая моя реакция было вполне оправданной.

Тем более, что именно резкость тона спровоцировала Громаджича на прямой разговор. Он оторвался от окна и уставился на меня.

— Слушай, Беспросветный, я тебе прямо сейчас выдам дозволу — только уматывай отсюда как можно скорее.

Что ж, это прямо. Это откровенно… Только почему так стоит вопрос?

Об этом я у него не спросил. Только подумал. А сам молча глядел на Славко, ожидая продолжения.

— Тобой наша контрразведка заинтересовалась, — опять уставился в окно Славко.

Вот это уже и в самом деле серьезно. Это повод для выдворения серьезный… Только с чего это они вдруг за меня взялись?

Однако и в этот раз я промолчал. В конце концов, коль уж меня к себя вызвал, сам же все и расскажет.

Так оно и вышло. Славко опять не выдержал паузы, заговорил первым.

— Кто эта подруга, с которой ты живешь? — опять спросил он скучным голосом.

Он умел задавать прямые вопросы. Но только у меня на такой вопрос был ответ не менее прямой.

— А ты ее знаешь.

Громаджич удивленно воззрился на меня.

— Так она что же, из наших?

Врать я вообще не люблю. Врать, считаю, вообще нужно исключительно редко, только в тех случаях, когда нет другого выхода. Ну а в данном случае во вранье к тому же не было необходимости.

— Нет, Славик, она не из ваших и не из наших, — не стал я пририсовывать себе крылышки ангелочка. — Она ко мне пришла с той стороны. Она мусульманка.

Воевода уже оправился от удивления, вновь уставился в окно. Если судить по его реакции, мое сообщение о ее национально-религиозной принадлежности для него не стало новостью. Следовательно, информацию об этом он уже получил — или непосредственно от наших, или через контрразведку, которая сведения получила, опять же, от кого-то из наших. Кто же из наших меня вложил? Кроме как из отряда узнать он не мог.

— Тем не менее, ты ее знаешь, — повторил я.

Громаджич молчал, хотя, я понимал, его должно было подмывать спросить, кто же эта моя пассия. И я не стал больше испытывать его терпение.

— Ты помнишь, у тебя в школе был друг, с которым вы вместе приударяли за девчонкой-хорваткой?

Наверное, впервые за все время нашего разговора Славко уставился на меня искренне и с недоумением.

— Ну?

По этому междометию трудно было понять, действительно ли он вспомнил тот случай или же просто оттягивает время, рассчитывая понять, о ком идет речь, со временем.

— Так вот у меня сейчас живет его родная сестра, — закончил я.

Если бы я знал, как отреагирует Славко на мое признание, право же, я от него воздержался бы. Я-то рассчитывал на иное, что, проникшись ностальгическими воспоминаниями, он станет на мою сторону и постарается мне помочь.