Александр Бушков - Бульдожья схватка
— Короче, — прервал Петр.
— Этот человек — ваш добрый знакомый. Хотя ваши с ним хорошие отношения и не афишируются. Он хочет вложить деньги в ваш проект, накопил человек небольшую сумму наличными, вот и решил вместо вульгарного гусарства поместить сбережения в приличный бизнес приличного бизнесмена. Поскольку он приезжает только к вечеру, а ждать наш человек не хочет, нам с вами придется к нему поехать. Заберем деньги, сосчитаем, вернемся. Всего и делов. Ваша задача — держаться просто, радушно, естественно. Как-никак вы имеете дело с добрым знакомым и вкладчиком… Справитесь?
— Справлюсь, — сказал Петр серьезно. — Сейчас вызову машину…
— Э, нет! Туда ехать на «мерседесе» с сопровождением безусловно не стоит. Вы не против, если я обойдусь своими силами? Повторяю, эта встреча запланирована, просто из-за нетерпения нашего партнера придется ехать вам…
— Попала собака в колесо — пищи, да бежи, — сказал Петр, вставая. — Ведите. Обходитесь своими силами.
— Вы только предупредите Жанну, что пару часов будете заниматься с бумагами…
Петр, чуточку заинтригованный, так и сделал. Фомич шустренько засеменил впереди него по широченному чистому коридору, они спустились этажом ниже, свернули в тупичок, оказались перед железной дверью с лаконичной табличкой «Спецотдел». Это была единственная дверь из виденных Петром в «собственном» офисе, где не отыскалось ни замочной скважины, ни устройства для магнитной карточки — имелся лишь электронный кодовый замок.
Косарев проворно набрал девятизначный код, высветившийся на узком экранчике, потянул ручку. Быстренько захлопнул дверь за Петром. Они оказались в небольшой комнатушке без окон, где, правда, стоял стол с двумя стульями, но выглядели они так, словно ими не пользовались вообще с тех самых нор, как привезли из магазина. Голые стены, ни единой бумажки, вообще ничего.
— Официально у нас тут хранятся наиболее важные бумаги, — пояснил Косарев, сразу же направляясь в угол. — А неофициально…
Он нажал возле плинтуса носком туфли, и в стене отворилась замаскированная дверь, ведущая на узенькую, слабо освещенную лестничную клетку. Спокойно пояснил:
— Как в старинном замке, знаете ли. И, между прочим, оказалось, очень полезное приспособление. Даже Земцов не знает, только ваш покорный слуга и… Пойдемте? — и первым стал спускаться.
Петр шагал за ним, с любопытством озираясь. Он нисколько не тревожился — сумел бы в случае чего свернуть шею Фомичу, как курчонку… Спустились по лестнице, двинулись по узкому туннелю, где едва могли разминуться два человека. Было душновато и прохладно, над головой чувствовалась некая вибрация. «Так это ж мы под улицей идем, — догадался Петр. — Точно, судя но направлению движения, сначала спустились ниже уровня земли, потом оказались под проезжей частью».
Наконец туннель — столь же слабо освещенный, неуютный — кончился, уперся в узенькую лестницу, поднимавшуюся к самой обычной двери. Десяток бетонных ступенек, не более. Косарев обогнал, повернул справа какую-то железную финтифлюшку, и дверь открылась.
Сделав три шага, Петр оказался в самой обыкновенной квартире. Подошел к окну, в соответствии с нынешней русской модой для первых этажей украшенному железными решетками. Откинул занавеску и увидел напротив, через улицу, монументальное здание «Дюрандаля». Ага, вот они где… Недурно придумано.
— Как вам это удалось? — не удержался он.
— Пустяки, Павел Иванович. Когда строили здание, рыли столько канав… Даже рабочие не догадались.
— А вы их потом, случайно, под туннелем не того… не закопали согласно старинной традиции?
— Павел Иванович! — ужаснулся Косарев.
— Да шучу я. шучу, — усмехнулся Петр. — Даже Дмитрий Донской, но слухам, своих мастеров, которые ему строили тайные ходы, потом… нейтрализовал. А ведь считается прогрессивной личностью…
— Пойдемте, — сухо сказал Фомич, у которого с чувством юмора, Петр давно подметил, обстояло не ахти.
Они вышли из подъезда, не привлекая ничьего внимания — с какой стати? Сели в стоявший на асфальтовом пятачке красненький «Запорожец». Косарев пояснил:
— Идеальный вариант. Можно оставлять у подъезда хоть на неделю, никто и не польстится…
Впрочем, помятый ветеран бежал довольно бодро, судя по ровному гулу мотора, с ним поработали неплохие механики. Водил Косарев неплохо. А еще, как очень быстро заметил Петр, неплохо умел проверяться, по всем правилам, классически. Они минут десять петляли по прилегающим улицам, два раза сворачивали во дворы, потом, сразу почувствовалось, Фомич убедился в отсутствии хвоста и целеустремленно погнал куда-то, насколько позволял движок красненькой табакерки.
Еще через четверть часа патриарх автомобильного племени, чьи потомки нынче получили право гордо именоваться в России иномарками, свернул в неширокий проход меж двумя высоченными кирпичными стенами каких-то пакгаузов, осторожненько, как и подобает автоплебею, прижался к бетонному забору, уступая дорогу навороченной «тойоте», сделал еще несколько поворотов по грязному узкому лабиринту — и оказался перед воротами гаража, над которыми была укреплена неряшливо выполненная вывеска «Авторемонт». Выключив мотор, Косарев кивнул:
— Пойдемте. Держитесь без излишнего панибратства, по-свойски. Будьте немногословны, как и подобает серьезному человеку, денег у него, пожалуй что, не меньше, но вы — легальный, а он не вполне…
Петр вошел следом за ним в обширный ангар, освещенный мигающими лампами дневного света. Не похоже было, чтобы автосервис процветал — посередине торчала лишь белая «Волга» со снятыми передними крыльями, возле нее, опершись на дверцу, философски курил черноволосый кучерявый парень. При виде гостей он всмотрелся, сделал нечто вроде приглашающего жеста и принял прежнюю позу,
Бережно держа дешевенькую сумку с каким-то угловатым предметом, Косарев уверенно направился в конец ангара, распахнул обшарпанную железную дверь.
За ней обнаружилось помещеньице, и в самом деле напоминавшее контору крохотного автосервиса: груды ржавых запчастей, стопа лысых покрышек в углу, небольшой столик, заваленный бумагами и вовсе уж мелкими деталюшками.
Из-за стола проворно вскочил мужчина, столь же черноволосый и кучерявый, как бивший баклуши слесарь, раскинул руки:
— Паша, какая честь скромному заведению! Извини, ничем не угощаю — ну какой в этой дыре может быть приличный стол? Это уж потом, на природе… Не обижаешься?
— Да что ты, пустяки какие, — сказал Петр, пожав протянутую руку.
— Слухи дурацкие ползают, будто у тебя мозги перевернулись… Я, конечно, не верю: чтобы у тебя? Такие мозги?
— И правильно делаешь, что не веришь, — усмехнулся Негр. — Сам знаешь, как продвигаются негоции. Похоже это на труды человека с перевернутыми мозгами?
— Да ни капельки не похоже, Пашенька! — блеснул великолепными зубами чернявый. — Как же, газеты читаю, телевизор смотрю, там подробно растолковали про твой проект…
— Ну, не только мой…
— Твой, Паша, твой, не скромничай! Скажи по секрету: эту соску, Вику Викентьеву, можно позвать на достархан или ты на бедного цыгана обидишься?
Петр, не без цинизма усмехаясь, глядя ему в глаза, помотал головой.
— Намек понял, Пашенька! — энергично закивал цыган. — Идею свою снимаю, как идеологически невыдержанную и где-то даже, между нами говоря, волюнтаристскую…
— Послушай, Баца… — нетерпеливо начал Косарев.
Цыган, одним неуловимым движением оказавшись рядом с ним, процедил сквозь зубы:
— Фомич, я когда-нибудь крепко рассержусь… Сколько раз было говорено? Это для друга Паши я — Баца. А для тебя, твое финансовое преподобие, я — Петре Георгиевич или господин Чемборяну, выбирай одно из двух, что твоей душеньке угодно, неволить не стану…
— Не любишь ты меня, Петре Георгиевич, — вздохнул Косарев.
Баца провел кончиком указательного пальца по густым смоляным усам, напоминавшим пышные беличьи хвостики:
— Ты же не баба, Фомич, и не доллар, чтобы мне тебя любить… И не силовой орган, чтобы мне тебя не любить. Считай, что я к тебе равнодушен. Как ко множеству других вещей на нашей грешной земельке… И я для тебя — не Баца, усек? То-то. Ну что, Паша, пойдем заниматься скучными делами?
— Пойдем, Баца. — сказал Петр.
Втроем они пересекли ангар — при полнейшем равнодушии юного бездельника-слесаря, — вышли во двор и, пройдя метров двадцать, оказались перед воротами другого гаража, стандартными, ржавыми, но снабженными тремя довольно замысловатыми замками. Баца в две секунды отпер их разномастными ключами, вошел первым, повернул выключатель.
Задом к ним стоял старый «Уаз», заслуженный фургончик темно-зеленой армейской раскраски, еще один ветеран советских времен. Отперев замок, Баца раздвинул обеими руками дверцы, бросил, не оборачиваясь:
