Александр Тамоников - Диверсионная война
Диверсанты еще надеялись выбраться. Но к окнам лучше не подходить. Бурковский до крови искусал губы, но в лицо прочно въелась язвительная усмешка. Вся надежда на Скубу и Маковича, которые через «заднее крыльцо» покидали актовый зал…
А капитан Холодов тоже был зол и взвинчен. Эти умники из разведупра пытались перехватить у него инициативу, сделать операцию своей. Плевал он на лавры, он хотел лишь лично со своими ребятами уничтожить группу. Имеет право, это дело чести. И пусть обвиняют его в самолюбии, в чем угодно, он так сказал. И умники уступили напору безвестного капитана из «провинции». Под покровом ночи диверсанты проникли в школу, попрятались – никто не охранял объект ночью. Группа Холодова подтянулась позднее. Поступило предложение – расстрелять к чертовой матери из танка. Но вокруг дома, люди, и никакой уверенности, что диверсанты, как Карлсоны, сидят на крыше. Скорее всего, эту лазейку под кровлей обнаружили уже ночью, осматривая здание. Глеб настаивал – не пороть горячку. Атаки не будет, пока не начнется пресс-конференция. Все чистосердечно рассказать Назарченко, он боевой офицер, вдруг пойдет навстречу? Назарченко согласился, не струсил, чем еще больше поднял свой авторитет в глазах Глеба. Растерянных журналистов не пустили даже в гардеробную. Люди из группы Глеба перекрыли дорогу. Всем в подвал! Вот в эти гостеприимно распахнутые двери! Поступил сигнал – будет артобстрел! Под стволами автоматов люди особо не артачились, шли, куда надо. Потом приехал Назарченко с конвоем, одобрительно посмотрел на спецназовцев. «В подвал, Александр Васильевич, я настаиваю! – прорычал Глеб. – При всем уважении, быстро в подвал, там и проводите свою пресс-конференцию! И не суйте мне своих автоматчиков, здесь требуются специально обученные люди, будут работать специалисты…»
Насилу загнали возмущенных граждан в подвал, заперли на амбарный замок. Глеб связался по рации с начальством окруживших школу бойцов: посторонним в здание не входить, что бы ни происходило! Обложить школу, никого не выпускать! Косаря и Барановича – наверх, отсидеться в каком-нибудь классе, а как пойдут на спуск диверсанты, перекрыть лестницы. План здания он выучил наизусть. Парадный вход, холл с колоннами, слева лестница на второй этаж – изгибается, мимо столовой, библиотеки, кабинета директора, учительской – и в холл второго этажа. Правее от лестницы – сквозная гардеробная, спортзал… За гардеробной три однообразных уровня – там два крыла и классы, классы… На вахте имелся микрофон, им он и воспользовался – а в холле громкоговоритель. Эффект был что надо. Банда поперла через гардеробную на выход. Одного Мансуров положил из пулемета, остальных загнал обратно. Глеб следил за ними, лежа в дверях. Что-то мало их там было – шестеро удрали, включая живчика, швырнувшего гранату и укатившегося колобком. Двое потерялись… Черт возьми, не до конца продумана операция, времени не было, и масса вариантов развития событий.
– За ними! – приказал он. И тут же сюрприз.
Откуда взялись эти двое недостающих?! Точно, был из актового зала еще один выход (дверь заперта на ключ), взломали, прокрались мимо колонн, ударили в спину. Они вылетели откуда-то сзади, орущие, словно ошпаренные, стали палить. Но бойцы после первых пуль встретили их в лицо, открыли дружный огонь. Метались между колоннами и те и другие, увертывались от пуль. Баталов с РПК оказался очень кстати на лестнице, ведущей в столовую. Он бил сверху вниз – и весьма продуктивно. Заткнулись диверсанты. Два растерзанных пулями тела валялись, раскинув конечности. Лица были изувечены пулями, но память услужливо подсказала: некие Степан Макович и Тарас Скуба. Горите в аду, господа…
Гоша Василенко уже не шевелился – скончался от сквозной пули в голову саксофонист из Сибири. Кровь толчками выходила из раскроенного черепа. Снова все пошло вкривь и вкось!
– Мансуров, в гардеробную! – страшным голосом заорал Глеб. – Держи их, если снова пойдут!
Больше всего на свете ненавидел он терять товарищей. Лучше бы сам подох! Максим Ломовой неуверенно поднимался с колен, Подвойский придерживал его под локоть. Пуля попала в бронежилет. Он с трудом восстанавливал дыхание, пытался улыбнуться, ощупывал себя.
– Ты как? – метнулся к нему Глеб.
– Вот эта штука помогла… – Максим судорожно гладил себя по животу. – Наша национальная одежда, выживанка, называется…
А дальше ярость заволокла остатки разума:
– Мансуров, Подвойский, на лестницу к столовой, держаться, теснить врага, чтобы ни одна сука не прорвалась! Встречаемся в холле второго этажа!
Остальные пошли через гардеробную: Глеб, Баталов, Коломиец, Ломовой. Сколько этих тварей осталось – шестеро? Неплохо бы провести инвентаризацию выживших! Они шли по раскуроченной гардеробной, поливая огнем. Первой в холл запустили гранату – как кошку в новое жилье. Потом по одному ныряли в проем. Наверху раскатисто бил пулемет, трещали автоматы. Из левой лестничной шахты выскочил полусогнутый Баранович. Левая рука висела плетью, похоже, пуля перебила лучевую кость…
– Туда они пошли, на ту лестницу, к Григорию… – показывал он подбородком на противоположную лестницу. – Сунулись сюда, я отбился, побежали к Грише…
А у Гриши Косаря дела были не очень. Его пулемет уже заглох, хлестали автоматные очереди. На лестнице разлегся диверсант в форме милиционера – картинная поза с заброшенными за голову руками, одна нога согнута в колене, в голове дырка. У парня была модельная внешность. «Некто Майданов», – отметилось в мозгу.
– Какой красавчик… – злобно прошипел Баталов, перепрыгивая через труп. – Ему бы в порно сниматься…
– В гей-порно, – поправил Коломиец.
Чуть выше, на лестничной площадке между этажами, лежал Гриша Косарь. Он был смертельно бледен, на левом виске разбухал кровяной пузырь. Гриша шевелился, пытался привстать. Баталов бросился к всеобщему любимцу, свалился перед ним на колени.
– Гришка, ты что?
– Простите, мужики… – хрипел Григорий, делая судорожные глотки. – Прилетело, как огнетушителем по башке… Больно, сука… Чувствую себя, как котенок в детском саду…
Он еще находил в себе силы шутить. Не жилец был больше Гриша. Вдруг задергался, затряслась голова, прорвало кровавый пузырь, полезла из головы багровая каша. Он откинул голову, застыл со сжатыми кулаками. «Вот и вышел Гриша на «следующей остановке», – проплыла тоскливая мысль.
– Убью гадов!!! – тоскливо взвыл Баталов. И вдруг засверкал глазами, схватил валяющийся на площадке Гришин пулемет и запрыгал вверх, рыча, как разъяренный тигр.
Диверсанты понимали, что третий этаж – конкретная западня, и пытались уйти через перпендикулярный коридор – мимо кабинета директора, библиотеки, столовой – и далее на лестницу к выходу. Им было невдомек, что коридор блокируют Подвойский с Мансуровым. В любом случае они собирались прорваться. В этом коридоре гремели автоматные очереди, истошно кричали люди. Но даже численное превосходство не пошло им на пользу. Когда Баталов вылетал с пулеметом в холл второго этажа, а остальные наступали ему на пятки, шквал огня выносил диверсантов обратно из упомянутого коридора! Они вырвались на открытое пространство, заметались. Им в спины стреляли. Последний покатился по гранитному полу, накачанный свинцом, словно тряпичная кукла. «Виктор Гаевский», – отметил счетчик в голове. Баталов принялся хлестать из пулемета, не особо целясь. Диверсанты бросились к левой лестнице, побежали вверх, но еще один не ушел от заслуженной расплаты – невысокий, кряжистый, завыл, когда пулеметная очередь пропорола спину (тут никакой бронежилет не поможет), остался лежать, не добежав до лестницы. Петро Олейник – еще одна гнилая душа вприпрыжку помчалась на огненную сковородку. На третий этаж прорвались трое – все, что осталось от диверсионной группы.
– Падлы, они Мансурова убили! – Подвойский вылетел из коридора с перекошенным лицом и перегревшимся автоматом.
Весть об очередной потере разъярила ополченцев. Они повалили на лестницу. Коломиец несся прыжками, выхватил на бегу гранату, перебросил наверх. Спецназовцы присели, дожидаясь, пока пройдет ударная волна. Коломиец оттолкнул Баталова, первым вылетел в холл третьего этажа с автоматом наперевес. Начал стрелять – и, как назло, закончились патроны в магазине, он ошарашенно давил на спусковой крючок! Уцелевшие диверсанты открыли кинжальный огонь. Кто-то из них вдобавок швырнул гранату! Царил какой-то ад. Диверсанты пятились, стреляя от живота, – но не к лестнице, которая им казалась отрезанной, а в дальний коридор, мимо кабинетов географии и биологии. То, что осталось от Коломийца, лежало посреди холла. Бойца фактически порвало – граната взорвалась под ногами. Спецназовцы матерились – и уже пошли в полный рост, не отпуская пальцев со спусковых крючков. И враг не выдержал – побежал, потеряв еще одного бойца – рослого, крепко сбитого. Надо полагать, Богдана Лихо…
