Валерий Горшков - Черная метка
— Именно так, — вздыхая, подавленно кивнул Блох. — Если только профессор по собственным соображениям не стер какую-то часть файлов. Возможно, и ваш файл попал в руки ФСБ... Ведь вы, как сами говорили, некоторое время назад побывали на операционном столе у моего покойного наставника. Гарантии о какой-то анонимности теперь уже нет никакой...
— За прошедшие дни больше вас никто посторонний не навещал?
— Бог миловал, — бесцветно обронил хирург. — Только от этого не легче. — Не дождавшись уточняющего вопроса, Евгений продолжил: — Сегодня я снял повязку с лица одной дамы высшего света, которой неделю назад подтягивал кожу лица и изменял разрез глаз. У этой старой карги уже было восемь пластических операций, ткани на пределе. Я ее предупреждал, что возможны осложнения, но она — ни в какую! Знай трясет перед носом пачкой американских бумажек... Словно пластический хирург — всемогущий Гудвин! И вот результат... Слава богу, перед операцией я даю всем пациентам подписать договор, в котором заранее гарантируется отсутствие всяческих претензий к хирургу, только визгов от того не убавилось. Обещала, сучка, натравить на меня братков, которые выплеснут мне в лицо серную кислоту, представляете?!
— Пожалуй, такая может, — спокойным, начисто лишенным эмоций тоном отозвался с заднего сиденья Ворон, щелкая зажигалкой. — Однако не волнуйтесь и спите спокойно. С утра у вас будет охрана.
— Спасибо, тронут, — с легкой иронией заметил Блох. — Только скандал с госпожой Выхухолевой — еще не самое печальное, переживу как-нибудь, — помолчав, тихо сказал врач. — Есть радость покруче. Сегодня под вечер мне позвонил заместитель директора горздрава и обрадовал аннулированием лицензии на частную практику с завтрашнего дня. Приказано в трехдневный срок освободить занимаемые помещения. И ровным счетом никаких комментариев... Да и не нужны они, если хорошо подумать. Я уверен, что причина кроется в файлах, скопированных гэбэшниками с моего «макинтоша». Нашлось там нечто,
о-о-очень им не понравившееся. Слава богу, хоть по кабинетам Большого дома не затаскали! — злобно заметил Блох. — Короче, абзац моей питерской практике! Придется сворачиваться и искать счастья в другом городе, а может, и другой стране...
— Нисколько не сомневаюсь, док, что ваши золотые руки оценит по достоинству даже Майкл Джексон, — произнес Северов, нахмурив брови. — Только звездно-полосатая держава далеко. Как поется в песне — есть у нас еще дома дела. Согласитесь, с учетом сегодняшних перемен в вашей жизни некоторое количество долларов — вещь далеко не лишняя.
— Это точно... — хмыкнул хирург.
— Если я правильно понял, все оборудование клиники, включая декоративные пальмы и шторы на окнах, является вашей собственностью и поколдовать над моими пальчиками можно в любом подходящем месте? Главное — возможность спокойно работать.
— В данную минуту у меня нет подходящего помещения. Основное условие — должна быть обеспечена абсолютная стерильность.
— Я что-нибудь придумаю ради такого дела, — твердо сказал Ворон. — Посмотрите, оцените. Уверен, до конца недели вы перевезете клинику на новое место, док, и мы с вами начнем операцию века, — ухмыльнулся Северов и, резко изменив тон, добавил: — Только об этом никто и никогда не узнает.
— Начать — не кончить. Вы не боитесь, что у меня ничего не получится? — с едва заметным облегчением, впервые полуобернувшись через плечо и посмотрев назад, спросил хирург. — Как с Выхухолевой?!
Человек в темных очках, сидящий на заднем сиденье, — с большим орлиным носом, толстыми губами и пышными кудлатыми бровями — оказался совсем не похож на того лохматого бородача, с которым прежде встречался Евгений.
И все-таки это был именно он...
Омоновцы
Раздавив скуренную едва ли на треть сигарету о золотистую фольгу и выбросив полную окурков пачку в приоткрытую форточку автобуса, капитан УБНОНа Валера Дреев в очередной раз скользнул взглядом по сидящим вокруг с решительными лицами, упакованным в камуфляж омоновцам, неслышно вздохнул и посмотрел на часы. Без пяти минут одиннадцать... А кортежа до сих пор не видно!
— Четвертый час пошел, — поймав взгляд капитана и правильно уловив ход его мыслей, задумчиво заметил сжимающий автомат Бакула. — Ты уверен, что Лерой сегодня будет выезжать с виллы?..
— Если генерал сказал, что появится, значит, появится, — деловито поправив застежки надетого поверх куртки тяжелого зеленого бронежилета, сухо ответил Валера. — Корнач — не Трегубов, «звонить» почем зря не станет. Значит, есть у него наколочка... «Кокс», как я понимаю, уже на месте. И ждать, пока ниггер проколет на дороге колесо и обнаружит в скате килограмм «дури», — до такой глупости наши отцы-командиры пока не опустились.
— А хрен их знает. — Толик наклонился к Дрееву поближе и, понизив голос до шепота, так, чтобы не услышали омоновцы, произнес: — После новостей, которые мы узнали из снимков Чака, от суки Трегубова можно ожидать любой подлянки. Ты уже прикинул, что нам делать с фотографиями?!
— Подполковник отдыхает, — на миг застыв лицом, сдержанно ответил капитан. — А насчет компромата... Как только возьмем чернозадого с поличным, оформим изъятие крупной партии кокаина и упакуем в камеру, я передам снимки с соответствующими комментариями в Управление собственной безопасности МВД. — И, помолчав, глядя в окно, добавил: — Без негативов, разумеется, которые на всякий случай останутся у тебя... Если... вдруг на меня попробуют наехать — подстрахуешь. Ведь так?..
Валера отвернулся от окна автобуса и, едва прищурившись, пристально посмотрел в глаза коллеги. Так глубоко, что заглянувший в его зрачки Бакула буквально шкурой ощутил исходящий из них холод.
— Будем считать, что никаких негативов в тайнике вышибалы не было. Как и баксов, — лукаво подмигнув капитану, кивнул здоровяк Бакула. — Можешь всегда на меня рассчитывать, старик. Если что — я с крысы три шкуры спущу!
— Кажется, едут! — громко сообщил один из омоновцев, рывком прилипнув к запотевшему, прикрытому голубой светонепроницаемой шторкой стеклу автобуса. — Точно!.. Вон его «линкольн»!
— Приготовиться, мужики! — Мигом очнувшись от размышлений, Дреев, которому, к молчаливому недовольству ссученного командира питерского УБНОНа, приказом генерала госбезопасности Корнача было поручено командование операцией по аресту нигерийского наркобарона, схватил лежащий рядом с ним на сиденье автомат «АКСУ» и поднял руку, призывая к вниманию. — Саша, заводи! — машинально крикнул он уже запустившему мотор «пазика» водителю, с участившимся сердцебиением наблюдая, как зашевелились, готовясь к захвату кортежа, уставшие от длительного ожидания бойцы милицейского спецназа, как стали быстро, но без суеты натягивать скрывающие лица черные маски.
Заклацало снимаемое с предохранителей оружие, голоса омоновцев стали глуше, фразы — короче.
— Коля! — включив рацию, произнес капитан. — Клиент созрел, действуй по плану! Дай ему оторваться метров на сто, а потом перед поворотом заходи слева и прижимай к обочине!
— Сделаем, — хрипло отозвалась рация голосом омоновского старлея Ивченко. — Дождались наконец, бляха-муха!
— Все, мужики, начинаем шоу! Пошел, Копытин! — глухо скомандовал шоферу Дреев, пристально наблюдая, как из леса, с ровной и вычищенной от снега асфальтированной дорожки, пропустив пронесшийся стрелой в сторону Питера обвешанный гирляндой разноцветных лампочек грузовик, один за другим резво сворачивают на оживленную трассу три сверкающих хромированными дугами и яркими галогеновыми фарами джипа — хорошо знакомый всем операм из УБНОНа «линкольн-навигатор» Карима Лероя и два идущих спереди и сзади от него «гранд-чероки» с охраной...
Тронувшийся автобус, не в силах с места угнаться за быстрыми внедорожниками, урча мотором, наконец набрал скорость и покатил по шоссе следом.
Ползущее в течение нескольких часов томительно напряженного ожидания, словно хромая черепаха, время вдруг многократно ускорило свой бег, снова придав вес коротким, как выстрел, секундам...
В нескольких десятках метров от автобуса с омоновцами уже вовсю мерцали красно-синими всполохами мигалок как по взмаху волшебной палочки вынырнувшие из засады милицейские легковушки, красиво и четко взявшие кортеж Нигерийца в «коробочку» — спереди и слева — и заставившие сидящих за баранками джипов охранников, чертыхаясь и матерясь, остановить машины на грязной от раскисшего мокрого снега обочине шоссе.
Блокирование кортежа окончательно завершил остановившийся сзади омоновский автобус.
— Всех лысых из тачек и — мордой в снег! — громко приказал Дреев, в сопровождении Толика Бакулы с автоматом наперевес бросаясь к открывшимся передним дверям автобуса. — Черный — мой!..
Из распахнутых дверей притормозившего со скрипом старенького «пазика», словно горох, посыпались наружу крепкие парни в сером камуфляже и масках, в считаные секунды окружили кортеж кольцом, бесцеремонно распахивая двери джипов, хватая за шиворот пытающихся огрызаться охранников, под дулами автоматов вытаскивая наружу и криком, пинками, прикладами и зуботычинами укладывая рядком в жидкий снег не уступающих им в росте и комплекции громил.
