Данил Корецкий - Татуированная кожа
Второй «Ан» начал сброс десанта, и внимание гостей переключилось на него.
– Десантируется первый и второй взводы первой роты, – с облегчением вернулся Шаров к привычному комментированию, но через несколько секунд его гладкая речь сбилась, он замолчал и припал к биноклю.
Так же внезапно запнулся и Вахрушев.
– Что это?! – Грибачев изо всех сил прижал окуляры к глазницам. – Они сейчас разобьются!
На трибуне наступила мертвая тишина. Десятки биноклей фокусировали разыгрывающуюся в воздухе драму. У одного десантника неполностью раскрылся парашют, и он упал на купол летящего ниже. Теперь оба должны камнем понестись к земле...
– Не может быть... Не может быть... He может быть... – как заклинание повторял Раскатов.
Лицо Чучканова налилось кровью, сердце отчаянно колотилось. Он ничего не говорил вслух, но мысли неслись со скоростью курьерского поезда. Потери на учениях действительно предусмотрены, и если бы «Дождь» пришпилил к земле одного наглеца, ничего страшного бы не произошло, потому что самой смерти никто бы не увидел, только акт о несчастном случае... Другое дело, если два парашютиста разобьются на глазах Грибачева и Бахрушина! Тут обязательно полетят головы! А можно не сомневаться, что свою голову комбриг постарается уберечь, и совершенно очевидно, кого он всунет в гильотину «оргвыводов»!
– Давай, правый пучок на себя, корпус влево, давай! – цедил сквозь стиснутые зубы сросшийся с биноклем Шаров, будто пытался на расстоянии передать мысли терпящим бедствие разведчикам. – Давай, наклоняй купол, хоть сам спасешься... Один не два... Так, так, молодец... Молодец, парень!
Верхняя фигурка соскользнула с примятого купола и полетела вниз, парашют расправился и обрел первоначальную форму, значит, хоть один уцелеет... Но падающий человечек тоже задержался и непостижимым образом завис между небом и землей! Неужели?.. Да, точно – выправивший свой купол десантник удерживал товарища за погасший в тряпку парашют!
– Молодец, молодец, молодец! – неистовствовал Шаров, нарушая траурно-чинное молчание наблюдательного пункта. То ли зрение у него от напряжения предельно обострилось, то ли помогла мощная оптика, то ли подсказала интуиция, но он узнал солдата, держащего потерпевшего бедствие товарища.
– Это Волков! Волков! Молодчага! – переполнявшие майора чувства требовали выхода, и он изо всей силы колотил кулаком по перилам.
Сначала один парашютист, потом другой коснулись земли, взметнув облако песка. Трибуна громко вздохнула. Задние ряды оживленно зашушукались, первый соблюдал полную тишину. Маршал и генералы опустили бинокли и смотрели на Грибачева, ожидая его оценок. Но тот не отрывался от окуляров.
– Они живы или разбились? – спросил секретарь ЦК, ни к кому конкретно не обращаясь. – В любом случае их надо немедленно отправить в госпиталь!
Но тут пыль рассеялась, и он увидел, что чудом спасшиеся бойцы с автоматами наперевес бегут в атаку.
– Поразительно! Вместо госпиталя они продолжают воевать! Нет, вы можете себе это представить?!
Возбужденный Грибачев повернулся к Вахрушеву и стоящим за ним генералам, как бы призывая разделить его искреннее изумление и неподдельный восторг.
– Это наши лучшие бойцы! – гордо сказал Раскатов. Кивки остальных генералов и финальный кивок маршала подтвердили, что это действительно так.
– Как, вы сказали, фамилия солдата? – переспросил секретарь ЦК. – Волков?
– Так точно, Сергей Михайлович! – отрапортовал Раскатов, будто хорошо знал бойца. Впрочем, фамилия и правда была ему почему-то знакомой.
– Это настоящий герой! – восхищенно произнес секретарь ЦК. – Спас и себя и товарища! Да еще тут же пошел в бой! Надо его наградить. И на этом положительном примере воспитывать личный состав!
– Конечно, Сергей Михайлович! – кивнул министр. – Мы выпустим плакаты об этом подвиге и разошлем во все десантные части.
Маршал чуть повернул голову, и тут же к нему подскочил адъютант с блокнотом на изготовку.
– Волкову – «Красную Звезду», второму – медаль. Плакаты и все что положено по передовому опыту. И еще... Старшине Прялкину грамоту от меня.
– Да, это именно подвиг! Настоящий подвиг! – горячился Грибачев, как будто бы все остальные с ним не соглашались. – И надо внимательно относиться к героям, ценить их по заслугам. Немедленно пригласите Волкова с товарищем ко мне!
– Есть, товарищ секретарь ЦК! – молодцевато выкрикнул Раскатов.
– И надо разобраться, почему такой инцидент стал возможным! – Грибачев нахмурился. – Такой подвиг есть оборотная сторона чьей-то небрежности и разгильдяйства. В чем дело, комбриг? Кто отвечает за безопасность прыжков?
– Полковник Чучканов, товарищ секретарь ЦК! Я лично проведу тщательную служебную проверку, и виновные будут строго наказаны!
– Действуйте. Такие промахи прощать нельзя. Герои должны поощряться, разгильдяи наказываться!
Грибачев снова поднял бинокль и принялся рассматривать полигон, на котором обесшумленные расстоянием взрывы вдребезги разносили макеты ракет и пусковых установок.
Чучканов стоял с таким видом, будто только что наложил в штаны. Не обращая на него внимания. Раскатов обратился к Семенову:
– Немедленно отправляйтесь на полигон, осмотрите парашюты, зафиксируйте все по форме... И доставьте сюда Волкова и этого второго!
– Есть, товарищ генерал! Только... – особист осекся и понизил голос: – Нехорошо получилось... Товарищ полковник Чучканов приказал Волкова арестовать. Вот ведь какое дело... Лейтенант Половинко уже там...
Комбриг смерил Чучканова уничтожающим взглядом.
– Героев арестовываешь? – зловещим шепотом зашипел он. – Я же тебе сказал – преступников надо наказывать, а не героев! В академию хотел? Я тебе покажу академию! Сам под суд пойдешь!
Полковник молчал. Он не был способен говорить, думать или что-то делать. Он впал в оцепенение, все происходящее казалось дурным сном. Наступил нервный ступор.
Раскатов снова обратился к Семенову:
– Про арест уже доложено, так что деваться некуда. Бери Шмелева за паникерство и издевательство над солдатами!
– Есть, товарищ комбриг! – особист приложил руку к козырьку.
* * *Разгром дивизиона «Першингов» завершился с опережением контрольного времени. Изуродованные ракеты валялись на песке, разорванная арматура пусковых установок торчала в разные стороны как обугленные искореженные пальцы, дымились перевернутые тягачи, беспомощно уткнулся в землю надломленный подъемный кран.
Посредники с синими повязками на рукавах бесстрастно фиксировали время и результаты операции.
– Молодцы, красиво сработали! – размазывая гарь по потным щекам, подвел итог Деревянко. – А Волков и Серегин вообще отличились...
– А чо они такого сделали? – кисло спросил Вишняков. Похоже, кроме выпускающего, никто не видел, что произошло в воздухе.
– Узнаете. А сейчас десять минут на перекур. Дождетесь Шмелева и бегом к месту сбора! Я – к парашютам.
Бойцы повалились на песок. Серж упал рядом с Вольфом.
– Что-то с головой, – пожаловался он. – Все кругом идет... И нога подворачивается...
Вольф посмотрел на покрытые красными волдырями ладони, поплевал, чтобы уменьшить жжение.
– А что случилось-то?
– Хер его знает! Похоже, перехлест... Но я правильно уложил, и Пряхин три раза проверял... Неважно... Короче, я твой должник на всю жизнь!
– Да ладно! – Вольфу было неудобно. Он не привык к высоким словам. – Я бы летел – ты бы меня поймал...
От разгромленной пусковой установки ковыляли два человека. Когда они подошли ближе, оказалось, что Киря ведет покачивающегося Шмеля.
– Я этого мудака убью, в землю зарою! – истерически орал сержант. Он держался за плечо, правый рукав был оторван, голая рука покрыта сажей и глубокими кровоточащими царапинами.
– Ты куда шашку прикрутил?! – Прыжковый сапог с маху врезался сидящему Пяткину в бок. – Меня чуть краном не придавило! Совсем охуел!
– А куда ее надо прикручивать? – солдат сморщился и схватился за ушибленное место. – Чего ты на мне зло срываешь? Что я, виноват?
– Не «ты», а товарищ сержант! – на губах у Шмеля выступила пена. – Я тебе покажу, как зло срывают... Он снова замахнулся.
– Стой, особист сзади! – предостерегающе крикнул Киря.
Шмель опустил ногу и обернулся. Все тоже повернули потные чумазые лица, предполагая розыгрыш – откуда здесь взяться особисту?
Но действительно, по полю боя, обходя обломки взорванных конструкций, шел лейтенант Половинко. Его чистенькая повседневная форма резко контрастировала с измятыми комбезами разведчиков.
– Гля, чего ему надо? – выдохнул Серж. – Неужто по нашу душу? Начнут шить попытку срыва учений?! Половинко подошел ближе.
– Рядовой Волков, ко мне! – скомандовал он. – Пойдем в штаб, дело есть!
По азартному блеску в глазах опера Вольф понял, какое это «дело»: лейтенант торжествовал победу.
