Александр Белов - Похищение Европы
В глазах Кондрашова мелькнул хищный огонь, и на мгновение Белову почудилось, что он сидит за столом со знаменитым душегубцем — Ерофеем Кистеневым. Даже нет — двумя Ерофеями, неотличимыми внешне.
Наваждение исчезло так же быстро, как и появилось. Саша провел рукой по глазам, словно стряхивал невидимую пелену, и снова взглянул на двух мужчин, удивительно похожих друг на друга.
Теперь он все видел по-другому. За столом напротив Белова сидели два брата-близнеца — вполне представительной и благообразной наружности. В их глазах, жестах и повадках не было ничего разбойничьего; даже Князь больше смахивал на строгого. школьного учителя, чем на криминального авторитета.
И все же незримый облик Ерофея Кистенева витал где-то рядом. Его несокрушимая жизненная сила ощущалась даже спустя сотню лет; и прежде всего это проявлялось в удивительном сходстве, казавшемся совершенно невероятным при столь отдаленной степени родства.
Белов внезапно понял, что отцы и деды Кондрашова и Хусточкина выглядели точно так же — абсолютными копиями Ерофея Кистенева. И уже в этом заключался некий недобрый знак, Каинова печать, лежавшая на всех потомках лихого душегубца. Замкнутый круг, разорвать который можно одним-единственным способом — вернуть метеорит («Европу» или Сэрту — какая разница?) исконным владельцам.
— Вы покажете мне карту? — глядя Кондрашову прямо в глаза, спросил Белов. — Я полагаю, что нам следует объединить усилия.
— Мои ребята будут не прочь пошататься по тайге, — поддержал его Князь. — С такой ватагой мы найдем второй особняк в два счета!
Виталий Сергеевич колебался. С одной стороны, ему очень хотелось довериться Белову, но с другой — что-то его останавливало.
— Дело в том, что… понимаете, я не ношу с собой карту и дневник прадеда. Они спрятаны в надежном месте, — сказал наконец Кондрашов.
Князь расценил его сомнения по-своему. Он положил руку на плечо новообретенного родственника.
— Витя, — ласково сказал он, — не бойся. Я ручаюсь, что ничего плохого не произойдет. Все будет так, как сказал Александр Николаевич.
— Саша, — в тон ему ответил Кондрашов, — я не боюсь. Точнее, боюсь, но не того, что меня обманут.
— Тогда… чего? — не понял Князь.
— Я опасаюсь даже приближаться к этому камню. Что, если мы отправимся в тайгу и… — Он не договорил, но этого и не требовалось. Все прекрасно поняли, что имел в виду потомок купца Митрофанова. — Этот метеорит, он словно камень на шее: жить с ним страшно, а выбросить — еще страшнее. Вдруг он утянет за собой на дно? Я понимаю, что его надо вернуть, но для этого его надо сначала найти и… взять в руки.
— Ну, не ты, так я это сделаю. Я не суеверный, — Князь рассмеялся, однако ни от кого из присутствующих не укрылось, что смех его был немного нервным.
— Нет, Саша! — воскликнул Кондрашов. — И тебе я тоже не позволю! Ты ничем не отличаешься от меня! Тебе — пятьдесят два, и мне — почти столько же. Ты живешь один, и я — один. И, если уж хочешь начистоту, твоя жизнь не кажется мне намного счастливей моей.
— Ну, кое в чем ты ошибаешься, — задумчиво возразил Князь. — Теперь, когда мы нашли друг друга, мы уже не одни. А что касается жизни… Согласен! Тут ты меня даже обскакал. Работать на кафедре в педагогическом институте все же лучше, чем топтать зону. А я занимался этим восемнадцать лет с небольшими перерывами. По глупости, конечно, но… Чего теперь об этом говорить? Сделанного не воротишь… — Он налил себе рюмочку, выпил, аппетитно крякнул. Затем подцепил на вилку маринованный гриб и с хрустом его разжевал. — Так как же нам поступить с камнем-то?
Саша понял, что настал черед главных аргументов. Он должен был сказать решающее слово.
— Вот что, братья! — обратился он к гостям. — Хотите вы этого или не хотите, а вернуть метеорит камчадалам придется. Я только что вернулся из Ильпырского. Летал туда на Праздник лета, который раньше назывался праздником Сэрту. Встречался с Иваном Пиновичем Рультетегиным, потомком первого Хранителя. Любопытнейший человек!
При упоминании имени Рультетегина Кондрашов побледнел. Было видно, что и Князю стало не по себе.
— Я вам кое-что покажу, — сказал Белов, поднялся из-за стола и подошел к большому массивному сейфу, стоявшему в углу.
Сейф притащил Витек; в его понимании офис без сейфа таковым не являлся. Но сейчас этот железный ящик стоял пустой, поскольку прятать там было нечего. Белов с самого начала строил предвыборную политику на принципе полной открытости. Ему не надо было скрывать источники финансирования, потому что он тратил свои собственные деньги; не было никаких компрометирующих материалов, так как Саша не имел порочащих связей. Из оружия на весь штаб был один только табельный «Макаров» Злобина, но Витек предпочитал с ним не расставаться и ночью держал пистолет под подушкой.
Правда, Ватсон держал в сейфе графин с водой — так она не нагревалась. Ключ лежал в ящике письменного стола.
Белов взял ключ, открыл-замок и отворил массивную дверцу. Он достал из сейфа продолговатый предмет, завернутый в кусок ровдуги.
— Так получилось, что теперь я тоже причастен к этому делу, — сказал Саша. — У меня талант — ввязываться в подобные истории. Понимаю, что у вас нет никаких оснований мне верить, но… Что вы скажете на это? Витек, Ватсон! Задерните занавески!
Витек и доктор быстро задернули занавески на окнах. Внутренние оконные проемы были совсем небольшими, как бойницы, поэтому центральный зал погрузился в полумрак.
Белов открыл сверток: из-под тонкой кожи пробивался бледный голубоватый свет. Саша положил на стол короткий нож в ножнах; рукоять была инкрустирована кусочком неизвестного камня, излучавшего нежное сияние.
— На этом ноже, — сказал Белов, — кровь первого Хранителя, отпечатки пальцев Ерофея Кистенева и кусочек метеорита. Сколько всего завязано в один тугой узел! Но если Рультетегин отдал его мне, значит, я должен этот узел развязать. Помогите мне! Покажите карту.
Кондрашов наконец решился.
— Хорошо, — сказал он. — Я отдам вам карту. Но… При одном условии. Вы все сделаете сами: ни я, ни Саша, — он показал на Князя, — в тайгу не пойдем. Вы понимаете, почему.
— Виталий! — вмешался Князь. — Ну ты что? Это ведь как-то…
— Это мое условие, — упрямо повторил Кондрашов, и авторитет был вынужден согласиться.
Князь пожал плечами.
— Могу дать тебе своих ребят, — предложил он Белову.
— Спасибо, думаю, мы справимся. Итак…
— Я принесу карту сегодня же вечером, — сказал Кондрашов. — И сделаю все необходимые пояснения.
— Отлично! — обрадовался Белов. — А я…
Мобильный Князя вдруг зазвонил. Авторитет извинился и, прикрывая трубку рукой, несколько раз сказал короткое «да».
Затем он встал из-за стола.
— Ну что же? Я должен идти. Дела. Спасибо вам, а больше всех — тебе, бородатый, — обратился он к Лукину.
Федор залился краской смущения.
— Вы, это… Александр Семенович… За рубашку-то не сильно на меня сердитесь?
Князь расхохотался.
— Да Господь с тобой! Какая рубашка? Тряпка, и все. Зато у меня теперь есть брат. Подумать только — всю жизнь прожить рядом и не знать друг о друге. А? Ведь это — не Москва, город-то у нас небольшой. Разве не удивительно?
— Ничего удивительного, — мягко заметил Кондрашов. — У нас был разный круг общения.
Все замолчали, ожидая реакции Князя. Он не рассердился — только погрустнел и вдруг сказал:
— Нечего на зеркало пенять, коли рожа крива… Честно говоря, не хотелось бы мне быть похожим на прадеда. Неприятный тип. Ну да ладно, о покойниках либо хорошо, либо ничего. Поэтому я лучше помолчу. Пока, ребята! До вечера! — и, обращаясь к Кондрашову, добавил: — Витя, тебя подвезти?
Кондрашов засуетился и тоже стал собираться.
— Да-да, мне пора. Я, пожалуй, пойду. Значит, Александр Николаевич… Все остается в силе. До вечера.
Братья (по прикидкам Белова выходило, что — четвероюродные, хотя он мог и ошибаться) вышли на крыльцо и сели в машину. Двигатель загудел, и джип, разбрасывая широкими шинами гравий, сорвался с места.
Следом за ним поехала машина сопровождения.
Белов, Ватсон, Лукин и Витек стояли на крыльце, взглядом провожая кортеж Князя.
— Саша! — сказал Ватсон. — Помнишь, раньше говорили: «Сын за отца не отвечает»?
— Да, было такое.
— А ведь этим двум до сих пор приходится отвечать за то, что сотворил их прадед. По-твоему, это справедливо?
— Кто знает, что такое справедливость? — отвечал Белов. — Это решаем не мы. По крайней мере, я знаю одно. Жить надо так, чтобы детям не пришлось отдуваться за твои ошибки.
— Хорошо сказал! — похвалил его Ватсон. — Пойдем-ка, выпьем за это.
Они вернулись в центральный зал и сели за стол. Налили водки и выпили. Затем Ватсон спросил, показывая на кусочек метеорита, вделанный в рукоять ножа:
