Сергей Майоров - Последний долг
— Какое отношение я имею к Гаймакову? Вы же через пару дней собирались меня Братишке сдать. А почему он должен был из-за меня сцепиться с Гаймаковым?
— Ты с Шубиным встречался, а он — человек Гаймакова, это все знают. Ты бывший мент, а он только ментов к себе берет. И еще… когда Бабко посадили и тебя из Гостинки убрали, Марголин слух пустил, что это ты его ментам сдал и пришлось тебя уволить. Ребята на тебя обиделись и решили, что ты переметнулся к Гаймакову. А машина, которой ты пользовался, «ауди», знаешь чья? Гаймаковского бригадира. Он отдыхать уехал, машину в гараже оставил. Марголин сделал ей липовые номера и документы. Так, по улицам ездить можно, а если серьезно копнуть, сразу разберутся. В общем, все давно думают — разборка, полгода уже. И все знали, что рано или поздно один другого замочит, они там что-то серьезное поделить не могли. Я не знаю что…
— Кто все это придумал?
— Я не знаю…
— Кто? — Я вскочил с дивана и подошел к Антону, всем своим видом показывая решимость добиться ответа любым способом. — Говори, падла!
Я схватил за ботинок сломанной ноги, и Антон вскрикнул.
— Говори! Или я сейчас начну ее крутить. Медленно, пока кость наружу не вылезет. А потом сделаю то же самое со второй ногой! Ты мне веришь, ублюдок?
— Ты же обещал… — простонал он, и мне показалось, что он готов заплакать. Если бы он заговорил, если бы сказал хоть что-то, я бы сел обратно на диван. Сидел бы и слушал, даже если бы понимал, что он тянет время и несет полную «пургу». Мне не хотелось делать то, что я собирался, а выхода другого не видел.
Но он молчал. Громко отдувался, звенел наручниками, болезненно морщился, но молчал.
Я взялся двумя руками за надетый на искалеченную ногу ботинок, посмотрел ему в лицо, выдерживая паузу и давая возможность остановить меня, и, не дождавшись никакой реакции, вздохнул…
Нет, он не был героем. Жизненный опыт говорил ему, что чудес не бывает, если они не подготовлены заранее, и за все надо платить. Он всегда знал, что когда-нибудь ему предъявят счет, но надеялся, что это произойдет не скоро.
Он мог бы работать в институте, активно выступать на профсоюзных и комсомольских собраниях и дежурить в ДНД. И не думал бы ни о чем, полностью довольный тем, что имеет. Но нынешнее время заставило его взяться за оружие и, завоевывая свое место под солнцем, действовать так, как подсказывали обстоятельства. Были бы другие обстоятельства — и он был бы другим.
Был бы… Мог стать. Но стал тем, кто есть.
Нет, он не был героем…
Он рассказал многое. Пользуясь терминологией Марголина, именно Кацман и был тем королем, который дожидается своего часа за игровым полем. После того как начнется и закончится всеобщая резня, он спокойно выйдет из укрытия и займет свое место. Люди, которые задумали эту комбинацию, расставили фигуры и навязали им свой сценарий, опять останутся за кадром. Они не нуждаются в рекламе и известности. Их интересует власть. Подлинная власть и все те преимущества, которые дает обладание ею. Ради этого и началась игра. Игра по самым высоким ставкам. И Кацман — тоже подставное лицо в этой игре. Наверное, в ней вообще нет подлинных лиц.
О том, кто стоит за спиной у Кацмана, Антон ничего не знал. Так он сказал. Возможно, иностранцы, потому что у Кацмана плотные контакты с заграницей. И Марголин — человек этих теневых сфер. Он появился ниоткуда, а исполнив свою роль, ушел в никуда.
Антон выполнил свою часть задания. Оно заключалось в том, чтобы вступить со мной в контакт, уговорить принять предложение и контролировать мое поведение первое время. С этой же целью ко мне подвели Лику и спровоцировали разрыв с Наташей. По какой причине выбор пал именно на меня, он и сам не знал. Его это ничуть и не волновало…
Со мной все должно было закончиться к вечеру следующего дня. Похожая участь ожидала Лику. А дальше… Дальше «хабаровцы» и «гаймаковцы» уничтожат друг друга. В общую мясорубку оказываются втянутыми «центровые» и более мелкие группировки. Война искусственно подогревается, и, несмотря на искреннее желание сторон договориться, ничего у них из этого не получится. Не дадут им найти общий язык.
И всю эту бойню должен спровоцировать я, маленькая песчинка.
И если бы не идиотизм Столяра, все бы так и получилось. А возможно, так оно и получится.
Я подумал, что Столяр — человек из их обоймы. И его появление в «Пауке», наша драка — тоже часть плана. Только вот потом мы нарушили чужие расчеты. Я поквитался с ним, его инструктировали особо не сопротивляться и не калечить меня, обещая компенсировать нанесенный ущерб.
Я подумал, что никогда не смогу узнать всей правды. И хорошо бы еще со Столяром потолковать…
— Дай выпить, — глухо сказал Антон, и я налил и поднес ему полстакана неразбавленного виски. Он проглотил его одним глотком. Я последовал его примеру и опять сел на диван. Антон не смотрел на меня, и я его понимал. Интересно, а если бы у него была возможность повторить все заново? Всю жизнь. Пошел бы он по этой дороге?
Он все-таки повернулся ко мне:
— Ослабь наручники, никуда я уже не денусь… Я не пошевелился, и он вздохнул. Странный человек. Как можно рассчитывать на хорошее к себе отношение после всего, что сделал?
— Ты теперь все знаешь, — заговорил он через минуту, и мне стало его жалко. Он пытался использовать последний шанс, прекрасно зная, что ничего из этого не получится. — Ты мог бы быть с нами.
Я молчал. Именно этих слов я и ждал от него.
— Ты оказался лучше, чем мы думали. Раз ты смог во всем разобраться… Сам понимаешь, после этого ты чего-то стоишь. Все эти вопросы можно решить. Понимаешь, время всех этих Крутых, Братишек и Больших прошло. Это уже вчерашний день. Пройдет еще пять лет, и от них не останется никого…
— Ну да, один твой Леня-маленький останется, — усмехнулся я.
— Останутся он и такие, как он. Это люди завтрашнего дня. У них будут власть, деньги, они будут сами устанавливать правила…
— И сами их нарушать… Все, хватит, Кокос. Не надо меня лечить! Да, я сейчас расплачусь и попрошу принять меня в вашу команду. Пообещаю стараться и слушаться. А потом мы выпьем, оживим Макогонова и все забудем. Тебе не смешно?
— Мне — нет, — серьезно ответил он и посмотрел мне в лицо. — Мне не смешно.
— Расскажи-ка про «золотой поезд», — оборвал я его, и он вздрогнул.
— Что?
— Что слышал. Про ребят, которые собирают деньги, вырученные от продажи наркоты на дискотеках.
Он покачал головой. То ли хотел показать, что ничего не знает, то ли давал понять, что говорить не станет. Я посмотрел на его сломанную ногу, он понял, что может произойти, опустил голову и заговорил:
— Я с ними никогда не ездил. Так, слышал кое-что…
— Мне встать? Кокос, ты ведь знаешь, я не посмотрю, как мы с тобой весело гуляли. Не мучай себя.
— Я правда знаю мало! Честное слово… Они ездят по понедельникам. С утра и до вечера. Вечером, где и когда, я не знаю, должны передать деньги хозяину товара. Потом уже другие получают новую партию наркоты и развозят продавцам.
— По домам, что ли, возят?
— Я не знаю, как это делается. Только в общих чертах…
— Дальше!
— Дальше я ничего не знаю. На машине ездят трое, водитель и два охранника. Все числятся в нашей конторе, и машина тоже наша. Если какая серьезная заморочка выйдет, от них все отрекутся, скажут, что машину они угнали, а документы на оружие у них поддельные.
— Кто хозяин товара?
— Думаешь, мне об этом говорят? — Он попытался усмехнуться. — Это совсем не моя область…
— Почему все это завязано на вашу фирму?
— Не знаю…
Я соскочил с дивана. Надо было видеть его лицо, чтобы сразу перестать сомневаться в искренности его слов. Его глаза снятся мне до сих пор…
Я вернулся к дивану, сел и закурил. Налил себе стакан виски и медленными глотками выпил.
Международная наркомафия. О которой я раньше только читал. Наш город удобен для распространения элитных видов наркоты. И добрые дяди с заграничными паспортами поставили на Кацмана. Вот, значит, кому все это надо и кому это выгодно… Лучше бы мне этого не знать…
Господи, зачем все это мне?
Надо встретиться с Максом и рассказать ему эту историю.
— Вызови врача… — прохрипел Антон. — Я не могу больше… Ну чего тебе еще от меня надо?
Я посмотрел на него и почувствовал себя лучше, когда понял, что ни за что не согласился бы поменяться с ним местами. Даже если бы мне дали перед этим два-три года пожить по-человечески…
Лицо его приобретало жуткий цвет. Про руки он молчал, но я представлял, какие ощущения вызывают впившиеся в запястья браслеты.
— Расстегни руки, — попросил он. — Никуда я не убегу… Я не могу так больше сидеть. У меня нога… Господи, я ее уже не чувствую!
Он должен был предложить мне деньги и еще раз посоветовать уехать. Так и произошло.
— Федор… Это страшные люди. Ты ничего не сможешь с ними сделать. Я дам тебе деньги. Много денег, столько, сколько надо. Ты сможешь уехать. У тебя голова есть, спрячешься. Потом вернешься, если захочешь. Бросай все и уезжай. Прямо сейчас, ни о ком не думай. Ты меня слышишь?
