Лев Пучков - Операция «Моджахед»
Костя неплохо придумал с привлечением Васи к беседе. Точно, как будто какая-то массовка вырисовывается, и он между нами не выглядит странно молчащим буфером. Как и каждый разведчик, Вася владеет набором обиходных фраз на чеченском. Правда, этот набор предназначен для допроса в жёстком режиме (все чеченцы знают русский, но когда на родном — доходчивее), но в нём встречаются и нормальные выражения, как говорит Костя, сугубо пацифистского характера...
— Со тухш ву, джалеш! — неожиданно сбился с курса Вася. — Отрядаш кюгал дал мнла ву дещ?! Буш мича бу?[20]
— Де дика хула хун![21] — подтвердил Костя — внёс свою лепту, языковед хренов.
— По-моему, у Мустафы температура, — Рашид затравленно втянул голову в плечи. — Точно, он здорово устал.
— А вот этого не надо, Вася, — прошептал я в затылок разведчику. — Мы уже подходим, могут неправильно понять...
— Это жопа, — так же шёпотом пожаловался Вася. — Мы тут — как в тире, блин...
До кустов осталось метров пятьдесят, тропа стала шире. Тридцать метров... Я с трудом сдерживал себя, чтобы не рвануть во все лопатки вперёд...
В этот момент из кустов на тропу вышагнул мужик с автоматом.
— Кто такие? — по-чеченски он говорил скверно, по-моему, даже хуже Васи. Автомат в руках, ствол смотрит на нас. — Стой на месте, не ходи!
— Ты, наверное, хотел поздороваться? — Рашид остановился и выровнял ствол карабина в горизонтальном положении. — Сам кто такой? Чего тут делаешь? Почему плохо говоришь — ты не нохчо, что ли?
Хорошо получилось! Как-то по-хозяйски, как будто Рашид вышел из дома и увидел в своём дворе постороннего. А вообще, мог бы и не спрашивать насчёт нохчепринадлежности. Товарищ смуглолиц, хоть и коротко острижен, но видно, что зело кучеряв...
— Мы — бригада командир амир Абу, — заученно протараторил смуглолицый. — Воины джихада. Ты кто?
— Так это кунаки твоего родственника, Рашид, — я шагнул вправо и встал рядом с абреком — тропа стала шире, теперь можно. — Пусть по-русски говорят, зачем человеку язык ломать?
— Какой-такой родстник? Кто такой?
По-русски смуглый говорил не лучше. И как таких в патруль пускают? Безобразие.
— Халил зовут, — нехотя буркнул Рашид. — Зять мой. Сестра замужем.
Далее, по идее должны были последовать дурные вопросы из серии: какого чёрта этот родственник тут делает и почему крадётся в обход?
— Халил? — смуглый слегка засомневался. — Когда жинилса? Как жина зват?
— В январе, — Рашид говорил как будто через силу. — Сестру мою зовут Земфирой. Я Рашид Музаев. Я в розыске, поэтому пришёл...
— А, Земфира! — смуглый вдруг моментом успокоился, махнул рукой и громко сказал по-арабски: — Это свои. Это Халила родственник.
Это хорошо, что они не в курсе насчёт Земфиры. Всё правильно, Абу наверняка не со всеми подряд болтает о своих исполнительницах, тут должен быть какой-то режим секретности...
Из кустов разом встали трое. Один с «СВД», второй с пулемётом, третий с автоматом. Вот так, а мы гадали: если с пулемётом — хана, если со снайперкой — хана, а тут полный комплект. Пулемётчик, снайпер и два стрелка. Дважды хана, короче.
— Пошли, пошли, — тихонько прошептал сзади Петрушин. — Ещё чуток пройти надо, узковато...
— Нам тут теперь до ночи стоять или как? — уточнил Рашид.
— Давай, давай — иды суда, — разрешил смуглый, доставая из кармана «разгрузки» рацию. — Сичас будим гаварыт...
Мы двинулись вперёд. Тропа постепенно разъезжалась, через пятнадцать шагов доставало места для троих. Ещё несколько шагов — вот они кустики! — и мы практически на дистанции штыкового боя...
— «Орёл», пусть Халил к трубке подойдёт, — сказал смуглый в рацию по-арабски. — Тут его родственник пришёл. Пусть пару слов скажет.
— Ладно, — шепеляво ответила рация на том же языке. — Подожди, я сейчас позову...
Мы расположились напротив патруля арабов, буквально в двух метрах. Можно работать. Все четверо супостатов пялились на Петрушина. Точнее, на его косынку, скрывавшую лицо. Петрушину места в шеренге не хватало, он пытался втиснуть свои могучие габариты между мной и Костей и потому получилась секундная заминка...
— У Халила тут целое море родственников, — неприятно осклабившись, сказал по-арабски пулемётчик. — И никто из них понятия не имеет, как поступает Халил со своими жёнами.
— Точно, — подтвердил снайпер и не менее гнусно ухмыльнулся. — Давай скажем, пусть этот платок снимет...
Я точно знаю, что Рашид в арабском шарит так же, как я в санскрите. То есть ни слова не понимает. Видимо, шутников подвела интонация и глумливые ухмылки. Они же не знали, что Рашид — скорбящий брат, для которого теперь любой кучерявый ассоциируется с самым страшным злом этого мира. А уж гнусно ухмыляющийся кучерявый — и подавно...
— Шакалы! — глухо рыкнул Рашид, вскидывая карабин.
— Ту-дух!
Снайпера отшвырнуло назад. Выстрел получился такой громкий, что на миг все в буквальном смысле оглохли. Отвыкли от такой грубости, наши «ВАЛы» совсем не так работают.
В следующую секунду наши «ВАЛы» негромко стрекотнули вдогон списанному с вооружения собрату, и патруль арабов перестал существовать. Случилось всё в мгновение ока, даже эхо от Рашидова выстрела рассеяться не успело.
— «Сокол», это не у тебя? — тревожно вопросила по-арабски рация. — Ты слышал, где там стреляли? «Сокол»?
— Запрашивают насчёт выстрела? — уточнил Петрушин.
— Угу, — кивнул я. — Слышали, но направление точно не определили.
— Ты сдал всех нас, — Петрушин колюче прищурился на Рашида. — Тебе русским языком сказали — карабин молчит! А ты что?
— Так получилось, — виновато развёл руками Рашид. — Ты видел, как он смеялся, шакал?
— Я видел, — кивнул Петрушин. — И я тебя понимаю. Но оправдать не могу... Короче, так. Если слышали, запрашивают, значит, сидят где-то рядом. Значит, скоро будут. Давай выводи по-быстрому.
— Я выведу, — пообещал Рашид. — Пока они сюда придут, нас и след простынет. Ни одна собака не догонит...
Глава восьмая
МОДЖАХЕД
Пейзаж после битвы...
Работать рядом с Абу — это то же самое, что жить возле действующего вулкана. Вроде всё тихо и спокойно, большая такая гора, с виду надёжная и монолитная... Но в любой момент может случиться извержение. И тут уж как повезёт: можно либо полюбоваться фантастическим зрелищем огненного фейерверка, либо погибнуть под стремительным потоком раскалённой лавы.
У амира изощрённый и пытливый ум, он прекрасно играет в шахматы, может предвидеть практически любую ситуацию, мыслить на много ходов вперёд... Вместе с тем зачастую он ведёт себя, как бесшабашный баловник-забияка, совершенно не задумывающийся о завтрашнем дне. Сколько раз такое бывало: всё продумает, распланирует любые возможные варианты, разложит по полочкам каждую деталь, а в самый неожиданный момент вдруг — бац! — и выкинул какой-нибудь фортель, страшно удивив всех окружающих.
Абу называет это озарением. Вроде бы ему пророк что-то в уши шепчет и подсказывает, как правильно поступить в каждом конкретном случае. Он, вообще, на полном серьёзе считает себя махди[22] и свято верит в свою миссию освободителя мира от неверных. Спорить никто не пытается — себе дороже, здесь он занимает такое положение, что критиковать его и шутить в его сторону может только Шамиль. И то, соблюдая определённый такт.
Я с ним давно и считаю, что он просто человек без тормозов, хотя и очень умный. Просто не желает ограничивать свои порывы и ведёт себя так, как ему в голову взбредёт. А с рук ему всё сходит, потому что он очень высоко сидит, не достать. Хотя, если смотреть со стороны, порой очень похоже получается как будто он общается с пророком. В опасный момент он становится необычайно хладнокровным как будто совсем не боится смерти, перед тем как выдать очередное своё сумасбродное решение, на несколько секунд прикрывает глаза, уходит в себя и замирает — как будто прислушивается к какому-то голосу извне. Прислушался, получил какое-то послание, открыл глаза и выдал очередное откровение. Например — завалите-ка вот этого шейха, ребята. И плевать, что после этого за нами пол-Чечни охотиться будет! Мне так пророк сказал, и всё тут...
В Аргуне у нас сначала всё шло гладко. Прибыли без шума — заезжали в село по одной машине, неторопливо, транспорт и людей распределили по намеченному плану, с рассветом все уже находились на своих местах. Из местных никто ничего не знал, только те наши люди, которые приняли к себе бойцов.
Где-то в половине седьмого утра Абу послал Дауда к одноглазому Мустафе, спросить, не приехал ли Зелимхан. Зелимхан, оказывается, здесь был уже давно, сразу пришёл. Абу тепло принял его, извинился за беспокойство в столь ранний час, и они довольно долго говорили о делах. Амир остался доволен разговором, по всему выходило, что Зелимхан нам здорово поможет в предстоящем бакинском мероприятии.
