Богдан Сушинский - Севастопольский конвой
– Хотя бы на какое-то время, – задумчиво почесал пальцами подбородок Бекетов, продолжая внимательно рассматривать карту. – Я вот о чем думаю, товарищ контр-адмирал. Несмотря на внезапность высадки 3-го полка противник, пользуясь своим превосходством в силе, будет оказывать яростное сопротивление, подключая к этому артиллерию, танки и авиацию.
– Это ясно, – проворчал Жуков. – Ваши соображения?
– Почему бы за полтора-два часа до высадки морского десанта нам не высадить неподалеку от побережья небольшой воздушный десант? Скажем, где-то вот здесь, в районе хутора Шицли. Уничтожая под покровом ночи штабы, линии связи и все прочее, что подлежит истреблению, этот десант сковал бы значительную часть войск, отвлекая их от побережья, посеял в их рядах панику, дезорганизовывал работу штабов.
– К тому же румыны восприняли бы его в качестве основного десанта, – поддержал его капитан первого ранга.
– Мало того, несколько сторожевиков с ротой десантников можно было бы направить вот сюда, – указал он пальцем на точку на карте неподалеку от Очакова, – то есть уже на берег Днепровского лимана. Таким образом мы создали бы видимость подготовки нападения на Очаков. Этот десант сразу сковал бы и частично истребил те силы, которые могли бы ударить с востока в тыл основному десанту, при его прорыве через линию фронта.
Произнеся это, Бекетов настороженно взглянул на командующего обороной: не зарвался ли он со своими двумя отвлекающими десантами? Но контр-адмирал внимательно всмотрелся в то место, на которое указывал полковник, и затем перевел взгляд на Аджалыкский лиман, на западном берегу которого должен высаживаться полк.
– Хорошо, если бы так – сразу два отвлекающих десанта, морской и воздушный. Получая сообщения о них, ни один румынский штабист не решится предположить, что последует еще и третий, основной, в самую сердцевину их обороны. Но общий план военной операции составляют в штабе флота, а не здесь. И еще неизвестно, как на это посмотрят командующий флотом и его прижимистые штабисты. Так что тут многое зависит от вас, капитан первого ранга, – пристально взглянул он на Райчева.
– Буду убеждать, товарищ вице-адмирал.
– Для того и командируем вас в Севастополь. – Он взглянул на часы и вздохнул: времени, как всегда, было в обрез. – Во всяком случае, теперь у меня есть четкое видение операции, а значит, есть с чем предстать перед членами совета обороны.
40
Увидев комбата, моряки, столпившиеся было вокруг пленницы, тут же предпочли скрыться за выступом холма, возле нее же остались двое «лихановцев» и Злотник.
– Нет, вы видели эту внебрачную сестру Антонеску, товарищ майор? – не мог отказать себе в удовольствии почесать язык Мишка Минер. – Что-то ни на Бугаевке, ни на Пересыпи я таких не встречал.
– На Пересыпи я тоже мелюзги такой не помню, – огрызнулась пленница.
На вид женщине было лет тридцать пять. Рослая, широкоплечая, она принадлежала к той породе женщин, которую в здешних местах именуют «казачьей», и рядом с ней Мишка действительно казался мелюзгой. А еще при свете яркой луны комбат четко разглядел широкие, небрежно заправленные в сапоги штанины и туговатую для нее офицерскую портупею, пристроенную поверх расстегнутого румынского френча. В одной руке она держала пистолет, а под мышкой другой, с пальцем на курке – карабин. Завершали этот арсенал выглядывавшие из-за ремня плоский румынский штык и немецкая граната с длинной деревянной ручкой.
– Чтоб я так жил, диверсантка, – потянулся рукой к портупее женщины Злотник и тут же схлопотал рукоятью пистолета по кисти. – Надо бы попросить румын, шьобы еще парочку таких же прислали, для коллективности ощущений.
Гродов тут же приказал конвоирам «диверсантки» и Злотнику отправляться на свои позиции, а самой воительнице опустить оружие. И как только она неумело сунула пистолет в кобуру, а карабин забросила за плечо, строго повелел:
– Теперь можешь говорить: кто такая, с какого перепуга вооружилась и как думаешь жить дальше.
– Это вас Черным Комиссаром кличут? – ничуть не смягчила тон женщина.
– Есть и такие, что кличут «майором Гродовым», или просто «товарищем майором».
– Тогда все правильно: это вы. Мне Терезия Атаманчук о вас рассказывала, майор Гродов.
– Терезия?! Ты что, знакома с ней?
– Знакома, так уж случилось.
– Дивные дела твои, Господи! Никогда не знаешь, с кем имеешь дело.
– От румын тоже о вас слышала. Только так и звали – «Черный Комиссар». Да и сама я вспомнила вас, майор. Когда вас только-только назначили командиром батареи, то есть еще до войны, вы тогда еще капитаном были… Так вот, вы в совхоз к нам приезжали, в свое подшефное хозяйство.
– Случалось такое, приезжал.
– Я на ферме тогда возилась, может, поэтому и внимания на меня не обратили.
– Неужели не обратил? – Гродов прошелся взглядом по лицу, по фигуре женщины. Нет, припомнить ее не мог. «Хотя должен был бы» – назидательно молвил себе, а вслух произнес: – И правильно делал, что внимание не привлекал. Не хватало еще, чтобы ваш муж с вилами на меня бросался.
– Я же на вас не могла не обратить, – пропустила мимо ушей эту колкость «диверсантка». – Я ведь из офицерской семьи. Мой отец подполковником в финскую войну погиб, так что к военной форме привычная. Мать тоже из семьи военспеца, то есть бывшего царского офицера, согласившегося служить в Красной Армии. Поэтому-то и я замуж за военного собиралась.
– Военная косточка, традиции… Мне это понятно. Дочери знакомых мне офицеров тоже стремились выходить за военных. Их «гарнизонными дочерьми» называли…
– А еще были гарнизонные невесты и жены, – подхватила его мысль «диверсантка», – и даже «гарнизонные вдовы». Как видите, все знакомо, майор Гродов, я ведь тоже в свое время считалась «гарнизонной невестой». Подозреваю, что и вы слыли завидным «гарнизонным женихом». Давно женились?
– Пока не женат.
«Гарнизонная невеста» недоверчиво заглянула ему в глаза, и при этом ее собственные округлились от восторженного удивления.
– В такое, конечно, трудно поверить…
– Разве от вас это требуется? Главное, чтобы я поверил, что вы не завербованы вражеской разведкой, не диверсантка.
– Хватит говорить глупости, майор Гродов. Вы же прекрасно знаете, что это чепуха.
– Считайте, что пошутил, – сдержанно осадил ее Гродов. – Тема исчерпана. О чем еще вы хотели мне поведать?
– О том, что выйти за военного у меня не получилось, – сказала пленница без какого-либо огорчения в голосе. – Лейтенант этот, который гарнизонным женихом моим числился, погиб вместе со своим будущим тестем, причем в одном бою. Насколько я поняла, вы тоже из семьи военных? – тут же ушла она от скорбных воспоминаний.
– Почему бы не предположить и такое? – решил Гродов, что не обязан откровенничать с этой задержанной. Мало ли что ей захочется насочинять!
– Тогда вы все поймете, – не догадывалась о его сомнениях «диверсантка». – Поскольку своего жилья у нас не было, всё по гарнизонным общежитиям скитались, то в конце концов мать переехала в деревню, где купила у своих родственников дом, еще отцом присмотренный. Кстати, в этой же деревне я когда-то и родилась. Отец тогда служил в части, которая располагалась в Чабанке.
– В Котовских казармах?
– Точно, – трогательно обрадовалась «диверсантка» такому познанию. – У одной из них в самом деле был застрелен комбриг Котовский. Правда, по поводу того, как именно это произошло, ходит много слухов…
– Стоп, не будем уточнять! Пройдемся-ка лучше вдоль берега, – первым ступил комбат на хорошо утоптанную тропу, ведущую к полевому стану. – Как вас зовут?
– Давай уже на «ты». В нашем селе все женщины – Любы да Марии. Ну, еще Анны встречаются. А меня зовут Магдаленой, как и мою бабку-польку. Или просто, по-уличному, Магда.
– Прекрасное имя. Непонятно какое, явно неславянское, почти библейское, но… красивое.
– Тоже не жалуюсь. И фамилия подходящая – Ковач, потому как муж – из чехов, колония которых располагалась недалеко отсюда. Вот и предстаю перед тобой, майор, такой себе… почти иностранкой Магдой Ковач.
– А муж, как у всех прочих, на фронте?
– И даже успел погибнуть, – ни малейшего намека на жалость или тоску в ее словах Дмитрий не уловил. Что ж, сказал он себе: «Такое тоже случается». – Так уж распорядилась судьба, товарищ майор: погиб мой Ковач.
Комбат сочувственно вздохнул. Прирожденный солдат, он очень быстро и цепко постигал многие науки войны. Кроме одной – так и не научился словесно выражать хоть какое-то сочувствие всем тем, кому, потеряв близких, все еще выпадало жить.
– И как же распоряжалась судьба дальше?
– А что дальше? – пожала плечами.
– Рассказывай, Магда, рассказывай. Ты ведь не у румын на допросе, чтобы по слову из тебя вытягивать! И в особый отдел передавать тебя тоже не хочется, сама понимаешь, как трогательно там «любят» неразговорчивых женщин, да к тому же заподозренных в диверсиях.
