Александр Тамоников - Жестокое перемирие
Окуленко вскинул автомат, стегнул короткой очередью. Но рожа уже провалилась в нутро транспортера.
Взбешенный капитан помчался прыжками, мощно оттолкнулся от земли, запрыгнул на броню, выхватил противопехотную «РГД». Он вырвал чеку, швырнул гранату в люк, тут же спрыгнул обратно и отбежал на несколько метров. Поврежденная машина подпрыгнула. Прогремел взрыв, похожий на отдаленный раскат грома. Теперь уж наверняка.
Он бросился к распростертым телам, рухнул на колени, умолял Господа сохранить товарищам жизнь. Но Всевышний решил, что хватит с них. Савельев был мертв, на лице застыло выражение крайнего изумления – мол, что это со мной? Ковальчук еще дрожал, блуждали мутнеющие глаза, но захлебнулся кровью, затих. Пульс не прощупывался ни у кого из них.
Подошел бронеавтомобиль, ополченцы спрыгнули, подбежали и застыли в потрясении, не зная, что делать. Рушило в ярости колотил кулаком по капоту. Голуб побледнел, как-то неуверенно положил ладонь на сердце.
Андрей пришел в себя, начал кричать, сквернословить:
– Здесь вам не панихида, вашу дивизию! Противник на хвосте, живо вспомнили, кто вы такие!
Бойцы снова грузили мертвецов в салон, где уже было тесно от них. Им пришлось заваливать трупами пленников, полумертвых от ужаса, задыхающихся.
– Давайте их расстреляем! – сорвался в истерику Дорофеев. – На хрена они нам нужны?!
Спешка была вполне уместна. На севере гудели моторы, вражеская бронетехника висела на хвосте. Судя по звукам, это был не один бронетранспортер, подходила целая колонна.
– Я задержу их! – крикнул Дорофеев. – Дайте мне гранаты и сваливайте!
Андрей втолкнул его в салон и начал утрамбовывать чуть не ногами. Ох уж эти пионеры юные, головы чугунные!
Густо стреляла выхлопная труба, машина шла рывками, с трудом протискивалась между деревьями и подбитым бронетранспортером. Зимин кричал, что этой каракатице в обед сто лет, она ни разу не проходила капитальный ремонт, двигатель работает на износе. Эта штука просто не рассчитана на такие перегрузки, и от нее уже начинает что-то отваливаться. Машина действительно еле шла.
«Теряем время! – нервно подумал Андрей. – Нужно покидать машину и шевелить ножками. Скоро Пастушье, от него до Ломова недалеко».
Но Зимину, слава богу, удалось-таки разогнать машину. Деревья бодро побежали мимо окон. Люди озирались. Вражеская техника еще не появилась в зоне видимости, но ее присутствие ощущалось кожей. Обозначился просвет между деревьями – машина выкатилась из леса.
Впереди мерцало Пастушье, убогое село на пару десятков дворов, со всех сторон окруженное лесом. По имеющейся информации, в нем жили люди. Единственная дорога прорезала его в южном направлении.
– Зимин, гони прямо! Пройдем через село.
– Эх, капитан, мне бы твой неисправимый оптимизм, – огрызнулся водитель. – «Гони», «пройдем»!.. Боюсь я за эту колымагу.
– Не каркай! – выкрикнули одновременно Костюк и Горденко.
Машина катилась к населенному пункту, постреливая выхлопом, словно «Антилопа Гну».
«А ведь где-то на этом месте попали в переплет Васько и Ряшин, – подумал Андрей. – Те самые парни, которых отправляли для корректировки огня».
Он обернулся. Опушка была чиста, в чем имелся безусловный плюс. На голом пространстве они стали бы идеальными мишенями.
Село простиралось с юга на север от силы на двести метров. Отнюдь не пункт стратегического значения: обветшалые дома с подгнившими крышами, падающие заборы.
По непересыхающей грязи навстречу автомобилю брела пожилая женщина с палочкой. Она ни на что не обращала внимания, просто шла своей дорогой, держа за ручки старомодную хозяйственную сумку. Хорошо хоть, что под колеса не бросилась.
На завалинке сидел морщинистый дед в пиджаке и кирзовых сапогах. Он курил самокрутку и равнодушно смотрел на бронированную машину, прыгающую по дороге.
Ополченцы проехали от силы полсела, когда под капотом что-то пронзительно затрещало. Из двигателя повалили клубы дыма, и машина стала останавливаться. Пассажиры протестующе закричали. Зимин остервенело давил на педаль акселератора, но она проваливалась в пол. Двигатель чихнул пару раз и заглох.
– Аллес капут, товарищи террористы! – в сердцах воскликнул Зимин. – Эта тачка дальше не поедет!
– Зимин, ты охренел! – взвился Голуб. – Валим отсюда!
– Я дурею с вас! – Дорофеев побледнел и схватился за голову. – Вот так новости из шестой палаты!
Люди, дружно ругаясь, покинули автомобиль. Что делать? Занимать оборону в селе? Нет, нельзя. Здесь живут ни в чем не повинные люди, да и западня очевидная. Укропы окружат этот крохотный населенный пункт и будут утюжить минами до полного устранения с лица земли.
– Всем на дорогу, вытащить пленников, уходить пешком на юг! – приказал капитан. – До околицы всего лишь двести метров!
– Андрей, а что с погибшими делать? – расстроенно воскликнул Костюк.
– Оставляем… – Он сглотнул, такое решение далось ему с трудом. – Мужики, поймите правильно. Конечно, западло оставлять своих погибших. Но иначе и сами тут поляжем. Мы еще вернемся, похороним ребят.
Голуб и Горденко пинками выгнали пленных на улицу. Бледный натовский инструктор свалился на колени, получил затрещину, поднялся и побежал, куда было сказано, втягивая голову в плечи.
– You fools! – отрывисто вякал он. – You are the real fools! You lost! You need to surrender, and your rights of prisoners of war will be met![3]
– Ты чего там бурчишь, козел заморский? А ну, двигай костылями! – Зимин отвесил инструктору щедрого пинка для ускорения.
А вот с капитаном украинской армии происходило что-то не то. Похоже, он окончательно рассорился с головой.
– Суки позорные! – прохрипел он. – Ватники драные, ненавижу! – Офицер оттолкнул Окуленко и яростно задергал плечами.
Руки, связанные за спиной, не давали ему разгуляться, но он старался. Капитан развернулся и кинулся прочь так шустро, что никто и опомниться не успел. Он стремительно удалялся, ловко перескакивая через рытвины.
Зимин ахнул, собрался кинуться за ним, но Дорофеев злобно оскалился и вскинул «РПК». Очередь была короткая как замыкание. Капитан повалился, даже не охнув. С двумя пулями в затылке люди обычно не расположены к этому.
– You murderers! You kill innocent Ukrainian officers![4] – запричитал советник Брюс Фишер.
– Ты что, спятил? – вскричал Андрей. – Кто приказал?
– А ты полюбуйся! – отозвался Дорофеев, показывая пальцем. – Когда его ловить? Нам что, заняться больше нечем?
На опушку выезжал украинский бронетранспортер с вездесущей пехотой. Бойцы сидели густо, и со зрением у них все было в норме. Вслед за первым выехал второй транспортер.
– Валим в лес! – закричал Андрей.
Они бежали, сломя голову, гнали пинками инструктора, ошалевшего от страха. Тот уже устал закрывать руками свою костлявую задницу. А когда вояки открыли огонь, англичанин помчался впереди всех, высоко подбрасывая колени.
До спасительной чащи оставалось метров сто. Село лежало в пологой низине, вся окрестность хорошо просматривалась. Солдаты стреляли, возбужденно перекликались, потом прозвучала команда, и они стали спешно запрыгивать на броню.
«Рыл двадцать, – навскидку оценил Андрей. – А нас осталось только семеро. Не самое удачное количественное соотношение для перехода в контратаку».
БТР, чадя выхлопом, въезжали в село, разгонялись. Жидкая грязь летела из-под колес. Улюлюкала солдатня, взбодренная своим численным превосходством. Хлопали выстрелы.
Ополченцы бежали по полю, перепрыгивая через борозды. Кашлял Голуб, дышал, как загнанная лошадь, Костюк, далекий от физкультуры и спорта. Фишер споткнулся, как-то затравленно обернулся, почти остановился. Андрей выстрелил выше головы, и визжащий советник помчался дальше.
Отчаяние забиралось в душу капитана. Не успеть! БТР уже преодолели село, месили поле. Забился в судороге пулемет. Костюк ахнул, подломился, точно столб, повалился на бок. Черт! Дорофеев остановился, вскинул «РПК» и ударил веером.
Андрей метнулся к Костюку. Тот кашлял, плевался, но не выпустил из рук автомат. У него была перебита нога. Андрей обхватил его, с другого бока пристроился Дорофеев.
– Леха, терпи, мы тебя дотащим!
Но тот не мог идти, наступил на здоровую ногу, подвернул ее, начал извиваться, орать, чтобы его бросили. Дорофеев споткнулся и выпустил товарища.
Тот рухнул в борозду.
– Андрюха, Пашка, уходите к чертовой матери! Вы успеете! Я задержу их! – Он умолял, упрашивал, а в глазах уже застыл потусторонний тоскливый холод.
Кровь толчками выходила из раны в ноге. Костюк пристроился на бок, подтащил к себе автомат.
– Пошли вон! Дурачье, все же подохнем!
Окуленко навсегда запомнил эти глаза. Враг был уже рядом, пули свистели тут и там. Костюк был прав. Если они даже и дотащат его до леса, то потом все равно далеко не уйдут. Пули вскопали землю под ногами.
