Сергей Зверев - Забудь дорогу назад
– Безопасность прежде всего, – заключил я. – В некотором роде воплощение заветной мечты Троцкого о превращении страны в военный лагерь. Тебе бы не понравилось у них, Анюта. И мне бы не понравилось. Так что все в порядке. Ждем, пока обсохнут штаны, и идем дальше. И в следующий раз не лезь поперек батьки…
Она хотела мне что-то возразить (покажите хоть одну женщину, не желающую возразить мужчине!), но вместо этого принялась зеленеть от страха. Надо признаться, слух Анюты оказался более чутким, чем мой. Краем леса топал слон. Хрустели ветки под ногами, чавкала земля. Он двигался прямиком в нашу сторону! Я безотчетно собрался скинуть автомат с плеча, но не тут-то было. Где мой автомат? Приложил палец к губам – Анюта быстро закивала: конечно, мол, и звука не издам, буду молчать, как могила. Мы перевалились через бугор, сплющились, я крепко сжал коряжину.
Затряслись ветки, и из кустов вылупился… Николай Федорович Корович собственной неповторимой персоной! Натуральный выходец с того света! Грязный, оборванный, мертвецки бледную физиономию украшали свежие царапины и дары леса. Он ничего не замечал (неудивительно, что не слышал выстрелов), смотрел перед собой оплывшим затуманенным взором, передвигался, как несмазанный робот – шатко, валко, сильно прихрамывая. Он прошел метрах в трех от нас и даже бровью не повел. Мы недоуменно переглянулись. Я даже растерялся в первое мгновение, не знал, что делать.
– Не спи, Луговой, – пихнула меня Анюта. – Позови его тихо по имени, чего ты ждешь?
– Минуточку, Николай Федорович, – откашлявшись, сказал я. – Не хотелось бы набиваться вам в компанию, но, может, все-таки возьмете нас с собой? Вы так целеустремленно куда-то топаете… неубиваемый вы наш.
Не сказать, что мои слова произвели на Коровича эффект разорвавшейся атомной бомбы. Но он остановился, помедлил, тяжело вздохнул, как бы говоря: ох, и надоели вы мне. Повернулся, уставился на нас отсутствующим взглядом. Ни одна морщинка не дрогнула в лице. В глазах застыло печальное библейское спокойствие, и смотрел он вроде бы даже не на нас, а куда-то между. Я выбросил на всякий случай коряжину, чтобы чего не подумал, приблизился к нему, обнял от избытка чувств. Анюта тоже обняла, но как-то с опаской.
– Э-э… – слабым голосом сказал бывший офицер спецназа ФСБ и расслабился. Не сказал бы, что в его глазах поселились разум и адекватность, но смотрел он теперь мне в глаза.
– Ты помнишь нас, Николай Федорович? – тоном доброго психиатра осведомилась Анюта.
– Помню, – прошептал Корович. – Но плохо…
– Ты где был, блин? – возмутился я. – Развязал веревку, тупо пропал!
– Где был, не знаю, что делал, не помню, – механически забормотал Корович, опустив глаза в землю. – Не спрашивайте меня, все равно не скажу… это было… нет – не спрашивайте… Это было… – нет, не скажу…
Он стащил с головы шапку, и мы похолодели. Его голова была сплошь белой – он полностью поседел за несколько часов. Глаза Анюты наполнились мистическим страхом, она попятилась, непроизвольно перекрестилась. Я тоже почувствовал желание собрать пальцы щепотью и осенять себя крестным знамением, пока не полегчает. Но я поборол позыв, перекрестил пальцы на ноге, отчего почувствовал немедленную судорогу. А Корович растянул небритые губы в блаженную улыбочку и начал что-то беззвучно бормотать, шевеля губами. Он определенно тронулся рассудком. Видел то, чего не видели другие. Мы обеспокоенно переглянулись. Психиатрическая клиника под занавес путешествия – это как раз то, что нам не хватало.
– Ты будешь психотерапевтом, а я сиделкой, – шепнула мне Анюта, хватая Коровича под локоть. Он промычал что-то нечленораздельное.
– Надеюсь, ты не возражаешь, если мы пойдем вместе? – мягко спросил я. – Или у тебя свои планы? Большой, большой секрет?
– Делайте, что хотите… Мне все равно…
Места, по которым мы шли, не отличались разнообразием флоры и фауны. Мы старались не отдаляться от опушки – держались поближе к просвету. Очередной безумный день подходил к завершению, и было очень интересно, где мы проведем ночь. Корович медленно шел (временами сбиваясь с траектории), он почти не разговаривал, односложно отвечал на наши наводящие вопросы, а однажды вспылил – отстаньте от него, дайте ему побыть наедине с собой, неужели это так сложно? Погрузился в свой запутанный внутренний мир, и нас с Анютой в этом лесу осталось только двое.
Тайга густела, и в один прекрасный миг мы обнаружили, что от горного кряжа на востоке не осталось и следа. Тайга давила, опушка леса превратилась в поляну, и вскоре нас со всех сторон окружил суровый девственный лес – хвойный, мшистый, с плотным кустарниковым подлеском. Сюрпризы продолжались. Что-то шевельнулось на толстой ветке, поползло, обнимая ее – то ли змея, то ли что… Спрыгнуло на землю и юркнуло за ствол. Двуногое создание в лохмотьях. Как нам надоели эти лешие, кикиморы, водяные. На всякий случай я сжал покрепче свою палку, выполняющую также роль посоха и чесалки для живота (похоже, мы действительно становились разносчиками вшей). Но оборванец не выказывал враждебных намерений, он стоял за стволом и, ковыряя грязным пальцем в носу, с любопытством нас разглядывал. Русоволосый, приземистый, с немного искривленным набок лицом и мутными глазами навыкат. Просматривалось в нем что-то… олигофренистое.
– О, итить твою… – в сердцах прошептала Анюта. – Нашли проблему на ровном месте…
Проблема оказалась не одна, а целых пять. Именно столько человеческих фигур объявилось в непосредственной близости. Еще один свалился с дерева, двое выпихнулись из кустарника, третий вылез из-под коряги, а последний вообще непонятно откуда взялся. Не было – и вдруг возник. Занимательное дело – в другой ситуации я давно бы уже махал палкой, прыгал с места на место и крушил бы черепа. Но сейчас я чувствовал: эти люди не опасны. Почему? С ними что-то было не так. Невзирая на то, что двое были вооружены старинными охотничьими берданками, двое – самодельными луками (особенно забавно смотрелись колчаны за спинами и «боевое» воронье крыло в голове) и ржавыми топориками, болтающимися на поясах. Только у пятого – того, что изображал змею на ветке – руки были не заняты. Он что-то курлыкнул, помахал руками, соорудив дурковатую улыбочку. Остальные дружно засмеялись, подошли поближе. С этими парнями было определенно что-то не так. Относительно молодые – все до сорока, не сказать, что физически уродливы, невзирая на некоторую неповоротливость в движениях. «Дьявол» крылся в лицах. Детские выражения на бородатых физиономиях, плоские «блины», плоские переносицы, открытые рты, маленькие носы, непроизвольные движения лицевых мышц – такое впечатление, будто эти парни постоянно подмигивают…
Они прохаживались вокруг нас, помалкивали, с интересом рассматривали, а мы стояли, как прибитые, только глазами вращали. Больше всех им, похоже, приглянулся Корович (у них точно не все дома, если проигнорировали Анюту) – окружили его, посмеивались, хлопали по плечу. Корович стоял, втянув голову в плечи, потом начал робко улыбаться.
– Мать честная… – прозрел я. – Своего признали… Анюта, девочка, они ведь сумасшедшие, нет? У нас сегодня день психически неполноценных?
– Тише говори… – шепнула она, сделав страшные глаза. – Эти люди не сумасшедшие, они всего лишь с психическими отклонениями. Интеллект им заменяет интуиция – они чувствуют, что мы не представляем для них опасности… Давай-ка и мы им подыграем – надеюсь, тебя не ломает от этого?
Я расцвел – самой идиотской улыбочкой, какую позволяли мои актерские способности. Анюта издала дрожащее наркоманское хихиканье. На нас обратили внимание. Двое подошли. Над душой навис упитанный здоровяк с бородой Льва Николаевича Толстого и лысиной вождя мирового пролетариата. Он всматривался в мое лицо – пытливо, въедливо (в иной ситуации я бы расхохотался), потом пошамкал губами, сглотнул слюну и, сделав усилие, сказал – словно яйцо куриное выплюнул:
– Вы… кто?
– Заблудились… – я выплюнул ответное «яйцо». – Пожалуйста… мы не плохие… нам бы ночку провести… Еда, помыться… понимаете?… Вы же не в норе живете?
Меньше всего наша процессия напоминала конвоирование. «Божьи люди» двигались кучкой, иногда оборачивались, делали приглашающие жесты. За ними брел, спотыкаясь, Корович, а мы с Анютой замыкали шествие. Я многого ожидал от Каратая, но чтобы такого! Да, я знал, что люди в «республике», избавленные от опеки центральной власти, выживают в группах. «Людей, как правило, сплачивают агрессивность и неразумное», – не помню, кто сказал. Банды, секты, общины, военизированные группировки, где один за всех и все за одного; даже физические уроды, растерявшие человеческий облик и опустившиеся ниже артезианских вод, сбиваются в стада. Но то, что мы увидели сегодня, было открытием… Мы вышли на поляну – здесь располагалась деревня наших благодетелей. Поляна искусственного происхождения – о чем свидетельствовали торчащие тут и там пеньки. Два ряда частокола – остроконечных бревен, врытых в землю с наклоном – опоясывали деревню по периметру. Дубовая калитка с охраной, нехитрые деревянные сооружения, стоящие довольно плотно. А главное – окружившие нас лица… Мужчины, женщины, старики. Стайка ребятишек кинулась наперерез – мы растерялись. Но они сменили направление, промчались под носом, хохочущие, с высунутыми языками. Отстал один, совсем маленький – подошел, потрогал, уставился на нас широко расставленными глазами на лунообразной мордашке. Не понравились мы ему, сморщился, заплакал – словно кошка замяукала, побежал косолапо за своей компанией. Синдром кошачьего крика – вспомнил я редкое название болезни. Недоразвитость гортани…
