Сергей Гайдуков - Ядерный будильник
— У тебя от жары и беззаботного времяпрепровождения мозги совсем атрофировались, — недовольно буркнул Директор. — Ничего не соображаешь.
— Ну так поясните бестолковому.
— А что тут объяснять? Это только у тебя в тридцать пять самолюбие повисло перпендикулярно полу, а у Крестинского оно играет вовсю. Какая у него главная проблема? Что его из России выперли. Он хочет как максимум вернуться и снова быть на коне, а как минимум заочно поотрывать головы тем, кто его выжил отсюда. Вообще, — Директор нахмурился, — по некоторым сведениям, он совсем рехнулся. У него мания величия. Он хочет управлять всем. Вообще — всем. То есть он не хочет быть президентом России, или султаном Брунея, он хочет и президента России, и султана Брунея иметь у себя в кармане.
— Мечтать не вредно.
— Ну да… Понимаешь, главная проблема с психами состоит в том, что они не знают, что они психи. Я-то понимаю, что не может один человек управлять миром, а Крестинский не понимает. Он целенаправленно будет этого добиваться, а деньги, люди, связи — все это у него есть. Я тут почитал справку о его финансовой деятельности в Южной Америке и Азии — знаешь, это уже не психоз, это очень агрессивная стратегия. Он всюду лезет и все прибирает к рукам. И что для нас особенно плохо — он тратит деньги на Акмаля и Чёрного Малика, причём для Малика ему не жалко создать пару-тройку двойников. Он ему нужен явно для какого-то важного дела. Этот Селим — он подойдёт для вербовки?
— Нет, — сказал Бондарев. — Он работает уже только на самого себя — нам расскажет немножко их секретов, а вернётся к ним, расскажет про нас всё, что знает. Да там его особенно и не подпускают к делам, вот он и перетаскивает коробки с кухонными комбайнами. Я думаю, нам нужно просто заставить Акмаля раскрыться и начать действовать.
— Ты очень хочешь, чтобы он начал действовать?
— Пока он бездействует, он не ошибается. Начнёт действовать — начнёт ошибаться. Тогда мы все поймём про него, про его хозяина, про их цели, про Чёрного Малика… Про Химика, кстати, тоже поймём. — Бондарев покосился на Директора. — Про эту их историческую встречу в девяносто втором году… Дюк говорит, что Химик — это миф.
Директор промолчал.
— Дюк говорит, — повторил Бондарев чуть громче, — что Химик…
— Я не глухой, — сказал Директор, и взгляд его в этот момент стал каким-то задумчивым.
— Ну так скажите тогда…
— Что тебе сказать?
— Химик — это миф?
— Я тебе на этот счёт ничего сказать не могу. Вот Чёрный Малик — он скажет. Найди его. Поговори с ним.
— Неужели Химик важнее всего остального? Всех других вещей, с которыми связан Чёрный Малик? Важнее Крестинского?
— А кто тебе сказал, что Химик и Крестинский — это совсем разные вещи?
2
Лапшин шёл по коридору и пытался сообразить — что не так? Это не было ощущением опасности, это было какое-то неуловимое, словно разбрызганное в воздухе чувство, которое никак не получалось ухватить в кулак, поднести к глазам и посмотреть — что же это за штука. Гостиничный холл, лифт, коридоры — все как в прошлый раз, никаких изменений. Люди — те же, деловитый персонал и шумные туристы. Лапшин решил, что всё дело в погоде, вставил магнитную карточку в замок и открыл дверь номера.
Холодная сталь пистолетного дула упёрлась ему в висок, и Лапшин вспомнил: ему улыбнулся администратор гостиницы. Вот это и было тем неестественным явлением, которое вызвало у него лёгкое покалывание кожи на затылке. Администратор знал, что его здесь ждут. Теперь и сам Лапшин это знал.
Он спокойно обвёл взглядом номер, не останавливаясь на лицах находившихся здесь людей (просто посчитал — четверо). В первые секунды его интересовали не люди и даже не пистолет, охлаждавший висок. То, что интересовало Лапшина, лежало на низком стеклянном столике. Пишущее устройство, которое он оставил на балконе своего номера, теперь находилось здесь, и толстые пальцы стриженного бобриком круглолицего турка слегка постукивали по круглому корпусу рекордера.
— Это моё, — сказал Лапшин турку.
— А я не спорю, — ответил тот.
— Тогда я заберу? — спросил Лапшин, по-прежнему игнорируя пистолет. Парень, который держал оружие и поэтому думал, что контролирует Лапшина, слегка расстроился. Он был самым молодым из четверых, щурил красивые карие глаза и старался выглядеть грозным.
— Одну минутку, — вежливо сказал развалившийся в кресле турок постарше и поупитаннее. Английский у него был лучше, чем у Лапшина. — Есть пара формальных вопросов, которые надо уладить…
— К вашим услугам, — сказал Лапшин, думая о том, что пляжные шлёпанцы — это всё же не самая подходящая обувь для этой ситуации. Тяжёлые десантные ботинки — это да, но никто не ходит в десантных ботинках по пляжу в разгар курортного сезона. — Что за вопросы?
— Вы — профессионал, — сказал турок, не спрашивая, а констатируя факт. — Мы тоже профессионалы. При всём уважении вы — на нашей территории. Поэтому мне нужна кое-какая информация, чтобы я мог порадовать своё начальство.
Лапшин рассмеялся — пару дней назад то же самое Бондарев говорил Селиму. Кажется, это называется иронией судьбы?
— Никаких особенных секретов от вас не требуется, — заверил Лапшина турок. — Самые общие сведения — кто вы, на кого вы работаете, зачем вы здесь.
— Я здесь, чтобы прослушивать разговоры в номере этажом ниже, — отрицать это было глупо, учитывая предмет, лежавший на столике перед турком.
— Хорошо, — закивал турок. — Для кого вы это делаете? Кто ваши хозяева?
— Видите ли, — Лапшин шагнул вперёд, не обратив внимания на дёрнувшийся от неожиданности ствол и слегка растерянное лицо парня с пистолетом. — У нас не принято об этом говорить… Но ради вас…
Турок одобрительно кивнул.
— Меня наняли за полторы тысячи долларов, чтобы я записал разговоры в этом номере. Нанял меня высокий мужчина лет сорока, тёмные волосы, усы… — Лапшин вдруг поймал себя на мысли, что описывает не кого-нибудь, а Селима. Это была интересная идея — заставить Акмаля подозревать, что Селим продаёт информацию кому-то на сторону. Бросить бы вот такую наживку и посмотреть, что получится… Лапшину даже стало жалко — такая хорошая идея пропадает, и ведь экспромт, само собой вдруг родилось! Он немного — всего пару секунд — погордился собой.
Лапшин присел в соседнее с турком кресло и с нежностью посмотрел на записывающий прибор.
— Э-э… — турок нахмурился. — То есть вы хотите сказать, что вы — частный детектив?
— Конечно, — сказал Лапшин. — А вы думали — кто? Думали, я шпион какой-нибудь? Нет, — он широко и располагающе улыбнулся. — У меня мелкий частный бизнес. В таком жарком месте мужья и жены часто теряют головы, совершают легкомысленные поступки… Я всегда готов это зафиксировать и собрать основания для развода или… Бывают разные варианты.
— Почему-то я вам не верю, — сказал турок, и голос его прозвучал обиженно. Кажется, Лапшин понял, в чём тут было дело. Турок был кадровым разведчиком и надеялся на соблюдение правил игры, принятых между спецслужбами, — если нелегала поймали на чужой территории, то совершенно необязательно доводить дело до тюрьмы, суда или — упаси боже — пыток. Поделись информацией — и можешь быть свободен. Это же просто бизнес, информация — товар, а герои в разведке давно перевелись, поэтому никто не станет молча умирать на допросе с электрическим проводом в заднице и иголками под ногтями. Все всегда договариваются, потому что сегодня попался ты, а завтра попадусь я — к чему драматизировать ситуацию?
Лапшину сегодня повезло — турок, судя по всему, был таким вот джентльменом от разведки, а не головорезом из личного отряда Акмаля, с которым имел дело Бондарев в Милане. И турку было совершенно непонятно, почему Лапшин валяет дурака и не делится информацией.
— Мне очень жаль, что вы мне не верите, — вздохнул Лапшин. — Обычно люди мне верят.
— Неужели вы хотите, чтобы с вами поговорили подробно? — сочувственно посмотрел на него турок. — Будьте разумным человеком.
— Разумным? Ха… Мама говорила мне то же самое, — сказал Лапшин. — Жена говорила мне то же самое. И что в результате?
— Что?
— Ничего хорошего, — сказал Лапшин и скомандовал себе «пуск».
3
Директор посмотрел на озадаченную физиономию Бондарева и добавил:
— Нет, я не имею в виду, что Химик и Крестинский — это один и тот же человек. Просто сейчас они вполне могут оказаться рядом друг с другом.
— С какой стати?
— У Крестинского очень необычные планы, а у Химика — очень необычные возможности. Крестинского это должно было заинтересовать. Заинтересовал ли Химика Крестинский — это уже другой вопрос…
— Подождите… Давайте сначала определимся, Химик — это миф или не миф? Крестинский — этот человек, я знаю, подонок, но всё же человек, сам видел.
— А я видел Химика, — спокойно произнёс Директор, словно речь шла о старом знакомом, который только и делает, что надоедливо мельтешит перед глазами. Бондарев некоторое время сидел молча, а потом сказан: