Андрей Воронин - Слепой против маньяка
– Будьте добры, покажите мне вон ту книгу.
Синеглазов был одет респектабельно, на нем было кашемировое пальто, безукоризненно белая рубашка, шикарный итальянский галстук.
Девушка легко взобралась по стремянке и достала с верхней полки старую книгу. Синеглазов принялся быстро ее просматривать, судорожно перелистывая пожелтевшие страницы.
Это было дореволюционное издание книги небезызвестного Крафта Эйбинга «Половая психопатология». В ней было описано более шестисот случаев, а в начале шло огромное предисловие страниц на сто с лишним. Около часа Григорий Синеглазов листал книгу, время от времени облизывая пересохшие губы.
Продавщица с явным интересом наблюдала за Григорием Синеглазовым.
Наконец, она не выдержала, тем более, что приближалось время обеденного перерыва.
– Так вы будете покупать книгу?
– А? Что?…
Синеглазов вздрогнул, словно ему в затылок уперся холодный ствол револьвера.
– Я говорю, вы книгу будете покупать? Мы закрываемся.
Синеглазов сглотнул слюну, затем набрал полную грудь воздуха.
– Конечно, конечно, сколько она стоит? Цена, в общем-то, была головокружительной, но Синеглазов преспокойно вытащил из внутреннего кармана пиджака портмоне, отсчитал деньги и подал продавщице. Девушка запаковала книгу, Синеглазов спрятал ее в кейс и вполне удовлетворенный вернулся в отель.
Он вошел в номер Анжелы Литвиной. Та, уже собравшись, ждала его.
– Ну что? – спросил Синеглазов, усаживаясь в кресло.
– Я заказала билеты, и мы можем часа через полтора выезжать.
– Замечательно.
Улыбка сияла на лице Синеглазова.
– Что это у тебя, Григорий, такое хорошее настроение? Словно выиграл в лотерею.
– Можно сказать, что и выиграл. Ведь дела мы с тобой все закончили, и закончили удачно. Через четыре дня на наш счет поступят деньги. Я думаю, нами все будут довольны.
– Я тобой недовольна, – призналась Анжела. Григорий сделал удивленные глаза.
– Это еще почему?
Анжела поднялась с кресла. Она вильнула бедрами, обтянутыми коротенькой юбкой с разрезом, прошла мимо Григория и остановилась шагах в трех напротив окна.
– Так чем ты недовольна? – уже понимая, о чем пойдет разговор, спросил Григорий.
– Мне кажется, ты охладел ко мне.
Анжела стояла, расставив ноги, и немного скептично поглядывала на Синеглазова.
– Мне кажется, я тебя перестала интересовать, перестала возбуждать.
– Ну, знаешь ли, как-то не время, и в общем-то, мы устали. Работа была напряженной, переговоры шли туго…
– Вот и хорошо было бы расслабиться, – на этот раз жестко глядя в глаза Синеглазову, сказала Анжела. Мужчина замялся.
– Ну же, – настаивала женщина.
Синеглазов посмотрел по сторонам, словно кто-то мог ему помочь выкрутиться из этого довольно щекотливого положения.
А Анжела положила руку на бедро, нащупала пуговицу и расстегнула молнию. Короткая юбка упала к ее ногам.
– Ну же, Григорий, ну?
Она не торопясь подошла к мужчине и опустилась перед ним на колени.
– Что ты медлишь? Положи свою руку вот сюда. Скорее!
Она взяла руку Синеглазова за запястье и положила к себе на бедро, другую – себе на грудь.
– Ну же, ну же, Григорий, что ты медлишь?
Григорий закрыл глаза. В памяти всплыли пожелтевшие страницы «Половой психопатологии» Крафта Эйбинга. Синеглазов мысленно перелистывал книгу, он вспоминал случаи, описанные в этой книге, и начинал возбуждаться.
А Анжела думала, что он возбуждается от прикосновения к ее телу. Она положила голову на колени Синеглазова и принялась быстро расстегивать брючный ремень. Синеглазов задрожал, вскочил и поднял Анжелу. Затем он швырнул женщину на кровать, вытащил из брюк ремень.
– Ты что, собрался меня бить? – влажно улыбаясь, поинтересовалась женщина, увидев ремень у него в руках.
– Нет, – отрицательно покачал головой Григорий.
– Тогда что же?
– Я хочу тебя связать.
– Связать?! Да ты сошел с ума!
Григорий повторил:
– Я хочу тебя связать.
Анжела пожала плечами, потянулась и подала ему руки.
– Что ж, вяжи, если тебе это так нравится. Только понравится ли это мне?
Синеглазов подумал, что ему абсолютно все равно, понравится ли это женщине. Главное, чтобы ему было хорошо.
Кожаная петля стянула запястья Анжелы. Та смотрела на Григория и не знала, что сказать. Подобного с ней еще никогда не происходило. Она видела такое только в фильмах. Но ей хотелось испытать все.
– Ну же, ну же, быстрее, Григорий, зверь ты мой, грязное животное!
От этих слов Синеглазов возбуждался все сильнее и сильнее. Наконец, он бросился на Анжелу и грубо, по-садистски овладел ею. Анжела в кровь искусала губы.
Григорий, наконец, оставил ее и уселся в кресло. Он сидел перед ней абсолютно голый и смотрел, как она безуспешно пытается освободиться от ремня.
– Да развяжи же меня наконец, развяжи, руки затекли! – просила женщина.
Синеглазов отрицательно покачал головой.
– Нет, ты сама хотела этого.
– Развяжи, я тебя прошу. Скорее развяжи, иначе я начну кричать и прибегут люди.
Синеглазов опять покачал головой.
– Ты не будешь кричать, тебе это нравится. Если я – грязное животное, если я – зверь, то ты – стерва. Самая настоящая стерва. Ты изменяешь своему любовнику, боишься его, боишься меня, но в то же время ты сгораешь от похоти.
Ты, Анжела, настоящая стерва.
И Синеглазов вновь бросился на беспомощную женщину. Та попыталась вырваться, но это ей не удалось. Слишком силен был Синеглазов, и слишком решителен был его натиск. Он вновь овладел женщиной, затем сел на нее сверху и принялся водить своим членом по ее лицу. Анжела морщилась, и ей казалось, что это никогда не кончится. Она уже пожалела о том, что сама предложила Синеглазову близость.
– Мы опоздаем, самолет улетит без нас.
– Черт с ним, – сказал Синеглазов, – поедем на поезде. Там в купе есть множество блестящих ручек, стальных и никелированных, к ним я тебя привяжу и буду иметь столько раз, сколько захочу.
– Нет, никогда! – выкрикнула Анжела.
Но Синеглазов закрыл ей ладонью рот.
– Лежи и молчи.
Анжела испугалась уже по-настоящему.
– Григорий, отпусти меня, не мучай, я никому ничего не скажу! – Ты и так никому ничего не скажешь, тебе это не выгодно.
Но ему и самому все это уже надоело, ему хотелось крови, ему хотелось резать, расчленять тело Анжелы, но он понимал, что сделать это невозможно, во всяком случае сейчас. И к тому же ему стала противна эта женщина с большой грудью, крутыми бедрами – настоящая самка, такие ему не нравились. Если бы сейчас на месте Анжелы была какая-нибудь девочка лет девяти-десяти, Синеглазов, возможно, возбудился еще и еще, но рядом с женщиной он чувствовал что, желание в нем угасало.
Синеглазов поднялся, оделся, а затем развязал Анжелу. Та вскочила на ноги и ударила Григория по лицу.
– Ты – грязная скотина, ты сволочь, подонок и зверь!
– Но ты же сама этого хотела, – уже улыбаясь, ответил Синеглазов, открыл свой кейс, вытащил книгу и, пока Анжела принимала душ и приводила себя в порядок, прочел две статьи о половых извращениях какого-то венгерского гусара.
Это его развеселило.
Анжела вышла из душа и молча собрала свои вещи.
– Так мы идем? Синеглазов пожал плечами.
– Идем.
Он тоже быстро оделся, и они покинули гостиницу, сразу же нашли такси, и оно помчало их в сторону Пулковского аэропорта.
А в Москве в это время газеты печатали сообщения и статьи о маньяке-убийце, интервью с работниками правоохранительных органов, высказывались всевозможные версии, предположения, но никто не знал, что ужасный маньяк, убийца девочек, в это время проходит в самолет и занимает свое место у иллюминатора. А рядом с ним сидит молодая привлекательная женщина, которой час назад он грубо овладел.
Синеглазов поглаживал свой брючный ремень, словно благодарил за те удовольствия, которые ремень принес ему и принесет еще.
– О чем ты думаешь, Синеглазов? – обратилась к нему Анжела.
– О тебе, дорогая, – сказал Григорий.
– И что ты думаешь?
– Я думаю, что если бы тебе было лет десять, то я бы, наверное, в тебя влюбился.
– В десять лет я была ужасной, я была худой, у меня торчали ребра, а коленки были острыми, как локти.
Синеглазов вздрогнул.
– Чего ты вздрагиваешь? – удивилась Анжела.
– Ничего, просто пытаюсь представить тебя в том возрасте.
– А зачем пытаться? Я могу показать фотографию. Анжела вытащила из сумочки свой блокнот и достала черно-белую фотографию. На ней была девочка в пионерском галстуке, худенькая и хрупкая, как тростинка.
Синеглазов буквально пожирал глазами фотокарточку.
– Ты была хороша.
– Что, Григорий, разве я стала хуже? Я не нахожу.
– Ты просто стала слишком большой. Ты стала женщиной, а тогда ты была еще цветком, который не распустился.
