Тени за городом - Александр Александрович Тамоников

– А попытаешься сбежать или станешь кричать – убьем! – пояснил Компоту тот же самый голос.

– Что, насмерть? – простодушно поинтересовался Компот.

На этот вопрос ему не ответили, и Компот успокоился окончательно. Конечно, он никуда не побежит и не станет никого звать на помощь – если за это сулят убить насмерть! Компот принимал жизнь такой, какая она есть. Какой стороной жизнь к нему поворачивалась, такую он сторону и принимал. И всегда находил в этой стороне что-нибудь для себя хорошее и утешительное.

Вторым заложником стал старик-ветеран, проживавший здесь же, в поселке Каменка. Все его звали Федотыч. Этот Федотыч был очень беспокойным и деятельным человеком и, понятное дело, не мог остаться в стороне, если уж в поселке творятся такие события. Он вписался в самые первые ряды тех, кто водил беззаконные хороводы вокруг Бандеровского поселка, потому и попался в руки все тем же хлопцам.

Федотыча схватили и без лишних объяснений поволокли туда же, куда отволокли до этого Компота. Конечно же, старик как мог сопротивлялся и отбивался, но уж слишком неравными были силы. Федотыча привели в тот же самый двор и усадили на ту же самую скамью, где уже сидел первый заложник – Компот. И даже сказали ему те же самые слова, что и давеча Компоту. Сиди, мол, спокойно, не шуми и не пытайся убегать, а то пожалеешь. Теперь ты наш заложник.

– Какой такой заложник? – тотчас же пошел в атаку Федотыч. – Вы что, ополоумели? Бандеровцы, недобитые фашисты! Вот я вас!..

– А это ты видел? – спросил один из парней и потряс перед лицом старика ружьем. – Оно стреляет! Так что умолкни, отец.

– Правильно он говорит, – поддержал хлопца с ружьем Компот. – Молчи, дедушка. А то ведь и вправду убьют. Меня обещали убить, ну и тебя, значит, тоже убьют…

Федотыч покосился на Компота, взглянул недобрым глазом на парня с ружьем, таким же взором оглядел весь двор, что-то злобно проворчал и затих.

Третьим заложником оказался председатель поселкового совета Петр Петрович. Это был молодой, амбициозный и самоуверенный человек. Все, кто его знал, прочили ему высокие партийные посты, причем в самом скором будущем. Поговаривали, что он вот-вот займет какое-то высокое место то ли в городском совете, то ли в горкоме партии. А потом переберется в область, а уж оттуда ему откроются самые широкие и заманчивые карьерные горизонты. Верил в это и сам Петр Петрович.

Но именно самоуверенность его и подвела. Узнав о событиях в подведомственном ему поселке, он тотчас же решил навести в нем порядок. Причем самостоятельно, ни с кем не советуясь и никого не ставя в известность. Он решил посетить Бандеровский поселок и самостоятельно урезонить тамошних жителей. А кроме того, разобраться, по чьей инициативе отправилась эта дурацкая делегация в горком партии и чего ее организаторы собирались этим добиться. Неужто они и в самом деле рассчитывали на какие-то ветеранские льготы и привилегии? Словом, Петр Петрович решил показать, что именно он является истинной властью в поселке – и больше никто.

Для визита в Бандеровский поселок он выбрал ночное время, как раз тот самый момент, когда в поселке формировался опрометчивый сумбурный отряд. Никто не знал о том, что Петр Петрович отправился в поселок. Впрочем, один человек все-таки знал. Это был участковый Саня Киняйкин.

– Да вы что, Петр Петрович? – как мог пытался отговорить председателя Саня. – Да что это вы такое удумали? Идти в Бандеровский поселок, да еще ночью, да еще в то время, когда в нем неведомо что творится! Слышите, какой там гармидер? Прямо-таки непонятно, что они там сейчас делают, в том поселке! Опасное вы затеяли дело! Неразумное дело! Как бы не вышло беды!

– А ты меня не учи! – огрызнулся Петр Петрович. – Кто ты такой, чтобы меня учить? В поселке без году неделя, а туда же, учит… Это я тебя должен учить уму-разуму, а не ты меня! Я здесь власть, понятно тебе? И все здесь знают, что я власть! А потому никто ничего мне не сделает. Не посмеет, потому что не имеет такого права!

И Петр Петрович решительно направился в поселок. Что оставалось делать участковому Киняйкину? Только одно – ждать.

Целый час, а то и больше Саня ждал, когда Петр Петрович вернется. Но он отчего-то не возвращался. А между тем шум в Бандеровском поселке не утихал. Да и за пределами поселка тоже. Вот прозвучала громогласная речь начальника милиции, за ней наискосок прочертили небо две автоматные очереди, затем прозвучала еще одна начальничья речь… А Петра Петровича все не было.

«Не иначе как с ним что-то случилось!» – встревоженно подумал Саня. И… решил идти выручать Петра Петровича. Конечно, с одной стороны, он поступил правильно, а вот со всех других сторон – неправильно, опрометчиво и даже бестолково. Не надо было Сане в одиночку идти в Бандеровский поселок, надо было с подмогой. Но у Сани на это не хватило опыта. И он отправился один, лишь на всякий случай расстегнул кобуру с пистолетом.

Его скрутили сразу же, как только он шагнул на широкое подворье дома, в котором проживало семейство Остапа Луцика и еще пять других семей. Саня пытался вырваться, но куда там! Его хорошенько двинули по шее – так, что слетела фуражка, и вынули у него из кобуры пистолет.

– Вы не имеете права! – еще раз дернулся Саня. – Я сотрудник милиции, ваш участковый! Верните пистолет! Вы за это ответите! Это уголовная статья! Целых две уголовных статьи! Даже три!

– Садись-ка вот к ним, – сказал ему один из хлопцев. – Будешь нашим четвертым заложником.

– Кем? – не понял Саня.

Но больше ему никто ничего не сказал. Его еще раз толкнули – так, что он едва не растянулся на земле. Выпрямившись, Саня с непонимающим негодованием взглянул на хлопца и еще на других хлопцев, которые маячили тут же, наклонился, поднял с земли фуражку и пошел в то место, куда ему указали. Это была длинная деревянная скамья, на которой сидели рядышком незнакомый Сане старичок, Петр Петрович и Компот.

– Ба, начальник! – радостно произнес Компот. – И ты тоже с нами! Ну дела!..

– Что тут такое? – спросил Саня. Он по-прежнему ничего не понимал.

– Они говорят, что мы заложники! – пояснил Сане словоохотливый Компот. – И я заложник, и Петр Петрович, и этот дедушка, ну и ты теперь – тоже. Все мы