Сергей Самаров - Опасность предельного уровня
Сохно осмотрелся и перевел дыхание. Он не знал, куда бежать. Улица темна... Бандита видно не было, шума убегающих шагов не было слышно... Погоня закончилась... Тогда подполковник вытащил трубку и набрал номер полковника Согрина. Коротко доложил.
– Вот так... Информация, значит, отсутствует. Посылай сюда ментов и следаков. Я пока осмотрю дом. И... перевязку сделаю... Ногу прострелили...
* * *Чтобы попасть в дом, пришлось опять перелезать через забор, потому что калитку Юнус, впустив Сохно, закрыл изнутри. Но калитку открыл и оставил распахнутой, чтобы приехавшие менты смогли войти беспрепятственно. На крыльцо падал свет из коридора. Теперь, когда погоня кончилась, уже и боль в ноге остро почувствовалась, но и предоставилась возможность рану осмотреть. Пуля прошила мягкие ткани бедра навылет. Хорошо, что в задней части, потому что в передней проходит большая артерия, и с раной, пробившей эту артерию, не живут. Ходить, конечно, и с такой раной больно. Мышца эта, припомнил Сохно, так и называется – разгибатель бедра или двуглавая мышца бедра. Сгибаешь-разгибаешь, кровь, как насосом подается... Но такая рана заживает быстро, и быстро же забывается, если не потеряешь много крови. Кровь залила всю штанину. Надо быстрее перевязать...
Обрабатывать раны Сохно учить было не надо. Перевязочный пакет всегда в строго определенном кармане «разгрузки». Пара минут, и бинт туго наложен прямо поверх камуфлированных бриджей. Войти в дом – трудно, себя надо перебарывать, потому что вину Сохно чувствовал. Умом он понимал, что бандиты пришли в дом если не раньше его, то одновременно или почти одновременно, и не потому пришли, что сюда шел Сохно. Никто, кроме троих спецназовцев и одного майора из «Альфы», не знал о намерениях подполковника. А имени Юнуса и адреса даже майор не знал. Что этим бандитам было надо, чего они добивались, была ли это месть или попытка банального ограбления – неизвестно. Впрочем, не окажись здесь Сохно, могли бы и дети погибнуть. Дети, кстати, как там они... Нельзя их выпускать на первый этаж. У Юнуса, кажется, два сына и две дочери... Сыновей Сохно видел. А что с дочерьми? Надо посмотреть...
Но до этого и на убитых бандитов посмотреть стоит. Мало ли... На спусковой крючок нажать можно и в полубессознательном состоянии...
Подполковник прошел в столовую, из окна которой его брали на мушку. Включил свет, посмотрел, готовый отпрянуть при необходимости за косяк. Но отсюда опасаться было нечего. Бандит как упал на подоконник, выронив автомат, так и сполз с него. Пуля пробила сонную артерию. Сохно давал короткую очередь. Остальные пули ушли в стену.
На лестнице он остановился рядом с женой Юнуса. Прощупал пульс, хотя уже по месту нанесения раны знал, что это бесполезно. Надежда была только на то, что нож скользнул по ребру и ушел вбок, что порой случается. Не ушел... Пульс не прощупывался. Убийца, к сожалению, оказался опытным. И четверо детей остались сиротами. Четверо детей. Сохно видел только двух сыновей, но есть еще две старшие дочери. Надо посмотреть, что с ними? Плохо, если бандиты до девочек добрались. Старшей, кажется, лет пятнадцать уже.
Сохно ускорил шаги. Коридор второго этажа был по-прежнему темным. Сохно с трудом нашел выключатель. Бандит, которого он застрелил при выламывании двери, лежал в прежней позе с открытыми закатившимися глазами. Но почему дверь в комнату сыновей оказалась закрытой? Почему ему пришлось дверь выламывать? Неужели мальчики сообразили, что происходит, и закрылись? Когда же успели?
Нет... Все проще. Бандит слишком волновался. Дверь вообще без замка... Бандит пытался открыть ее в другую сторону, внутрь, тогда как она открывалась наружу. Волновался, не разобрал в темноте... Больше выломанных дверей не видно. Значит, девочки где-то там...
Подполковник толкнул следующую дверь и увидел комнату девочек. Обе лежали в кроватях, стоящих у противоположных стен, и натягивали до самого подбородка одеяла. Сохно включил свет. Испуганные детские глаза смотрели на него со страхом.
– Девочки, из комнаты не выходите. Сейчас милиция приедет.
Старшая тихо, заикаясь, спросила что-то. Сохно даже не понял, спрашивает она по-чеченски или по-узбекски.
– Не выходите, – повторил он.
Потом заглянул к мальчишкам. Они стояли, как маленькие памятники, замерев, и не пошевелившись с того самого момента, как выломали дверь и через их комнату пробежал сначала один человек, потом второй. Только глаза показывали, что это живые мальчишки.
С улицы раздался шум двигателя нескольких машин.
– Мальчики, не выходите из комнаты, пока вас не позовут. Не выходите, – повторил Сохно строгий приказ.
И заспешил вниз, чтобы встретить ментов. Чего доброго, его тоже могут принять за бандита, тем более что он в эфире имеет позывной Бандит, который, впрочем, только среди спецназовцев и известен. Надо предупредить.
Но предупреждать не понадобилось.
– Подполковник Сохно, где вы? – раздался с улицы знакомый голос.
Надо же, на вызов сам начальник горотдела пожаловал. Видимо, полковник Согрин запугал серьезностью ситуации.
– Заходите в дом, – с лестницы отозвался подполковник.
Начальник горотдела был озабочен и мрачен.
– Что у нас в городе происходит? Третий вызов за один вечер, как только стемнело. Я сам уже на второй выезжаю. Горло перерезали? – спросил, увидев Юнуса. – Все три случая, как один... Будто одни и те же люди действовали. Целиком вырезали семьи. Здесь тоже?
– Дети живы. Я вовремя успел.
– А бандиты?
– Двоих застрелил, один ушел...
– Что у вас с лицом?
Сохно не понял, но проследил за взглядом мента и потрогал скулу. Почувствовал боль и увидел на руке кровь.
– А-а... Это... С собакой дрался в соседнем дворе, когда за последним гнался. Из-за собаки и упустил. Сам от зверюги еле вырвался...
3
По времени уже ночь подступала, но в антитеррористическом секторе все были на месте и по домам расходиться не торопились. Басаргин выслушал доклад Дым Дымыча и Тобако внимательно и надолго задумался, не слушая обсуждение, начавшееся среди его подчиненных. И привычно по комнате заходил. Заметив это, и другие замолчали, понимая, что командир сейчас начнет делать свои обычные выкладки.
Но он начал не с выкладок.
– Не понимаю... – сказал и остановился, продолжая размышлять, и даже выглядел слегка растерянно. – Не понимаю, зачем торопят следствие, если дело уже пошло.
– Чего ты не понимаешь? – переспросил Тобако. – Здесь, по-моему, все ясно.
– Как раз не все ясно. Настолько не все ясно, что хочется сказать – все беспредельно запутано. Конечно, главным образом потому, что нам не хватает многих деталей. Если детали будут, все встанет на свои места. Если их не будет, надо несуществующие детали вообразить, причем вообразить во всех существующих вариантах.
– Ну-ну... – Доктор Смерть хорошо знал, что командиру всегда лучше соображается, когда он размышляет вслух. – Давай распутывать, Ариадна.
Басаргин несколько раз прошел от двери к окну молча, соображая, с чего следует начинать и куда приведет такое начало.
– Что нам ясно? Нам ясно, что Джабраил Алхазуров, очевидно, по требованию из-за границы, отправил, грубо говоря, десять боевиков другого полевого командира, Юрки Шкурника, сдаваться после постановления об очередной амнистии. Согласно официальной версии, Юрка Шкурник накануне забрал у своих боевиков паспорта. Десять человек сдаются, и Шкурник получает за них компенсацию в сто тысяч баксов, которые потом сжигает, чтобы деньги не достались никому, а паспорта заранее передает, как я понимаю, тому самому Джабраилу Алхазурову. Так?
– Похоже, что ты там был, командир, – согласился «маленький капитан». – Но на этом уровне мы все были там, и вопросов у нас нет.
– Но кто мне скажет... Сто тысяч баксов за то, что отдаешь бойцов на «сдачу» – это нормально? По рыночным, грубо говоря, ценам – нормально?..
– Это не нормально, – решил Доктор Смерть. – Десять тысяч, еще куда ни шло...
– Правильно. Меня тоже сильно смутила такая значительная сумма. Тогда за что получил Юрка Шкурник такие деньги?
На такой вопрос антитеррористы, естественно, могут дать только один ответ.
– Деньги платятся за проведение террористического акта, – уверенно сказал Тобако. – Именно такие большие суммы... Даже за простые засады на дорогах, когда обстреляли колонну и убежали, платят немного меньше. Сто тысяч – только за проведение серьезного теракта, имеющего значительный общественный резонанс.
– Хорошо, считаем, что одну недостающую деталь для общей картины мы совместными усилиями нашли. Хотя тут может быть и несколько второстепенных вариантов, но не настолько значительных, чтобы их рассматривать наравне с приоритетным... Вот из этого, приоритетного, и будем исходить. Сам Шкурник, как известно, за свою шкуру всегда побаивался – потому к нему никто серьезно не относился, и на грозного террориста просто не тянет. Значит, мы имеем право сделать вывод, что Юрка Шкурник отдал своих людей для проведения теракта в составе другой группы... – Александр Игоревич опять заходил по кабинету. – Это я могу понять. И они, чтобы официально легализоваться, пошли на сдачу под контролем ментовского капитана Ахмата Хамкоева, подчиненного тому же Джабраилу Алхазурову... Это я беру первоначальный вариант, который просматривался невооруженным глазом и с которого мы начали работать. Впоследствии вариант претерпел такие изменения, что стал основательно путанным...
