Анатолий Гончар - Последняя обойма
При этих словах он повернулся к лежавшему неподалеку бойцу первой тройки ядра и несколько раз подряд развёл руки в стороны. Тот кивнул и стал передавать приказ дальше.
— Докладывать будем? — спросил подползший к командиру радист. Иволгин посмотрел на часы и отрицательно покачал головой.
— Сеанс связи будет, тогда и доложим.
Через минуту группа продолжила движение, и уже скоро начала подъем по круто уходящему вверх склону. Виктор двигался седьмым, сразу же за ним топал старший радист, а его помощник — второй номер, вопреки сложившемуся принципу, шел, замыкая вторую тройку ядра.
Головняк, уже давно выбравшийся на хребет, заняв оборону, дожидался, когда к ним вылезут остальные разведчики. Но группа двигалась медленно. Последний десяток метров подъёма оказался почти отвесным обрывом. Продвигаться вперёд приходилось, едва ли не ползком, цепляясь руками за неровности почвы, вбивая каблуки в грунт, одним словом, взбирались, вгрызаясь зубами в землю.
…Как она удержалась, не скатившись вниз, смытая весенними снего — водяными потоками, и не уплыла с ручьями осенних дождей, а затерялась в тонких корневищах присыпанных сверху перепревшими листьями и комковатой почвой, теперь уже никому не дано знать. Как не дано знать и то, был ли в том злой рок одного человека или счастливая звезда, сохранившая жизнь почти пятнадцати мальчишкам…
Но случилось то, что случилось…
Виктор выпрямил правую ногу, ухватился правой рукой за свисающую вниз ветку и, подыскивая опору для левой ноги, левой рукой попытался ухватиться за высовывающиеся из земли мочковатые корневища… ПФМ дождалась своего часа… Боль хлестанула по ладони, по пальцам, в глазах вспыхнуло и погасло, чернота и яркие, бесконечно мигающие вспышки в сознании.
— Командир! — возглас, будто из ниоткуда. — Командир…
Чьи-то руки подхватили и не дали упасть, укол обезболивающего как укус мелкого комара, стягивающая лицо повязка и чей-то успокаивающий голос: — Это кровь, кровь, глаза целы, целы глаза.
И полное ощущение: кабздец…
* * *Когда на хребте прогремел взрыв, Аслан понял: русские наступили на мину.
— Хан, у наших врагов подрыв.
— Знаю, — амир тоже слышал и тоже мог складывать дважды два.
— Хан, у них теперь не будет иного выхода, как идти к могильнику, они пойдут через нас.
— Плохо, — Хан задумчиво погладил бороду, «неужели Аллах снова посмеялся над его планами?» Уничтожить русских будет легко. Достаточно выждать, когда они растянутся по ведущей между бугров тропе. Десятка воинов, рассаженных в нужных местах, будет достаточно, чтобы перебить всех. Сопротивление? О каком сопротивлении может идти речь, если тропа с обеих сторон зажата пусть небольшими, но почти отвесно стоящими буграми-стенами?! И не подняться по ним, не уйти в сторону — буйная, будто специально посаженная молодая поросль, словно частый гребень. Чтобы пробиться сквозь него, нужно время…
— Плохо, — вслед за амиром повторил Аслан.
Уничтожить целую группу спецов — большая, почти невозможная удача. Но не на этот раз. Хану требовалось большее, ему не нужны были ратные победы. Они, он знал, придут позже. Сейчас ему требовалось другое: громкое, убедительное шоу. Оно требовалось для того, чтобы мир узнал о его силе, что бы… Одним словом, ему нужна была слава. Вслед за славой придут воины. С новыми воинами он совершит новые, ещё более дерзкие вылазки, которые принесут ему… Нет, уже не славу. Славы и без того будет достаточно. Они принесут деньги, деньги, деньги… Деньги он потратит… А вот это уже неважно… И вот теперь всё рушилось.
— А что, если приказать Рустаму выйти со своими людьми на русских, а затем изобразить паническое отступление?
— Нет, — Аслан отрицательно покачал головой, — с раненым на руках русские не станут осуществлять преследование.
— Значит, у нас не осталось выбора? — задумчиво обронил Хан, и Аслан согласно склонил голову. — Что ты предлагаешь?
— Надо отпустить большую часть людей, оставить только тех, кто будет задействован в организации засады.
— Я думаю, что отрядов Юсупа и Мусы будет достаточно, — рассуждая о десятке воинов, которые с легкостью покончат со спецами, Хан немного лукавил: в этих двух отрядах в общей сложности насчитывалось около полусотни бойцов.
— Пожалуй, да, — Аслан согласно кивнул. — Хамзат, я уже отправил наблюдателей, они сообщат, когда русские начнут движение.
— Ты правильно сделал, Аслан. Поставь задачу Юсупу и Мусе, но не спеши отсылать всех прочих. Возможно, Аллах ещё внемлет моим молитвам…
* * *— «Центр» — «Соколу», «Центр» — «Соколу», приём. — Радист сержант Аникулин прислушался, но не услышал ничего, кроме шипения. — «Центр» — «Соколу», «Центр» — «Соколу», приём.
И снова тишина.
— Гриш! — позвал он сидевшего рядом с группником Юфкина.
— Что у тебя?
— Нет связи, — Аникулин виновато опустил глаза и попробовал перенастроить антенну.
— Походи, может чуть в стороне будет, и бегущую волну растяните… Азимут, — Юфкин на некоторое время умолк, доставая из разгрузки группника карту. — Азимут двести семьдесят. И живее Аника, живее!
— Сёмён! — старший радист, окликнув свой второй номер, поднялся и, подхватив радиостанцию, направился в сторону указанного Юфкиным бугорка. Минут десять, а то и больше они пытались достучаться до «Центра», но всё было напрасно.
— Не выходит! — Аникулин опустился на корточки напротив лежавшего в полубессознательном состоянии группника.
— Свяжитесь с «Мавром», работайте через него, — губы Иволгина едва шевелились.
— Сколько до сеанса связи? — обратился к радисту, по-прежнему сидевшему возле командира, Юфкин.
Старший радист взглянул на часы.
— Пять минут.
— Будь на приёме, как только «Мавр»…
— Знаю, — Аникулин не стал даже дослушивать, встал и направился к сидевшему подле радиостанции Семёнову.
— На приёме, — отозвался далекий голос Лисицына.
— Передай в «Центр» у нас «трёхсотый», подрыв, требуется эвакуация, прошу дать место эвакуации в районе могильника. Как понял? Приём.
— Понял тебя, подрыв, «трёхсотый», прошу место эвакуации в районе могильника, передаю «Центру», оставайся на связи. — И снова через несколько минут: — «Центр» спрашивает кто? Характер ранения? Обстоятельства подрыва? Как понял? Приём.
— О, блин! — выругался слышавший сказанное Юфкин. — Передавай, — он уже полностью взял на себя роль командира группы. — «Трёхсотый» старший «Сокола», подрыв на ПФМ, характер ранения — перебита кисть, посечены, — сержант хотел сказать глаза, но вовремя сдержался, — лицо, большая потеря крови. Требуется срочная эвакуация.
Радиограмма ушла в ПВД.
Получив подробный доклад о подрыве, командир отряда не колебался ни минуты. Он надеялся, что сержант справится с командованием группой, но рисковать не хотелось, и потому немедленно запросил Ханкалу.
Спустя некоторое время Аникулин принял радиограмму следующего содержания.
«Оставаться на месте, ждать эвакуацию всей группы вертолётным способом, подготовить площадку для приземления».
Услышав приказ, Юфкин поручил заботу о командире Семёнову, а сам отправился на поиски площадки, подходящей для приземления Ми — восьмого.
Впопыхах о найденных следах противника сообщить как-то забыли…
* * *Хан ещё раздумывал над дальнейшими планами, когда неожиданно появившиеся вертолеты забрали спецназовскую группу всю целиком. Получив доклад от наблюдателей, амир понял: сегодня Аллах наконец-то встал на его сторону.
* * *Пятый день боевого задания порадовал чистым небом и, как следствие, теплыми лучами встающего над горизонтом солнца. Пасмурная погода, властвовавшая над предгорьями все предыдущие дни, в ночь разродилась мелким дождиком и, видимо полностью исчерпав свои силы, истаяла в легкую сиреневую дымку, ещё висевшую у края далеких белопиких гор. Еще по-весеннему свежие листья, умытые ночным дождём, блестели темно-зелеными изумрудами. Кузнецов, успевший проснуться задолго до того, как первые лучи солнца опустились на занятый разведчиками взгорок, нависавший прямо над вогнутой и уходящей чуть вправо седловиной хребта, слегка взбодрившись, меланхолично наблюдал, как выползает над горизонтом огромное кровавое светило, как его лучи, неспешно продвигаясь вперёд, гонят перед собой отступающую тень, как окрашивается в цвета прежде однообразно-серый пейзаж. Сразу у подножия на небольшой луговине, метрах в трехстах, стали различимы темные туши гуляющих кабанов. До этого невидимые, но напоминавшие о своем присутствии беспрестанным ворчанием и взвизгиванием, они теперь виделись совершенно отчётливо. Можно было, даже не поднимая бинокля, выделить крупного вожака, мирно ковырявшего носом огромный серо-коричневый муравейник, чуть меньшую по размерам и беспрестанно поворачивающую голову кабаниху, и пяток пасущихся рядом годовалых подсвинков. Неожиданно что-то привлекло внимание свиньи, а может быть об этом «что-то» она подозревала давно и только теперь окончательно насторожилась. Она подняла вверх морду, испуганно хрюкнула и кинулась в сторону ближайших кустарников. Тотчас повинуясь её команде, туда же побежали бестолково толкающиеся подсвинки. Один лишь старый кабан-секач ещё некоторое время оставался на поляне, ковыряясь в наполовину разворошённом муравьином доме, но, в конце концов, и он, втянув ноздрями воздух, обеспокоенно завертел головой, развернулся и потрусил вслед за убегающей стаей. Такое поведение животных не могло не насторожить. Олег откинул в сторону брезентовый край плащ-палатки и, потянувшись за лежавшим под укрывающей пленкой биноклем, увидел рядового Есина, буквально метнувшегося в его сторону. Причём сделать это он умудрился почти ползком, точнее пригибаясь до самой земли.
