Сергей Соболев - Враг моего врага
Антон, стоявший в это время в коридоре, кашлянул в кулак.
– Я пойду к себе, – сказал он. – Не буду вам мешать. Женщины тоже ушли. Так что можете говорить свободно.
На женской половине действительно воцарилась тишина. И даже свет там погас…
– Руст, присаживайся, дорогой! – Мокрушин, уже успевший ощутить себя здесь хозяином, придвинул к столику второе кресло, стоявшее до этого у стены. – Я сейчас гляну, что там есть в холодильнике…
– Я н-нэ голоден, – сказал кавказец. – И я нэ надолго, да? Вот, решил тебя увидеть. Извини, друг, н-нэ смог в госпиталь к тебе приехать! Был сильно занят, да. А так… так знаю а-аба всем, что тут пра-аисходит!
– Мне Юрьич сказал, что ты в Москве. Но ни словом не проговорился, что тебя тоже привезут в Лесной.
– Что значи-ит, при-ивезут?! – Руст, на котором был одет довольно щеголеватый костюм и белоснежная сорочка, усмехнулся. – Я тут живу! Не знал?
Рейндж бросил на него удивленный взгляд.
– Так это… это твой, что ли, особняк?
– Этот? Н-нэт… Соседний – мой. А этот дом, в котором мы сидим, был построен для…
Рустам посмотрел на бутылку.
– Ты выпиваешь, брат?
– Как видишь.
– А что пьешь?
– Виски.
– Налей себе. И мне – тоже.
Рейндж налил.
– Ты же вроде не пьешь, Рустам?
– Не пью.
– Насколько я помню, ты вообще не употребляешь алкоголь.
– Верно, брат. Так и есть.
Мокрушин поставил перед ним на низкий столик стакан, наполненный на треть скотчем. Рустам взял посудину левой рукой; на правой у него недостает двух пальцев, указательного и среднего.
– Я видел, как он погиб, – сказал Темиров. – Ничего, кажется, н-нэ мог сделать! Н-нэ мог воспри-ипятствовать! Но все равно чувствую себя виноватым. Он ведь был мне… как старший брат!..
– Так это ты… ты записывал разговор в кафе? – перейдя на шепот, спросил Мокрушин. – И ты… как ты сам-то уцелел?!
– На все воля Всевышнего, да славится имя Его, – сказал Рустам. – Давай помянем. Как говорят у вас, у православных? Он ведь крещеный был, так?
– Да упокоится душа раба Божьего Алексея, преждевременно ушедшего от нас в мир иной…
Сказав эти как бы сами собой пришедшие слова, Мокрушин вздохнул, а затем, вслед за кавказцем, выпил за упокой души Алексея Супруна.
– У тебя тут, слышал, харем?[48]
– Харам? – переспросил Мокрушин.
– Н-нэ, какой харам? Где женщин несколько, а мужчина – а-адын!
– А-а… гарем?! Ну да. Скорее, тут не гарем, а дурдом! Кстати, а откуда ты знаешь про местный гарем?
– Знаю. И про Малику знаю. Генерал рассказал.
– Еще по одной?
– Н-нэт, мне хватит. Для меня спиртное – харам! А ты себе налей! Ты в другой вере, тебе можно!
Мокрушин не стал пока добавлять; залиться вискарем никогда не поздно. Особенно если ты чувствуешь себя самым одиноким на свете человеком… Наверняка и Рустам точно так же ощущает себя «волком-одиночкой». Хотя кто знает?.. Может, у него есть где-то родной человек, есть любимая женщина, которая его ждет.
– Тебе, брат, жэниться бы надо, – словно прочитав его мысли, сказал Темиров. – Ты уже был когда-то жэнат, да?
– Было дело, – неохотно сказал Мокрушин. – Полгода прожили и разбежались. Какая нормальная женщина согласится жить с таким отвратным типом, как я? Абсурд.
– На каждый товар есть свой купец. Ты хороший человек… Настоящий! Просто ты еще н-нэ встретил с в о ю женщину.
– Может, ты и прав. А к чему этот наш разговор про женщин, Руст? Слушай… – У Мокрушина вдруг сложилась в голове если и не вся, то значительная часть мозаики. – Слушай, друг мой… Тебя, я так понимаю, тоже подписали?
Он попытался найти другую, более четкую формулировку тому, что вокруг него происходит несколько последних дней. Но Рустам понял, что именно хотел у него спросить Мокрушин.
– Мужчина н-нэ должен бегать от своих врагов. Но и глупцом н-нэ должен си-ибя выставлять! Про Колобнева уже знаешь, да?
– Пропал Леший. Нехорошие предчувствия… Нас пятеро уцелело… Ну, ты понимаешь, о чем я говорю!
– Н-нэ маленький, понимаю! А после того, что случилось в Фатихе… У меня тоже появилась мысль, что надвигается какая-то жёп-па!
Кавказец, заметив прислоненный к боковине кресла посох, вдруг заинтерсовался этим предметом.
– Что это у ти-ибя такое, а? Можно па-асматреть?
– А-а, это… Кстати, сувенир из Гори!
Мокрушин передал посох Темирову. Тот какое-то время разглядывал его. Потом, проведя пальцами по орнаменту справа налево, бросил на Мокрушина странный взгляд.
– Откуда, говоришь? Из Гори? А где ты там его па-адабрал?
– Ну дык из бункера! Я ж там ногу сломал! Это уже когда мы внутрь через «браму» проскочили! Так, на одной ноге, и пришлось там воевать с этой их сворой! Ты же снаружи, Руст, остался?!
– Сам пр-риказал, да?!
– Так я ж не о том. Когда мы выгреблись оттуда… Еле ноги унесли!.. Ты ж все это видел, как я понимаю!
– Видел, да. И как вертушки за вами прилетели, тоже видел!
– Ну вот. Ты оттуда сам потом выбирался, а мы вчетвером на «мишке» отскочили! И своих «двухсотых» забрали! Если бы не вертолетчики, нам бы амбец пришел… Мы уже держались на зубах!
– Так я так и н-нэ понял, откуда это у ти-ибя? – Темиров бережно прислонил «посох» обратно к спинке кресла, в котором сидел Мокрушин. – Там, в том бункэре нашел? На а-абъекте «Зебра»?
– Это Лешего была инициатива! Я его спрашивал, когда он в госпиталь ко мне наведался: откуда взялась эта палица? Он сказал, что нашел ее возле одного из «жмуров». А именно у того, кто был, по нашим прикидкам, старшим из той компании, которым мы сели на хвост! Леший мне уже в вертушке из этой «палицы» шину сделал, примотал ее к ноге… На этом же «Ми-8», после посадки в Дзау, где нам оказали первую медпомощь, остатки нашей группы перевезли во Владикавказ, в окружной госпиталь. Я так с этой вот палкой заместо шины и попал на стол к хирургу – там мне осколок из бедра извлекли и наложили нормальные шины на сломанную ногу. И уже оттуда нас с Лешим и Лазарем отправили на аэродром. Потом транспортником в Чкаловский, оттуда сразу в госпиталь и на столы к «мясникам»… Ну и этот вот «посох», – Мокрушин, заканчивая рассказ, коснулся рукой деревянного набалдашника, – путешествовал вместе со мной. Мне его вернули в день выписки из госпиталя…
– Ти-ибе тоже надо его вернуть, – негромко сказал Темиров. – При первом же удобном случае, да.
– Я тебя не понял, – Рейндж бросил на него удивленный взгляд. – Я эту вот палицу не воровал… Случайно она у меня оказалась! Военный трофей. Решил оставить себе ее на память об известных тебе событиях. Да и при ходьбе удобно опираться… Я же, блин, теперь хромой! А что с этой штуковиной не так? Ты явно что-то не договариваешь!
– Хорошо, что забрали, хорошо, что вывезли оттуда! Но буди-ит совсем хорошо, если ты сам отдашь… Это будет ха-ароший, правильный па-аступок!! Ты не смотри так на меня… Я сам н-нэ очень грамотный!
– Ты ведь прилично знаешь арабский? Что там написано, на этом посохе?
Темиров провел двумя руками по лицу, как будто умывался или свершал намаз. Потом, понизив голос, сказал:
– Я разобрал имя одного из Тех, о ком поведал в своих проповедях Пророк Мухаммет, о ком можно прочесть в К…уране!.. Но а-аб этом как-нибудь при случае, да. А теперь о наших делах.
Темиров забрался трехпалой рукой во внутренний карман пиджака. Вытащив оттуда конверт с несколькими фотоснимками, передал его Мокрушину.
– Дэ-эржи, брат! Я, когда в Лесной из города выезжал, успел с Андреем поговорить!
– Ты видел Кондора? Сегодня?
– Видел, да. Я с ним поговорил и сразу выехал сюда, в Лесной. Он сейчас сильно занят!! У них много работы, да? Вернулся из Егорьевска… Его туда пра-асыли приехать! Он велел тебе передать кое-что, чтоб и ты па-асматрел! Па-агляди, да.
Рейндж вытряхнул из конверта снимки: всего их там было пять штук. Чуть передвинулся, чтобы свет от бра ложился на фото, и стал их разглядывать.
– Андрей сказал, что сегодня а-абнаружили «лежку» в Па-адмасковье! – вновь заговорил Темиров. – Нашли там много взрывчатки! А-аружие! Рации! Пояса шахидок! На фото это есть, да. Потом, сказал, передаст или сам привезет видео! Говорил, что это все важно для нас!
– Эфэсбэшники накрыли их логово, я так понял? А кого-нибудь удалось прихватить из их компании?
– Н-нэ, самих банды-ытов не поймали, они успели у-уйти! Кажется, это та же ка-аманда, да?! Так сказал Андрей…
Внимание Мокрушина приковал один из фотоснимков. Тот самый, на котором была запечатлена какая-то девушка (судя по длинным волосам, именно девушка, а не парень) с окровавленным лицом, лежащая на дне неглубокой ямы.
– А это кто такая? Вот эта вот… Девушка?.. Женщина?.. Это вот существо в яме? Ее застрелили, что ли? Или это ее так «запытали»?
– Андрей сказал, что ее сва-аи же и убили! Там еще три дэ-эвушки были! И двое мужиков с ними! Есть мн-нэние, что они были тоже будущие шахидки.
